Прошло шесть недель, я уже подумал, что из этого ничего не получится. Потом, однажды ночью, возвращаясь домой, я услышал голос сзади меня:
— Друг Талоса здесь.
Я выдержал искушение и не повернулся, но ответил:
— Следуй за мной на расстоянии четырех шагов.
Я знал, что кто-то следит за мной, и не хотел вызывать никаких подозрений. Не оборачиваясь и не замедляя шаг, я умудрился сообщить ему время и место нашей встречи. Затем я услышал, как он уходит.
Встретились мы несколько дней спустя в заброшенной хижине на моей собственной земле. Разговор наш был длинный и трудный; он чрезвычайно недоверчивый человек. Он хотел, чтобы я представил ему доказательства того, что ты жив и доверяешь мне. Я это сделал и сказал ему, что скоро ты снова будешь здесь, чтобы осуществить наш план.
— Но как ты понял, что можешь доверять ему? — спросил Клейдемос.
— Этот человек был с тобой при Платеях, — спокойно ответил Павсаний, — и мне известно, что он заглядывает к женщине, которую ты считаешь своей матерью, в домик на горе Тайгет. Когда я упомянул о нем в нашу последнюю встречу, ты не мог скрыть свои чувства. Этот человек очень дорог тебе, разве не так?
— Да, он мне дорог, — согласился Клейдемос.
— Скажи мне, кто он на самом деле?
— Я и сам не знаю, кто он в действительности, — ответил Клейдемос. — Он появился, когда умер мой дедушка Критолаос. При нашей встрече из его слов я понял, что он появился, чтобы помочь мне и защищать меня, что я могу доверять ему. Он знал тайну великого лука.
— Лука, украшенного головой волка Мессении?
— Да, но не только. Здесь кроется нечто значительно большее, больше того, что я могу понять. Но, поведай мне, что сказал Карас?
— Что он готов присоединиться к нам, но не сделает ни единого движения, пока ты не вернешься сам, чтобы подтвердить каждое мое слово.
— Он не сказал ничего больше?
— Нет. Когда мы закончили нашу беседу, он встал и исчез. Я не виделся с ним больше.
Пока царь говорил, Клейдемос вспоминал свое прошлое. Глаза своей матери, наполненные печалью, бычью голову Караса, его низкий голос… Он понял, как ужасно он хотел вернуться обратно.
— Когда я смогу уйти? — спросил он царя. Глаза выдавали его страстное желание.
— Ты должен быть терпеливым, — ответил царь, кладя свою руку ему на плечо. — Я знаю, что ты чувствуешь, и я понимаю, что ты очень хочешь вернуться. Но есть и другие важные дела, которые нужно сделать в первую очередь. Ты должен немедленно доставить мой ответ Великому царю к сатрапу в Даскилей. Когда у нас будет персидское золото, я наберу армию и снаряжу флот: вот так мы вернемся в Спарту. Мы поднимем илотов, равные будут на моей стороне, поддержат меня, я поведу их на Платеи.
Клейдемос опустил голову.
— Как пожелаешь. Когда я должен отправляться?
— Немедленно. У нас очень мало времени. Ты отправишься до того, как на небе появится луна.
Клейдомос отбыл, но это была не единственная миссия, которую он должен был выполнить в Даскилее. В течение зимы он возвращался туда несколько раз, всегда соблюдая все меры предосторожности.
Однако в начале следующей весны оправдались все наихудшие опасения Павсания: афинский флот под командованием Кимона появился на входе в Босфор, флотоводец приказал ему покинуть город. Приказ имел и вторую подпись, — подпись спартанских властей.
Сначала Павсаний пытался сопротивляться, но прекрасно понимал, что не сможет один выдержать длительную блокаду города с моря. Не чувствовал он также, что может полностью доверять наемникам, которых он завербовал на золото, полученное от персов.
Он покинул Византий и маршем двинулся в Троаду, останавливаясь в местечке, расположенном недалеко от Даскилея, где Клейдемос и встретился с ним.
Его положение уже было поставлено под серьезную угрозу, и даже персы относились к нему с отчуждением. У него был единственный выход из создавшегося положения: совершить попытку осуществить свой план в Спарте.
Пришло время и Клейдемосу покинуть Азию и вернуться в Лаконию. Официальной причиной послужило то, что он не предполагает оставаться в подчинении командующего, которого не признает свое собственное правительство, и что он намерен сделать доклад непосредственно эфорам и старейшинам.
— Прощай, Клейдемос, — сказал царь, беря его руку, — все наши надежды теперь в твоих руках. Не падай духом: я вернусь, и ты увидишь, что еще все не потеряно.
— Прощай, мой царь, — ответил Клейдемос. — Когда ты вернешься, я буду ждать тебя в доме Клеоменидов. Там мы и встретимся снова, если боги так захотят.
Он сел верхом на коня и поскакал в сторону Кизика.
Павсаний пошел обратно к своей штаб-квартире, ведя лошадь за повод. Был прекрасный день. Дул освежающий легкий ветерок, огромные белые облака плыли по чистейшему небу.
— Если ветер дует с суши на море, то день подходит грекам, чтобы выйти в море… По крайней мере, так гласит пословица, — думал царь Спарты, поворачиваясь назад, чтобы взглянуть на Эгейское море, сияющее вдали как зеркало, которое выпало из руки богини.
Облако закрыло солнце, и царь медленно пошел по дороге.
***
Клейдемос высадился в Гифеуме. Лошадь спустили с судна на берег, и он отправился в Спарту.
Было раннее утро, и он рассчитывал попасть в окрестности города до заката солнца, чтобы дать эфорам согласованный с Павсанием отчет.
Вскоре он добрался до правого берега Еврота и следовал по его руслу целый день. Рано утром, приближаясь к городу Фар, он увидел горы Тайгета. На расстоянии он попытался пристально рассмотреть вид, открывающийся перед ним, жадными глазами исследуя вершины, расщелины и леса, пока ему не удалось найти то место, где, как он надеялся, его ждала женщина, которую он не прекращал называть матерью.
Он съел кусок хлеба с большим куском сыра, доставая все из заплечного мешка, и запил речной водой. Затем стал готовиться, чтобы войти в Спарту.
Он надел кирасу и наголенники. Достал большой щит, украшенный изображением дракона из кожаного мешка, и повесил его у седла. Затем натянул шлем с тремя темно-красными гребнями и верхом на коне поехал к городу.
Стражник, который увидел его с наблюдательной башни, был потрясен: воин, торжественно приближающийся на своем нисейском боевом коне, закованный в сверкающие доспехи, казался самим величественным Аристархом, возвращающимся из загробного мира.
Только тогда, когда всадник приблизился к нему, он стал понимать, кто это может быть на самом деле. Он внимательно наблюдал за ним, пока тот пробирался среди домов и затем исчез в лабиринте улиц.
Клейдемос направился к площади, где стоял Дом Совета и попросил одного из охранников сообщить о нем.
— Скажи, что Клейдемос, сын Аристарха, Клеоменид, командующий четвертым отрядом Фракии, просит приема.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
— Друг Талоса здесь.
Я выдержал искушение и не повернулся, но ответил:
— Следуй за мной на расстоянии четырех шагов.
Я знал, что кто-то следит за мной, и не хотел вызывать никаких подозрений. Не оборачиваясь и не замедляя шаг, я умудрился сообщить ему время и место нашей встречи. Затем я услышал, как он уходит.
Встретились мы несколько дней спустя в заброшенной хижине на моей собственной земле. Разговор наш был длинный и трудный; он чрезвычайно недоверчивый человек. Он хотел, чтобы я представил ему доказательства того, что ты жив и доверяешь мне. Я это сделал и сказал ему, что скоро ты снова будешь здесь, чтобы осуществить наш план.
— Но как ты понял, что можешь доверять ему? — спросил Клейдемос.
— Этот человек был с тобой при Платеях, — спокойно ответил Павсаний, — и мне известно, что он заглядывает к женщине, которую ты считаешь своей матерью, в домик на горе Тайгет. Когда я упомянул о нем в нашу последнюю встречу, ты не мог скрыть свои чувства. Этот человек очень дорог тебе, разве не так?
— Да, он мне дорог, — согласился Клейдемос.
— Скажи мне, кто он на самом деле?
— Я и сам не знаю, кто он в действительности, — ответил Клейдемос. — Он появился, когда умер мой дедушка Критолаос. При нашей встрече из его слов я понял, что он появился, чтобы помочь мне и защищать меня, что я могу доверять ему. Он знал тайну великого лука.
— Лука, украшенного головой волка Мессении?
— Да, но не только. Здесь кроется нечто значительно большее, больше того, что я могу понять. Но, поведай мне, что сказал Карас?
— Что он готов присоединиться к нам, но не сделает ни единого движения, пока ты не вернешься сам, чтобы подтвердить каждое мое слово.
— Он не сказал ничего больше?
— Нет. Когда мы закончили нашу беседу, он встал и исчез. Я не виделся с ним больше.
Пока царь говорил, Клейдемос вспоминал свое прошлое. Глаза своей матери, наполненные печалью, бычью голову Караса, его низкий голос… Он понял, как ужасно он хотел вернуться обратно.
— Когда я смогу уйти? — спросил он царя. Глаза выдавали его страстное желание.
— Ты должен быть терпеливым, — ответил царь, кладя свою руку ему на плечо. — Я знаю, что ты чувствуешь, и я понимаю, что ты очень хочешь вернуться. Но есть и другие важные дела, которые нужно сделать в первую очередь. Ты должен немедленно доставить мой ответ Великому царю к сатрапу в Даскилей. Когда у нас будет персидское золото, я наберу армию и снаряжу флот: вот так мы вернемся в Спарту. Мы поднимем илотов, равные будут на моей стороне, поддержат меня, я поведу их на Платеи.
Клейдемос опустил голову.
— Как пожелаешь. Когда я должен отправляться?
— Немедленно. У нас очень мало времени. Ты отправишься до того, как на небе появится луна.
Клейдомос отбыл, но это была не единственная миссия, которую он должен был выполнить в Даскилее. В течение зимы он возвращался туда несколько раз, всегда соблюдая все меры предосторожности.
Однако в начале следующей весны оправдались все наихудшие опасения Павсания: афинский флот под командованием Кимона появился на входе в Босфор, флотоводец приказал ему покинуть город. Приказ имел и вторую подпись, — подпись спартанских властей.
Сначала Павсаний пытался сопротивляться, но прекрасно понимал, что не сможет один выдержать длительную блокаду города с моря. Не чувствовал он также, что может полностью доверять наемникам, которых он завербовал на золото, полученное от персов.
Он покинул Византий и маршем двинулся в Троаду, останавливаясь в местечке, расположенном недалеко от Даскилея, где Клейдемос и встретился с ним.
Его положение уже было поставлено под серьезную угрозу, и даже персы относились к нему с отчуждением. У него был единственный выход из создавшегося положения: совершить попытку осуществить свой план в Спарте.
Пришло время и Клейдемосу покинуть Азию и вернуться в Лаконию. Официальной причиной послужило то, что он не предполагает оставаться в подчинении командующего, которого не признает свое собственное правительство, и что он намерен сделать доклад непосредственно эфорам и старейшинам.
— Прощай, Клейдемос, — сказал царь, беря его руку, — все наши надежды теперь в твоих руках. Не падай духом: я вернусь, и ты увидишь, что еще все не потеряно.
— Прощай, мой царь, — ответил Клейдемос. — Когда ты вернешься, я буду ждать тебя в доме Клеоменидов. Там мы и встретимся снова, если боги так захотят.
Он сел верхом на коня и поскакал в сторону Кизика.
Павсаний пошел обратно к своей штаб-квартире, ведя лошадь за повод. Был прекрасный день. Дул освежающий легкий ветерок, огромные белые облака плыли по чистейшему небу.
— Если ветер дует с суши на море, то день подходит грекам, чтобы выйти в море… По крайней мере, так гласит пословица, — думал царь Спарты, поворачиваясь назад, чтобы взглянуть на Эгейское море, сияющее вдали как зеркало, которое выпало из руки богини.
Облако закрыло солнце, и царь медленно пошел по дороге.
***
Клейдемос высадился в Гифеуме. Лошадь спустили с судна на берег, и он отправился в Спарту.
Было раннее утро, и он рассчитывал попасть в окрестности города до заката солнца, чтобы дать эфорам согласованный с Павсанием отчет.
Вскоре он добрался до правого берега Еврота и следовал по его руслу целый день. Рано утром, приближаясь к городу Фар, он увидел горы Тайгета. На расстоянии он попытался пристально рассмотреть вид, открывающийся перед ним, жадными глазами исследуя вершины, расщелины и леса, пока ему не удалось найти то место, где, как он надеялся, его ждала женщина, которую он не прекращал называть матерью.
Он съел кусок хлеба с большим куском сыра, доставая все из заплечного мешка, и запил речной водой. Затем стал готовиться, чтобы войти в Спарту.
Он надел кирасу и наголенники. Достал большой щит, украшенный изображением дракона из кожаного мешка, и повесил его у седла. Затем натянул шлем с тремя темно-красными гребнями и верхом на коне поехал к городу.
Стражник, который увидел его с наблюдательной башни, был потрясен: воин, торжественно приближающийся на своем нисейском боевом коне, закованный в сверкающие доспехи, казался самим величественным Аристархом, возвращающимся из загробного мира.
Только тогда, когда всадник приблизился к нему, он стал понимать, кто это может быть на самом деле. Он внимательно наблюдал за ним, пока тот пробирался среди домов и затем исчез в лабиринте улиц.
Клейдемос направился к площади, где стоял Дом Совета и попросил одного из охранников сообщить о нем.
— Скажи, что Клейдемос, сын Аристарха, Клеоменид, командующий четвертым отрядом Фракии, просит приема.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98