Но к этому прибегнуть не пришлось: в то время как буйвол направился к некоему подобию просеки, проложенной среди зарослей стадом его сородичей, по обеим сторонам вдруг выросли, словно из-под земли, человеческие фигуры с луками, сумпитанами и ружьями в руках.
«Даяки!» — подумал Каммамури.
В то же мгновение раздался дружный залп из пяти ружей; буйвол, сраженный пятью пулями, подпрыгнул и свалился. Каммамури как мяч откатился в сторону. Ошеломленный падением, он не успел пошевелиться, как был связан по рукам и ногам и поднят на воздух.
— Кто вы? — кричал он в бессильной ярости. — Что вам нужно? Куда вы тащите меня? Будьте вы прокляты!
— Молчи! — ответил ему несший его даяк. — Молчи! Радуйся, что мы сейчас же не отрезали тебе голову… В моей коллекции она была бы недурным украшением!
Каммамури не оставалось ничего более, как подчиниться и молчать. Его уносил в дебри лесов небольшой отряд даяков. Этот отряд составлял только часть воинов, подстерегших буйвола. Остальные даяки опять разбрелись по лесу, по-видимому, разыскивая следы разведчиков.
Несколько часов даяки несли Каммамури по лесу. Наконец отряд оказался на большой прогалине, на краю которой находилась деревня, наполовину состоявшая из хижин, выстроенных на древесных стволах, высоко над землей. Маратха внесли и швырнули на пол одной из полуразрушенных хижин, стоящих на земле. В это же время в хижину вошел какой-то человек, уселся на обрубок дерева, представлявший собой импровизированный стул, и, толкнув ногой беспомощного Каммамури, сказал хриплым голосом:
— Ну как поживаете, господин помощник генералиссимуса войск его величества, короля Ассама, проклятого португальского авантюриста?
— Теотокрис! — невольно воскликнул пораженный до глубины души Каммамури.
— Очень рад, что мое скромное имя не забыто столь высокопоставленной персоной, как достопочтеннейший господин Каммамури! — продолжал тем же хриплым голосом вошедший.
И потом, опять толкнув пленника ногой, сказал:
— Ну, дьявол, а где твои проклятые спутники? И зачем вас принесло сюда?
— Мои спутники? — отозвался уже опомнившийся Каммамури.
— Да, это Сандакан, твой господин, Тремаль-Наик, и… и проклятый португалец?
— Господин Янес? Тот, который всадил, греческая собака, три дюйма своей шпаги в твое поганое тело?
— Каналья! Убью! — закричал вне себя от ярости грек и замахнулся на маратха. Но Каммамури смотрел ему прямо в глаза, и занесенная для удара рука бессильно опустилась.
— Говори, зачем вы прибыли сюда? — приступил к допросу грек.
— Пойди спроси у Сандакана и Янеса! — отозвался насмешливо маратх.
— Погоди, доберусь, узнаю! — скрежеща зубами, прошипел Теотокрис.
— Если не сломаешь свою гибкую шею! — подлил масла в огонь Каммамури, которому доставляло огромное удовольствие поддразнивать палача.
— Доберусь, доберусь! Я им покажу! — бесновался сын Эллады.
— Покажешь свои пятки или спину, исполосованную бичом прогнавших тебя слуг! — подзуживал врага маратх.
— Уморю голодом и тебя, и твоих покровителей! — бесновался грек.
— Гм! — засмеялся Каммамури. — Уморишь? Попробуй.
— Эй, люди! — закричал Теотокрис.
На его крик в хижину вбежало несколько даяков с оружием в руках. По-видимому, они только и ждали сигнала, чтобы прикончить пленника. Но их ожидало небольшое разочарование.
— Посадите эту собаку в воздушную темницу! — распорядился грек.
Через несколько минут Каммамури находился на платформе даякской хижины, повисшей на высоте метров около тридцати над землей. Хижина примостилась на огромном и гладком, как будто отполированном, стволе одиноко стоявшего лесного великана. Маратх был развязан, мог ходить по всей платформе. И мог убедиться, что свобода его только кажущаяся: на этой огромной высоте он был таким же беспомощным пленником, как в самой благоустроенной и находившейся под тщательным присмотром тюрьме. Бежать отсюда мог бы тот, у кого были крылья. Даяки, принесшие его на эту воздушную платформу по бамбуковой лестнице, спустившись вниз, сильным толчком оборвали эту единственную связь хижины с землей. И теперь Каммамури предстояло на практике испытать осуществление угрозы грека: на платформе не было ничего, что годилось бы в пищу, кроме листьев и сучьев. И не было ни капли воды.
Зато тут было странное, уродливое существо: это был человечек, по росту — мальчуган, по сложению — взрослый мужчина, чуть ли не старик. Каммамури принял его за воина, назначенного его сторожем, но скоро все объяснилось: это был пленник даяков, негрито, представитель того загадочного племени, остатки которого попадаются в девственных лесах Австралии и встречаются на всех островах малайского архипелага.
—Даяки в бою разрубили мне голову! — отвечал негрито на вопрос Каммамури.
— Зачем они держат тебя здесь?
— Теперь они ждут, пока рана заживет. Тогда они отрежут мне голову, высушат ее на огне костра и украсят ею палисад или повесят в какой-либо хижине. Не хотят резать, пока голова обезображена раной.
— Давно ты здесь? — спросил Каммамури.
Но негрито мог объяснить только, что с момента его пленения прошло уже много времени.
— И все время тут, на платформе? Но тебя кормят?
— Ничего не дают!
— Как же ты переносишь голод? — удивился Каммамури. Негрито хитро улыбнулся, но не ответил.
IX. Бегство из воздушной тюрьмы
Нужно ли говорить, что все мысли Каммамури, так неожиданно попавшего в плен, были направлены на поиск способов бегства? Маратх отлично понимал, что медлить ни в коем случае нельзя одно обращение с ним Теотокриса ясно показало ему, чего он мог ждать для себя. Правда, пока его пощадили, хотя и посадили в воздушную клетку. Но Теотокрис, которого отлично знал Каммамури, был не из тех, кто способен на жалость. При дворе свергнутого Сандаканом и Янесом раджи ассамского Теотокрис прославился как демон в образе человека, для которого жизнь других людей — игрушка. Если теперь он и не отдал приказа покончить с Каммамури, то, значит, жизнь маратха была еще зачем-то нужна ему. Но как только грек использует пребывание маратха у него в плену, он не замедлит разделаться с ним. Вероятнее всего, попросту отдаст Каммамури даякам — как их законную добычу. Даякам, этим собирателям черепов своих врагов, этим ярым охотникам за человеческими скальпами…
— Хоть бы что-нибудь приспособить в качестве оружия! — бормотал в отчаянии Каммамури. — Тогда бы я дорого продал свою жизнь этим проклятым даякам… Я умер бы, защищаясь и нападая, в бою! А то я беспомощен, как ребенок. И они могут прийти, взять меня голыми руками и зарезать как барана… Брр! Нет, надо бежать, бежать во что бы то ни стало… Но как?
Раздумывая о способах спасения, маратх несколько раз подходил к краю платформы и глядел на открывавшуюся ему картину глухого поселка даяков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
«Даяки!» — подумал Каммамури.
В то же мгновение раздался дружный залп из пяти ружей; буйвол, сраженный пятью пулями, подпрыгнул и свалился. Каммамури как мяч откатился в сторону. Ошеломленный падением, он не успел пошевелиться, как был связан по рукам и ногам и поднят на воздух.
— Кто вы? — кричал он в бессильной ярости. — Что вам нужно? Куда вы тащите меня? Будьте вы прокляты!
— Молчи! — ответил ему несший его даяк. — Молчи! Радуйся, что мы сейчас же не отрезали тебе голову… В моей коллекции она была бы недурным украшением!
Каммамури не оставалось ничего более, как подчиниться и молчать. Его уносил в дебри лесов небольшой отряд даяков. Этот отряд составлял только часть воинов, подстерегших буйвола. Остальные даяки опять разбрелись по лесу, по-видимому, разыскивая следы разведчиков.
Несколько часов даяки несли Каммамури по лесу. Наконец отряд оказался на большой прогалине, на краю которой находилась деревня, наполовину состоявшая из хижин, выстроенных на древесных стволах, высоко над землей. Маратха внесли и швырнули на пол одной из полуразрушенных хижин, стоящих на земле. В это же время в хижину вошел какой-то человек, уселся на обрубок дерева, представлявший собой импровизированный стул, и, толкнув ногой беспомощного Каммамури, сказал хриплым голосом:
— Ну как поживаете, господин помощник генералиссимуса войск его величества, короля Ассама, проклятого португальского авантюриста?
— Теотокрис! — невольно воскликнул пораженный до глубины души Каммамури.
— Очень рад, что мое скромное имя не забыто столь высокопоставленной персоной, как достопочтеннейший господин Каммамури! — продолжал тем же хриплым голосом вошедший.
И потом, опять толкнув пленника ногой, сказал:
— Ну, дьявол, а где твои проклятые спутники? И зачем вас принесло сюда?
— Мои спутники? — отозвался уже опомнившийся Каммамури.
— Да, это Сандакан, твой господин, Тремаль-Наик, и… и проклятый португалец?
— Господин Янес? Тот, который всадил, греческая собака, три дюйма своей шпаги в твое поганое тело?
— Каналья! Убью! — закричал вне себя от ярости грек и замахнулся на маратха. Но Каммамури смотрел ему прямо в глаза, и занесенная для удара рука бессильно опустилась.
— Говори, зачем вы прибыли сюда? — приступил к допросу грек.
— Пойди спроси у Сандакана и Янеса! — отозвался насмешливо маратх.
— Погоди, доберусь, узнаю! — скрежеща зубами, прошипел Теотокрис.
— Если не сломаешь свою гибкую шею! — подлил масла в огонь Каммамури, которому доставляло огромное удовольствие поддразнивать палача.
— Доберусь, доберусь! Я им покажу! — бесновался сын Эллады.
— Покажешь свои пятки или спину, исполосованную бичом прогнавших тебя слуг! — подзуживал врага маратх.
— Уморю голодом и тебя, и твоих покровителей! — бесновался грек.
— Гм! — засмеялся Каммамури. — Уморишь? Попробуй.
— Эй, люди! — закричал Теотокрис.
На его крик в хижину вбежало несколько даяков с оружием в руках. По-видимому, они только и ждали сигнала, чтобы прикончить пленника. Но их ожидало небольшое разочарование.
— Посадите эту собаку в воздушную темницу! — распорядился грек.
Через несколько минут Каммамури находился на платформе даякской хижины, повисшей на высоте метров около тридцати над землей. Хижина примостилась на огромном и гладком, как будто отполированном, стволе одиноко стоявшего лесного великана. Маратх был развязан, мог ходить по всей платформе. И мог убедиться, что свобода его только кажущаяся: на этой огромной высоте он был таким же беспомощным пленником, как в самой благоустроенной и находившейся под тщательным присмотром тюрьме. Бежать отсюда мог бы тот, у кого были крылья. Даяки, принесшие его на эту воздушную платформу по бамбуковой лестнице, спустившись вниз, сильным толчком оборвали эту единственную связь хижины с землей. И теперь Каммамури предстояло на практике испытать осуществление угрозы грека: на платформе не было ничего, что годилось бы в пищу, кроме листьев и сучьев. И не было ни капли воды.
Зато тут было странное, уродливое существо: это был человечек, по росту — мальчуган, по сложению — взрослый мужчина, чуть ли не старик. Каммамури принял его за воина, назначенного его сторожем, но скоро все объяснилось: это был пленник даяков, негрито, представитель того загадочного племени, остатки которого попадаются в девственных лесах Австралии и встречаются на всех островах малайского архипелага.
—Даяки в бою разрубили мне голову! — отвечал негрито на вопрос Каммамури.
— Зачем они держат тебя здесь?
— Теперь они ждут, пока рана заживет. Тогда они отрежут мне голову, высушат ее на огне костра и украсят ею палисад или повесят в какой-либо хижине. Не хотят резать, пока голова обезображена раной.
— Давно ты здесь? — спросил Каммамури.
Но негрито мог объяснить только, что с момента его пленения прошло уже много времени.
— И все время тут, на платформе? Но тебя кормят?
— Ничего не дают!
— Как же ты переносишь голод? — удивился Каммамури. Негрито хитро улыбнулся, но не ответил.
IX. Бегство из воздушной тюрьмы
Нужно ли говорить, что все мысли Каммамури, так неожиданно попавшего в плен, были направлены на поиск способов бегства? Маратх отлично понимал, что медлить ни в коем случае нельзя одно обращение с ним Теотокриса ясно показало ему, чего он мог ждать для себя. Правда, пока его пощадили, хотя и посадили в воздушную клетку. Но Теотокрис, которого отлично знал Каммамури, был не из тех, кто способен на жалость. При дворе свергнутого Сандаканом и Янесом раджи ассамского Теотокрис прославился как демон в образе человека, для которого жизнь других людей — игрушка. Если теперь он и не отдал приказа покончить с Каммамури, то, значит, жизнь маратха была еще зачем-то нужна ему. Но как только грек использует пребывание маратха у него в плену, он не замедлит разделаться с ним. Вероятнее всего, попросту отдаст Каммамури даякам — как их законную добычу. Даякам, этим собирателям черепов своих врагов, этим ярым охотникам за человеческими скальпами…
— Хоть бы что-нибудь приспособить в качестве оружия! — бормотал в отчаянии Каммамури. — Тогда бы я дорого продал свою жизнь этим проклятым даякам… Я умер бы, защищаясь и нападая, в бою! А то я беспомощен, как ребенок. И они могут прийти, взять меня голыми руками и зарезать как барана… Брр! Нет, надо бежать, бежать во что бы то ни стало… Но как?
Раздумывая о способах спасения, маратх несколько раз подходил к краю платформы и глядел на открывавшуюся ему картину глухого поселка даяков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44