Мальчишки когда-то пролезали в подвальное окно. Только ключ от подвала - в общей связке, в сумке на турецком столике, да и придумала я все это по-турецки: схватить на бегу сумку, найти нужный ключ, открыть люк в конце коридора, закрыть его за собой, скатиться вниз по ступенькам, протиснуться между прутьями решетки и, наконец, столкнуться с ним, преспокойно ожидающим снаружи с ножом в руках. Ну уж нет! Ведь не обязательно вылезать из подвала, меня и так услышат. Я решила попробовать, если не придумаю ничего лучшего.
Но, вытерев лицо посудным полотенцем, он сказал, будто прочитав мои мысли:
- Погодите раскидывать мозгами. Все равно я вас опередил. Я перерезал телефонный провод. Задвинул шкафом окно подвала. В спальню вы подниметесь только со мной. И даже пи-пи будете делать при мне, меня это не смутит.
С этими словами он воткнул нож в деревянную столешницу, сел и протянул тарелку за своей порцией.
- Вот увидите, Ляжка, я с рождения позабыл, что такое глупость, как любила говорить моя бабушка.
Меня поразило не его самодовольство, не то даже, что он портит стол, а то, что он знает прозвище, данное мне учениками.
- Почему вы меня так назвали?
- Если мне понравится ваша стряпня, скажу.
Я поставила перед ним полную тарелку, и мне самой захотелось есть. Я и себе взяла прибор. Но стоило мне сесть напротив него, как я увидела, что он жадно ест руками, слизывая с пальцев текущую подливу.
Подняв голову, он уставился на меня:
- В чем дело?
- Вы нарочно ведете себя так невоспитанно? - спросила я.
Скорее раздраженный, чем пристыженный, он вытер руки о свою рубаху. Я думала, он возьмется за вилку и нож, - ничуть не бывало. Он выхватил вилку у меня из рук, согнул ее и бросил на стол.
- Бы не будете есть, пока не станете такой же невоспитанной, как я.
И продолжал есть, как ему нравится. Свинья. Когда ничего не осталось ни на его тарелке, ни на моей, ни на блюде и все было вылизано так, что и посуду мыть не надо, он откинулся на спинку стула и признал, что вкусно поужинал.
Долго сидел неподвижно, глядя на меня. Я выдержала его взгляд и прочла в нем странное, печальное довольство. Говорят, даже у животных есть душа. Вдруг он с резким смешком наклонился ко мне:
- С ума сойти! Вы прямо точь-в-точь ваша матушка! Конечно, я могла спросить, а мама-то тут при чем, но он опередил меня, торжествующе воскликнув:
- Пиво - вина!
Это потрясло меня не меньше, чем сам факт его появления у меня на кухне. "_Пиво вина_" - да ведь это как раз то, что осталось от надписи "Пансион Святого Августина" на фасаде дома моих родителей в Марселе: остальные буквы стерлись. Я спросила, по всей вероятности несколько побледнев:
- Вы хорошо знаете Марсель?
- Я там родился, умница.
- И пансион моих родителей знаете?
- Я оттуда сбежал.
- Как вас зовут?
Он откинул назад непослушную прядь, которая лезла ему в глаза.
- Эдуар. Но зовите меня по-дружески - Эдди.
Из кармана рубахи он достал измятую сигарету. Отодвинул стул, встал и направился к плите за спичками. Я схватилась за нож, воткнутый в стол. Он был всажен так глубоко, что мне не удалось его вытащить.
- Погодите, ужо я вам покажу!
Он спокойно отобрал оружие, сунул его за пояс. Слегка вздохнул и вдруг, схватив меня за плечо, вытолкал в дверь.
- Довольно я с вами церемонился. Живо в комнату. Живо в комнату, марш!
Я потеряла равновесие на паркете прихожей, он подхватил меня и на этот раз отбросил к лестнице. Юбка стесняла мои движения. Поднимаясь впереди него, я чувствовала себя уличной девкой.
В спальню он меня втащил действительно бесцеремонно. Ставни там были закрыты. Он закрыл и дверь, задвинул щеколду, прижал ручку стулом. Напрасно я себя уговаривала: "Заори, позови на помощь, пусть он тебя прихлопнет - не важно! Главное - заори!" Не могла заорать - и все тут.
И опять я прижата к стене. Только ночник освещает комнату. Мужчина отбрасывает широкую тень. Я пропала. Сейчас он бросит меня на кровать. Свяжет руки подхватками штор. Разорвет блузку… Нет, сначала он заткнет мне рот, потом с жестокой неспешностью, будто у него целый век в запасе, аккуратно снимет все, что ему мешает: белую комбинацию, прямую юбку цвета морской волны. Спустит к щиколоткам белые кружевные трусики, раздвинет мне ноги и привяжет к кровати… Заставит терпеть чудовищные ласки, скользнет руками по бедрам вверх, туда, где кожа так нежна…
Нет, он не будет терять времени, издеваясь надо мной, у него для этого вся ночь впереди. Просто властной рукой приподнимет, сунет под спину валик и все подушки, чтобы я открылась навстречу его непреодолимому желанию. Упиваясь моими страданиями, любуясь всей моей открывшейся наготой, одним махом снимет штаны, и моему взору предстанет член ужасающих размеров, который войдет ко мне туда, все разорвет, проткнет меня насквозь. Не стану вам описывать всех картин, в одно мгновение промелькнувших в моем воспаленном мозгу. В мире нет ни одной женщины, которая, претерпев те же муки, что и я, хотя бы раз в глубине души не пережила всего этого с болезненным отвращением. Между тем на этот раз, по счастью, насильник оказался именно таким, каким его описывал капитан Котиньяк: непредсказуемым. Когда он подошел ко мне, его лицо, видимое мне против света, глядело насмешливо, - я вскрикнула не своим голосом:
- Что вы сделаете со мной? Скажите, что вы со мной сделаете?
И больше ничего не смогла из себя выдавить.
Мне долго пришлось ждать ответа. Может быть, ему вдруг стало меня жалко? Может быть, его впечатлило то, с каким достоинством я держалась? Только он сказал:
- Если вы возьмете себя в руки - ничего.
Но тут же с тем выражением, с каким отнимают блюдце молока у голодного котенка, добавил:
- Во всяком случае, сейчас.
Бросил нож на кровать.
- Только попробуйте еще раз его тронуть! Только попробуйте!
Потом, словно меня здесь вовсе не было, стал стаскивать башмаки, носки, грязную рубаху. Я и не думала, что у него окажется такое плотное, мускулистое тело. Расстегивая штаны, он было помедлил и, взглянув на меня, спросил:
- Вас не затруднит отвернуться?
Я послушалась, словно ученик, поставленный в угол. И помимо воли обернулась. Одну долю секунды я видела его абсолютно голым. Ноги - длинные и стройные, как у бегуна. Фигура, должна признать, просто идеальная - четкий треугольник: широкие плечи и тонкая талия, ни грамма жира - потому-то он и казался худым в своей одежде. Потому-то и был так ловок. Грудь не очень мохнатая, но волос на ней достаточно, чтобы прикрыть пересекающие ее шрамы…
"Доля секунды?" Ничего себе! Да если эта обманщица успела заметить все это в столь короткий срок - ей, пожалуй, позавидует любой фотоаппарат. Просто руки опускаются, как почитаешь такие вот описания. Но я решила не вычеркивать из ее свидетельства ни одной запятой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
Но, вытерев лицо посудным полотенцем, он сказал, будто прочитав мои мысли:
- Погодите раскидывать мозгами. Все равно я вас опередил. Я перерезал телефонный провод. Задвинул шкафом окно подвала. В спальню вы подниметесь только со мной. И даже пи-пи будете делать при мне, меня это не смутит.
С этими словами он воткнул нож в деревянную столешницу, сел и протянул тарелку за своей порцией.
- Вот увидите, Ляжка, я с рождения позабыл, что такое глупость, как любила говорить моя бабушка.
Меня поразило не его самодовольство, не то даже, что он портит стол, а то, что он знает прозвище, данное мне учениками.
- Почему вы меня так назвали?
- Если мне понравится ваша стряпня, скажу.
Я поставила перед ним полную тарелку, и мне самой захотелось есть. Я и себе взяла прибор. Но стоило мне сесть напротив него, как я увидела, что он жадно ест руками, слизывая с пальцев текущую подливу.
Подняв голову, он уставился на меня:
- В чем дело?
- Вы нарочно ведете себя так невоспитанно? - спросила я.
Скорее раздраженный, чем пристыженный, он вытер руки о свою рубаху. Я думала, он возьмется за вилку и нож, - ничуть не бывало. Он выхватил вилку у меня из рук, согнул ее и бросил на стол.
- Бы не будете есть, пока не станете такой же невоспитанной, как я.
И продолжал есть, как ему нравится. Свинья. Когда ничего не осталось ни на его тарелке, ни на моей, ни на блюде и все было вылизано так, что и посуду мыть не надо, он откинулся на спинку стула и признал, что вкусно поужинал.
Долго сидел неподвижно, глядя на меня. Я выдержала его взгляд и прочла в нем странное, печальное довольство. Говорят, даже у животных есть душа. Вдруг он с резким смешком наклонился ко мне:
- С ума сойти! Вы прямо точь-в-точь ваша матушка! Конечно, я могла спросить, а мама-то тут при чем, но он опередил меня, торжествующе воскликнув:
- Пиво - вина!
Это потрясло меня не меньше, чем сам факт его появления у меня на кухне. "_Пиво вина_" - да ведь это как раз то, что осталось от надписи "Пансион Святого Августина" на фасаде дома моих родителей в Марселе: остальные буквы стерлись. Я спросила, по всей вероятности несколько побледнев:
- Вы хорошо знаете Марсель?
- Я там родился, умница.
- И пансион моих родителей знаете?
- Я оттуда сбежал.
- Как вас зовут?
Он откинул назад непослушную прядь, которая лезла ему в глаза.
- Эдуар. Но зовите меня по-дружески - Эдди.
Из кармана рубахи он достал измятую сигарету. Отодвинул стул, встал и направился к плите за спичками. Я схватилась за нож, воткнутый в стол. Он был всажен так глубоко, что мне не удалось его вытащить.
- Погодите, ужо я вам покажу!
Он спокойно отобрал оружие, сунул его за пояс. Слегка вздохнул и вдруг, схватив меня за плечо, вытолкал в дверь.
- Довольно я с вами церемонился. Живо в комнату. Живо в комнату, марш!
Я потеряла равновесие на паркете прихожей, он подхватил меня и на этот раз отбросил к лестнице. Юбка стесняла мои движения. Поднимаясь впереди него, я чувствовала себя уличной девкой.
В спальню он меня втащил действительно бесцеремонно. Ставни там были закрыты. Он закрыл и дверь, задвинул щеколду, прижал ручку стулом. Напрасно я себя уговаривала: "Заори, позови на помощь, пусть он тебя прихлопнет - не важно! Главное - заори!" Не могла заорать - и все тут.
И опять я прижата к стене. Только ночник освещает комнату. Мужчина отбрасывает широкую тень. Я пропала. Сейчас он бросит меня на кровать. Свяжет руки подхватками штор. Разорвет блузку… Нет, сначала он заткнет мне рот, потом с жестокой неспешностью, будто у него целый век в запасе, аккуратно снимет все, что ему мешает: белую комбинацию, прямую юбку цвета морской волны. Спустит к щиколоткам белые кружевные трусики, раздвинет мне ноги и привяжет к кровати… Заставит терпеть чудовищные ласки, скользнет руками по бедрам вверх, туда, где кожа так нежна…
Нет, он не будет терять времени, издеваясь надо мной, у него для этого вся ночь впереди. Просто властной рукой приподнимет, сунет под спину валик и все подушки, чтобы я открылась навстречу его непреодолимому желанию. Упиваясь моими страданиями, любуясь всей моей открывшейся наготой, одним махом снимет штаны, и моему взору предстанет член ужасающих размеров, который войдет ко мне туда, все разорвет, проткнет меня насквозь. Не стану вам описывать всех картин, в одно мгновение промелькнувших в моем воспаленном мозгу. В мире нет ни одной женщины, которая, претерпев те же муки, что и я, хотя бы раз в глубине души не пережила всего этого с болезненным отвращением. Между тем на этот раз, по счастью, насильник оказался именно таким, каким его описывал капитан Котиньяк: непредсказуемым. Когда он подошел ко мне, его лицо, видимое мне против света, глядело насмешливо, - я вскрикнула не своим голосом:
- Что вы сделаете со мной? Скажите, что вы со мной сделаете?
И больше ничего не смогла из себя выдавить.
Мне долго пришлось ждать ответа. Может быть, ему вдруг стало меня жалко? Может быть, его впечатлило то, с каким достоинством я держалась? Только он сказал:
- Если вы возьмете себя в руки - ничего.
Но тут же с тем выражением, с каким отнимают блюдце молока у голодного котенка, добавил:
- Во всяком случае, сейчас.
Бросил нож на кровать.
- Только попробуйте еще раз его тронуть! Только попробуйте!
Потом, словно меня здесь вовсе не было, стал стаскивать башмаки, носки, грязную рубаху. Я и не думала, что у него окажется такое плотное, мускулистое тело. Расстегивая штаны, он было помедлил и, взглянув на меня, спросил:
- Вас не затруднит отвернуться?
Я послушалась, словно ученик, поставленный в угол. И помимо воли обернулась. Одну долю секунды я видела его абсолютно голым. Ноги - длинные и стройные, как у бегуна. Фигура, должна признать, просто идеальная - четкий треугольник: широкие плечи и тонкая талия, ни грамма жира - потому-то он и казался худым в своей одежде. Потому-то и был так ловок. Грудь не очень мохнатая, но волос на ней достаточно, чтобы прикрыть пересекающие ее шрамы…
"Доля секунды?" Ничего себе! Да если эта обманщица успела заметить все это в столь короткий срок - ей, пожалуй, позавидует любой фотоаппарат. Просто руки опускаются, как почитаешь такие вот описания. Но я решила не вычеркивать из ее свидетельства ни одной запятой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96