— Да, сеньора Иоланда.
Морган поднял с земли увесистый сук, чтобы было на что опираться, и оба стали взбираться на лесистый пригорок.
Морган ступал осторожно, чтобы не разбередить рану. Время от времени он останавливался, оглядывался вокруг, опасаясь вероломного нападения похитителей лодки.
Лес, казалось, вымер. Попадались лишь немногочисленные стаи коричневых капуцинов — лохматых обезьян с длинными волосами на голове, образующими подобие капюшона.
Через десять минут Морган и Иоланда пересекли лес и вышли к реке. Здесь было неглубоко и можно было перебраться вброд.
— Позвольте перенести вас, сеньора, — сказал Морган. — Иначе вы промокнете.
Он нагнулся, чтобы взять девушку на руки, но тут засвистели стрелы, и из леса, размахивая тяжелыми палицами и потрясая луками, высыпали индейцы.
Морган живо обнажил палаш, заслонил грудью девушку и, размахивая клинком, остановил на миг нападающих.
— Стойте или я вас убью! — крикнул он по-испански.
Но индейцы и не думали подчиняться. Выстроившись полукругом, они направили луки в грудь флибустьера. Дело было скверно. На столь близком расстоянии индейцы, слывущие прекрасными стрелками, вряд ли могли промахнуться.
Понимая, что им обоим грозит смертельная опасность, Морган опустил палаш и грозно спросил:
— Чего вам надо от белого человека? Я вам не враг, почему вы на меня напали?
Один из индейцев, выше других ростом и с перьями пенелопы в волосах, сделал знак опустить луки и, подойдя поближе, тоже спросил по-испански:
— Кто ты и откуда идешь?
— Мы потерпели крушение, и буря нас выбросила на берег.
— Это ты убил одного из наших вождей, который со своим товарищем охотился на маипури (тапира) и не вернулся обратно?
— Может, ты говоришь о Кумаре? — с удивлением и радостью спросил Морган.
— Откуда тебе известно его имя? — спросил с неменьшим удивлением индеец.
— Пять дней назад мы встретились с ним и его товарищем на берегу. За ними гнались ойякуле, и он укрылся в моем лагере.
— Сюда приходили ойякуле? — спросил, вздрогнув, индеец.
— Да, они разлучили нас с Кумарой.
— А где теперь наш вождь?
— Не знаю. Он скрылся в лесу с моим товарищем и больше не появлялся.
— Клянешься, что ты его не убил?
— Клянусь, — сказал Морган.
Обратившись к своим товарищам, индеец сказал им что-то на непонятном языке, а затем обратился к Моргану, по-прежнему заслонявшему собой Иоланду:
— Я верю тебе, белый человек. Куда ты сейчас идешь?
— К морю. Надеюсь отыскать одну из наших больших лодок.
— Пойдем лучше к нам, в деревню. Она тоже на берегу, там, где лагуна выходит в море. Мы тебя хорошо примем, и можешь ничего не бояться. Ты знаешь, карибы теперь — друзья испанцев.
— Мы готовы следовать за тобой.
— Это твоя дочь? — спросил предводитель карибов.
— Нет, сестра, — ответил Морган.
— Она столь же отважна, как и красива.
— И умеет постоять за себя.
— Я беру ее под защиту, и никто не посмеет посмотреть на нее косо. Позавтракаем — и в путь.
Индейцы сели вокруг Моргана и Иоланды и вынули из своих пагара (нечто вроде плетеных корзин) свежевыловленную и уже запеченную рыбу, куски карнаку (оленины), бананы, галеты из маниоки и несколько сосудов с «кашири», крепким напитком, пьянящим при обильном потреблении, как водка.
Индейцев было человек сорок. Как и современные карибы, выжившие в условиях испанского, французского и голландского владычества, они были среднего роста, широкоплечие, мускулистые, с кожей красновато-желтого цвета, казавшейся еще более красной от постоянного смазывания смесью кокосового масла с мочой для защиты тела от укусов многочисленных москитов.
Круглолицые, с крупными чертами и несколько меланхолическим выражением лица, они отличались живым взглядом и чернотой довольно жесткой шевелюры.
Все их одеяние состояло из небольшой набедренной повязки с бахромой и разноцветными бусинами, зато запястья и шею украшало множество браслетов и ожерелий из звериных клыков, раскрашенных наконечников стрел, клювов тукана и горного хрусталя. У большинства нос был проткнут рыбьей костью, а под нижней губой висел кусочек красного дерева или черепаховой кости.
Окончив завтрак, прошедший в молчании — южноамериканские индейцы не любят разговаривать за едой, — все утолили жажду, а затем по сигналу приготовились к отправлению.
Моргана и Иоланду поставили за вождем, который в доказательство своих мирных намерений не отобрал у них палашей.
Пройдя часть пути по лесу, они с трудом пробились сквозь зеленые заросли и спустились к лагуне. Здесь, в небольшой бухте, стояли на причале семь длинных пирог, среди них — и принадлежавшая Моргану.
— Так это ты ее украл? — спросил Морган у предводителя отряда.
— Да, — ответил со смехом индеец. — Вчера вечером, сразу после захода солнца. В твоем лагере горели костры, я подкрался, чтобы посмотреть, кто это их жжет. Наткнулся на лодку и забрал ее. Она ведь не твоя.
— Да, Кумары, — ответил Морган.
— Я ее сразу узнал и подумал, это ты убил нашего вождя. Тогда я устроил засаду, чтобы отомстить за него.
— Ты все еще считаешь, что это я его убил?
— Нет, — ответил индеец. — Быстрее все в лодки.
Карибы заняли места в лодках, взяли в руки гребки, и маленькая флотилия тронулась в путь, направляясь к северу. Морган и Иоланда сели в пирогу вождя. Она была длинней и удобней остальных, так как посередине был устроен небольшой навес — «пьюпа», сплетенный из листьев вайи и марипы.
К вечеру лодки подошли к устью протоки, которая, похоже, сообщалась с морем, так как ее течение ощущалось еще в лагуне.
Индейцы раскинули лагерь на краю мыса и разожгли множество костров, чтобы отпугнуть диких зверей. Утром, с восходом солнца, все снова — погрузились в лодки и стали усердно грести.
К полудню протока неожиданно расширилась, и сразу у берега возникло селение на сваях, состоявшее из трех-четырех дюжин карбе — гигантских хижин с огромным навесом, длиной от шестидесяти до восьмидесяти и высотой до восемнадцати-двадцати футов, с крышами из тростника и листьев латании.
Вокруг частокола, окружавшего постройки, стояли на причале многочисленные лодки, выдолбленные из ствола кедра или бамбука.
На призыв воинов из карбе и аюпас — хижин, предназначенных для женщин, высыпали многочисленные индейцы, за ними повалили детишки, приветствовавшие прибытие эскадрильи пронзительными криками, от которых звенело в ушах.
Каноэ вождя, прибывшее первым, пристало к ближайшему частоколу, и сам вождь помог Моргану и Иоланде подняться на настил, на котором собрались меньшие вожди, носившие перья пенелоп и туканов в волосах.
Вождь обменялся с ними несколькими словами и, сделав удивленный жест, обратился к Моргану:
— Ты сказал правду, я очень рад, — произнес он по-испански.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65