Вы были чересчур малы и не можете припомнить одного страшного эпизода в моей жизни. Знайте же, что мой отец, граф де Сент-Валье, участвовавший в победе Бурбона Констабля, был приговорен к смертной казни. Заговор был страшный, бунтовщики с оружием в руках восстали против законной власти; суд был строгий, но вполне справедливый; никто из родственников приговоренных не осмелился просить милости у его величества. Тогда Господь Бог внушил мне смелую мысль: я проникла в Лувр, подождала прихода его величества и, когда он показался, упала к его ногам.
— Вы, вы… — почти крикнул дофин с выражением ревности к отцу, славившемуся своими любовными похождениями, — вы были у него, и он вас принял?
— Да, принял как дочь, умолявшую его о помиловании отца, приговоренного к смерти.
В голосе красавицы звучало столько благородных нот, меланхолических, с оттенком легкого упрека Генриху.
— Король, увидя меня на коленях, поднял меня, с участием расспросил о моем горе, рекомендовал особому вниманию своей матери Луизы Савойской, и, в конце концов, о милый принц, разве я могу забыть это — король исполнил мою просьбу, и спустя несколько часов я обнимала моего отца.
— Ну, а потом вы не виделись больше с королем? — спросил дофин.
— Нет, ваше высочество, — гордо отвечала Диана. — Спустя несколько недель я вышла за графа де Брезей, имя которого я с достоинством носила…
Генриху показалось, что на глазах красавицы блеснули слезы — и он упал е ее ногам.
— Простите, прелестная Диана, — молил он, — простите, любовь к вам помрачила мой разум. Но мне кажется, в мире не существует смертного, который не преклонился бы пред вашей красотой… не отталкивайте меня, Диана, иначе, даю вам слово Валуа, я… совершу убийство. О, Диана, — продолжал дофин, — прошу вас, сжальтесь надо мной, и вы будете спасительницей Франции.
— Ваше высочество, прошу вас встать, — проговорила в испуге графиня, — я слышу чьи-то шаги, сюда могут войти. — И действительно кто-то постучал в дверь маленького зала, вошла горничная и сказала: «Преподобный отец Лефевр ожидает ваше сиятельство для духовного совещания».
— Попросите преподобного отца быть так любезным пройти в молельню, — отвечала графиня. — Простите, монсеньор, — обратилась она к принцу, — я иду беседовать с Господом Богом при посредстве его благочестивого служителя.
— Вы святая! — вскричал принц, целуя руки графини. Томный взгляд, полный любви, был ответом красавицы на горячий порыв влюбленного Генриха.
Проводив его до дверей, графиня отправилась в молельню, где ожидал ее отец Лефевр. Если бы сын Франциска I мог видеть графиню в эту минуту, его любовь к ней несколько поостыла бы. Выражение лица графини дышало злобной радостью, по губам скользила улыбка презрения и насмешки. Идеальная красота кроткой добродетельной вдовы исчезла, и ее заменила какая-то фурия, раба темных, грязных страстей.
ПРЕПОДОБНЫЙ ОТЕЦ ЛЕФЕВР
Накинув на свои обнаженные плечи мантилью, Диана прошла зал, где она принимала принца, и отправилась в молельню.
Отец Лефевр мало изменился с тех пор, как мы видели его между храмовыми рыцарями, приставшими к Игнатию Лойоле, основателю общества ордена Иисуса. Он был высок ростом, глаза его были вечно опущены, но когда он их подымал, в них не трудно было заметить огонь злобы и надменности. Графиня приветствовала его низким, почтительным поклоном, на который монах отвечал ей еле заметным кивком головы.
— Простите, святой отец, — проговорила графиня, — если я не тотчас же явилась сюда, но один важный посетитель…
— Вы, вероятно, для посетителей обманываете своего духовного отца?
— Я обманываю? — вскричала с ужасом графиня.
— Да, вы. К чему было менять светский наряд, набрасывать мантилью на плечи, разве глаз священника может смущаться тем, что возбуждает восхищение в светских людях?
Графиня уже имела случай убедиться не раз, что духовнику известны все ее дела и помышления.
— Простите, святой отец, я согрешила.
Иезуит пожал плечами.
— Грех? Нет, вы должны знать, дочь моя, что мы очень осторожно называем грехом некоторые деяния людей. Впрочем, не будем больше говорить об этом; вы, вероятно, пришли исповедаться?
— Да, святой отец, больше чем когда-нибудь я нуждаюсь в ваших мудрых советах.
— Я не откажу вам в них, дочь моя. Общество Иисуса благословлено Самим Господом, оно руководит совестью всех верных католиков, от простого селянина до властителя. Вы можете покаяться мне в ваших грехах, я вам отпущу их и открою путь к небу.
— Отец мой, — сказала Диана, — я должна исповедаться вам в весьма серьезном деле; но сперва я хотела бы знать… правда ли… как говорят…
— Позвольте мне докончить, дочь моя, — прервал ее иезуит. — Вы хотите знать, что братья общества Иисуса более снисходительны к исповедующимся, чем другие духовники, и справедливо ли они находят способ уменьшать в глазах грешника тяжесть его падения, примиряя его с Богом без особой кары… это вы хотели знать, дочь моя?
— Да, преподобный отец.
— Лишь одни неверующие считают это грехом, — сказал иезуит. — Но нужно понимать нас, мы так же строги, как и другие, если грех совершен со злым умыслом. Когда же обстоятельства сложились так, толкали человека на греховное деяние, мы прощаем падение.
— Я вас не совсем поняла, — сказала задумчиво молодая вдова.
— В таком случае, я поясню примером. — Мы знаем одну молоденькую девушку, которая, увидя проходящего красивого и храброго короля, побежала ему навстречу, бросилась к его ногам и предложила ему свою невинность; эта молодая девушка была бы потерянная женщина, бесстыдная куртизанка, присужденная к мукам ада…
— И что же? — спросила, задыхаясь, Диана.
— Но цель, с которой она это сделала, вполне ее оправдывала. Ценою своего падения она купила жизнь родному отцу и таким образом вместо падшей грешницы сделалась героиней, второй Юдифью.
— Боже! Святой отец, что вы говорите, — вскричала графиня.
— Может быть, вы знаете такую самоотверженную девушку? — спросил совершенно спокойно отец Лефевр.
Диана с отчаянием опустила руки. «Им все известно, — промелькнуло у нее в голове, — они все знают, а я, глупая, еще хотела мериться с ними… С такими союзниками я буду — все, без них — ничто; о, мне необходимо решиться». И, повернувшись к иезуиту, она спросила:
— Отец мой, угодно ли вам выслушать мою исповедь?
— Я готов, дочь моя, — отвечал иезуит.
— Вы знаете, святой отец, что я дочь графа де Сент-Валье, этого благородного вельможи, который помог герцогу Бурбону в побеге, за что был приговорен к смертной казни. Никакие мольбы друзей и родных не могли укротить гнева короля Франциска. Тогда я побежала ко двору, бросилась к ногам монарха и… не правда ли, святой отец, это был страшный грех?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
— Вы, вы… — почти крикнул дофин с выражением ревности к отцу, славившемуся своими любовными похождениями, — вы были у него, и он вас принял?
— Да, принял как дочь, умолявшую его о помиловании отца, приговоренного к смерти.
В голосе красавицы звучало столько благородных нот, меланхолических, с оттенком легкого упрека Генриху.
— Король, увидя меня на коленях, поднял меня, с участием расспросил о моем горе, рекомендовал особому вниманию своей матери Луизы Савойской, и, в конце концов, о милый принц, разве я могу забыть это — король исполнил мою просьбу, и спустя несколько часов я обнимала моего отца.
— Ну, а потом вы не виделись больше с королем? — спросил дофин.
— Нет, ваше высочество, — гордо отвечала Диана. — Спустя несколько недель я вышла за графа де Брезей, имя которого я с достоинством носила…
Генриху показалось, что на глазах красавицы блеснули слезы — и он упал е ее ногам.
— Простите, прелестная Диана, — молил он, — простите, любовь к вам помрачила мой разум. Но мне кажется, в мире не существует смертного, который не преклонился бы пред вашей красотой… не отталкивайте меня, Диана, иначе, даю вам слово Валуа, я… совершу убийство. О, Диана, — продолжал дофин, — прошу вас, сжальтесь надо мной, и вы будете спасительницей Франции.
— Ваше высочество, прошу вас встать, — проговорила в испуге графиня, — я слышу чьи-то шаги, сюда могут войти. — И действительно кто-то постучал в дверь маленького зала, вошла горничная и сказала: «Преподобный отец Лефевр ожидает ваше сиятельство для духовного совещания».
— Попросите преподобного отца быть так любезным пройти в молельню, — отвечала графиня. — Простите, монсеньор, — обратилась она к принцу, — я иду беседовать с Господом Богом при посредстве его благочестивого служителя.
— Вы святая! — вскричал принц, целуя руки графини. Томный взгляд, полный любви, был ответом красавицы на горячий порыв влюбленного Генриха.
Проводив его до дверей, графиня отправилась в молельню, где ожидал ее отец Лефевр. Если бы сын Франциска I мог видеть графиню в эту минуту, его любовь к ней несколько поостыла бы. Выражение лица графини дышало злобной радостью, по губам скользила улыбка презрения и насмешки. Идеальная красота кроткой добродетельной вдовы исчезла, и ее заменила какая-то фурия, раба темных, грязных страстей.
ПРЕПОДОБНЫЙ ОТЕЦ ЛЕФЕВР
Накинув на свои обнаженные плечи мантилью, Диана прошла зал, где она принимала принца, и отправилась в молельню.
Отец Лефевр мало изменился с тех пор, как мы видели его между храмовыми рыцарями, приставшими к Игнатию Лойоле, основателю общества ордена Иисуса. Он был высок ростом, глаза его были вечно опущены, но когда он их подымал, в них не трудно было заметить огонь злобы и надменности. Графиня приветствовала его низким, почтительным поклоном, на который монах отвечал ей еле заметным кивком головы.
— Простите, святой отец, — проговорила графиня, — если я не тотчас же явилась сюда, но один важный посетитель…
— Вы, вероятно, для посетителей обманываете своего духовного отца?
— Я обманываю? — вскричала с ужасом графиня.
— Да, вы. К чему было менять светский наряд, набрасывать мантилью на плечи, разве глаз священника может смущаться тем, что возбуждает восхищение в светских людях?
Графиня уже имела случай убедиться не раз, что духовнику известны все ее дела и помышления.
— Простите, святой отец, я согрешила.
Иезуит пожал плечами.
— Грех? Нет, вы должны знать, дочь моя, что мы очень осторожно называем грехом некоторые деяния людей. Впрочем, не будем больше говорить об этом; вы, вероятно, пришли исповедаться?
— Да, святой отец, больше чем когда-нибудь я нуждаюсь в ваших мудрых советах.
— Я не откажу вам в них, дочь моя. Общество Иисуса благословлено Самим Господом, оно руководит совестью всех верных католиков, от простого селянина до властителя. Вы можете покаяться мне в ваших грехах, я вам отпущу их и открою путь к небу.
— Отец мой, — сказала Диана, — я должна исповедаться вам в весьма серьезном деле; но сперва я хотела бы знать… правда ли… как говорят…
— Позвольте мне докончить, дочь моя, — прервал ее иезуит. — Вы хотите знать, что братья общества Иисуса более снисходительны к исповедующимся, чем другие духовники, и справедливо ли они находят способ уменьшать в глазах грешника тяжесть его падения, примиряя его с Богом без особой кары… это вы хотели знать, дочь моя?
— Да, преподобный отец.
— Лишь одни неверующие считают это грехом, — сказал иезуит. — Но нужно понимать нас, мы так же строги, как и другие, если грех совершен со злым умыслом. Когда же обстоятельства сложились так, толкали человека на греховное деяние, мы прощаем падение.
— Я вас не совсем поняла, — сказала задумчиво молодая вдова.
— В таком случае, я поясню примером. — Мы знаем одну молоденькую девушку, которая, увидя проходящего красивого и храброго короля, побежала ему навстречу, бросилась к его ногам и предложила ему свою невинность; эта молодая девушка была бы потерянная женщина, бесстыдная куртизанка, присужденная к мукам ада…
— И что же? — спросила, задыхаясь, Диана.
— Но цель, с которой она это сделала, вполне ее оправдывала. Ценою своего падения она купила жизнь родному отцу и таким образом вместо падшей грешницы сделалась героиней, второй Юдифью.
— Боже! Святой отец, что вы говорите, — вскричала графиня.
— Может быть, вы знаете такую самоотверженную девушку? — спросил совершенно спокойно отец Лефевр.
Диана с отчаянием опустила руки. «Им все известно, — промелькнуло у нее в голове, — они все знают, а я, глупая, еще хотела мериться с ними… С такими союзниками я буду — все, без них — ничто; о, мне необходимо решиться». И, повернувшись к иезуиту, она спросила:
— Отец мой, угодно ли вам выслушать мою исповедь?
— Я готов, дочь моя, — отвечал иезуит.
— Вы знаете, святой отец, что я дочь графа де Сент-Валье, этого благородного вельможи, который помог герцогу Бурбону в побеге, за что был приговорен к смертной казни. Никакие мольбы друзей и родных не могли укротить гнева короля Франциска. Тогда я побежала ко двору, бросилась к ногам монарха и… не правда ли, святой отец, это был страшный грех?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79