Над бетонными фортами, сторожевыми вышками, аэродромами, портами, радарными станциями, бывшими концлагерями развевались знамена освобождения.
Я шел по улице, носящей имя вьетнамского просветителя Фан Тю Чиня. У бульвара Батьданг, пролегающего вдоль усаженной пальмами набережной полноводной реки Хан, член народно-революционного комитета провинции Куангнам-Дананг Фам Дык Нам рассказал мне о том, как 29 марта над зданием городского муниципалитета знамя Национального фронта освобождения поднял бывший сайгонский капитан медицинской службы, ныне хирург одной из данангских больниц.
Через несколько часов после освобождения в Дананге был создан военно-административный комитет. Он взял в свои руки всю полноту военного, политического и экономического руководства жизнью города. Председателем комитета стал член ЦК Национального фронта освобождения Южного Вьетнама Хо Нгинь, его тремя заместителями – генералы Нгуен Чань и Нгуен Ба Фат, видный южновьетнамский политический деятель Чан Как. Военно-административный комитет объявил, что после нормализации жизни в городе будет создана гражданская народная революционная администрация.
– Мы всегда были далеки от политики. В газетах читали и по радио слышали много страшного о Вьетконге. На протяжении десятилетий, – рассказывала мне пожилая коммерсантка, жена двоюродного брата бывшего вьетнамского императора Бао Дая, – нам говорили: когда придут вьетконговцы, они спалят дома, всех обездолят. Сейчас мы видим обратное. Один из моих домов в Дананге я сдавала американцам, там размещалось консульство. При бегстве из Дананга они не успели вывезти все документы и сожгли мой дом. Когда же город стал свободным, ни одно здание не было разрушено.
Дочь коммерсантам 19-летняя Фыок, студентка Университета Хюэ, познакомила меня с лидерами различных религиозных общин в Дананге. О чем думали и каковы были настроения этих людей, влияние которых на многих данангцев оставалось довольно сильным? (Обратите внимание: я брал интервью далеко не у «вьетконговцев», искал разные мнения.)
Архиепископ католической церкви Нгуен Куант Сюен рассказал о том, как в ночь с 27 на 28 марта в его квартире раздался звонок от командующего первой корпусной зоны генерала Чыонга. Он потребовал срочно собирать вещи и эвакуироваться в Сайгон. Пожилой архиепископ отказался покинуть город.
– Мы заставим вас силой, – кричал генерал, – высылаю наряд солдат!..
Сюен повесил трубку, поцеловал на прощание родных и близких, ушел из дому. Он укрылся у одного из прихожан. И только когда в город вошли части Народной армии, он свободно вышел на улицы Дананга.
– В Дананге более десяти тысяч католиков, – говорил мне Сюен. – И почти все они остались в городе, доказали свое лояльное отношение к новым органам власти.
Глава каодаистской общины, насчитывавшей в городе не менее 12 тысяч человек, Хо Тан Синь, считал, что бегство сайгонской военщины и приход патриотов стали спасением для Дананга. «Мы верим, – подчеркнул он, – что при новой власти никогда иностранные захватчики не ступят на нашу землю. За этой властью – будущее».
…На данангской улице Ли Тхай То в доме номер 139 проживал торговец Чыонг Мац. 28 марта 1975 года под дулами автоматов вместе с тысячью других данангцев он был загнан в трюм баржи, которую взял на буксир эсминец. На его борту белел номер 240.
– При посадке на баржу упали и утонули около пятидесяти человек – главным образом дети, – рассказывал Ман. – Когда баржа удалилась от берега примерно на двадцать километров, сайгонские солдаты бросили людей в открытое море. Три дня и три ночи более тысячи человек, среди которых свыше шестисот детей, оставались без питьевой воды и пищи, были предоставлены воле ветра и волн.
У нас уже не оставалось надежд на спасение, – говорил Ман, – если бы случайно не подобрали нас моряки Армии освобождения.
Склады с оружием под Чамскими холмами
Каменные чамские храмы все ближе подступали к дороге номер 1, как бы возвещая о приближении к Нячангу – главному городу провинции Фукхань. Чамские храмы, насчитывающие до двух тысячелетий, – молчаливые свидетели многочисленных войн, развертывавшихся на этих землях, сменявшихся цивилизаций.
Во всех туристских путеводителях по Индокитаю Нячанг всегда рекламировался как город с золотыми песками пляжей, с живописным устьем реки Кай. Под Нячангом простирались обширные каучуковые плантации, чудесные сады, рощи кокосовых пальм, леса с ценными породами деревьев, плантации сахарного тростника. Но в 60-х город был превращен в военную базу, с многочисленными артиллерийскими позициями, складами, радарными установками. К побережью подходила взлетная площадка военного аэродрома. Золотые пляжи были заминированы, затянуты колючей проволокой. Нячанг при сайгонском режиме считался главным шпионским центром Индокитая. Здесь проходили спецподготовку стажеры из всех стран Юго-Восточной Азии.
После освобождения Нячанга 3 апреля 1975 года – города с 200-тысячным населением, входившего в военную третью корпусную зону Южного Вьетнама, – народная власть приступила к ликвидации последствий войны. За первые месяцы было обнаружено более 3 тысяч мин только на побережье.
В Нячанге, пожалуй, более быстрыми темпами, чем в других городах Южного Вьетнама, нормализовалась жизнь. Это объяснялось тем, что патриоты сумели заблаговременно «поработать» в частях марионеточной армии. Бывший капитан медицинской службы сайгонского режима, а ныне врач-терапевт центральной городской больницы Чан Куи Кан рассказывал мне о том, как вели патриоты подпольную работу среди сайгонских солдат. Сам он окончил медицинский институт и был призван в армию. Однажды в госпиталь при парашютной дивизии пришел старый друг семьи Май Ба и после недолгого разговора сказал:
– Ты помнишь, что перед смертью завещал твой отец? Он пожелал тебе счастья и сказал, что оно возможно лишь в условиях полной свободы и единства Вьетнама. Готов ли ты служить своей Родине?
Кан знал, что Май Ба в начале 50-х годов сражался вместе с отцом в одном полку Народной армии против колонизаторов. Знал, что сайгонский режим заочно приговорил его к смертной казни. Понимал, с каким риском связан его приход в расположение воинской части. Но если Май Ба решился на встречу с ним, то, видимо, это было вызвано особыми причинами. Капитан сознавал, что каждая минута промедления грозила другу отца опасностью. И он спросил:
– Что я должен делать?
– Быть в курсе всех военных планов дивизии и передавать сведения связному, который будет приходить к тебе каждую неделю.
Так произошла вербовка. Не на «материальной» основе. На основе чувства патриотизма, достоинства, чести.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145
Я шел по улице, носящей имя вьетнамского просветителя Фан Тю Чиня. У бульвара Батьданг, пролегающего вдоль усаженной пальмами набережной полноводной реки Хан, член народно-революционного комитета провинции Куангнам-Дананг Фам Дык Нам рассказал мне о том, как 29 марта над зданием городского муниципалитета знамя Национального фронта освобождения поднял бывший сайгонский капитан медицинской службы, ныне хирург одной из данангских больниц.
Через несколько часов после освобождения в Дананге был создан военно-административный комитет. Он взял в свои руки всю полноту военного, политического и экономического руководства жизнью города. Председателем комитета стал член ЦК Национального фронта освобождения Южного Вьетнама Хо Нгинь, его тремя заместителями – генералы Нгуен Чань и Нгуен Ба Фат, видный южновьетнамский политический деятель Чан Как. Военно-административный комитет объявил, что после нормализации жизни в городе будет создана гражданская народная революционная администрация.
– Мы всегда были далеки от политики. В газетах читали и по радио слышали много страшного о Вьетконге. На протяжении десятилетий, – рассказывала мне пожилая коммерсантка, жена двоюродного брата бывшего вьетнамского императора Бао Дая, – нам говорили: когда придут вьетконговцы, они спалят дома, всех обездолят. Сейчас мы видим обратное. Один из моих домов в Дананге я сдавала американцам, там размещалось консульство. При бегстве из Дананга они не успели вывезти все документы и сожгли мой дом. Когда же город стал свободным, ни одно здание не было разрушено.
Дочь коммерсантам 19-летняя Фыок, студентка Университета Хюэ, познакомила меня с лидерами различных религиозных общин в Дананге. О чем думали и каковы были настроения этих людей, влияние которых на многих данангцев оставалось довольно сильным? (Обратите внимание: я брал интервью далеко не у «вьетконговцев», искал разные мнения.)
Архиепископ католической церкви Нгуен Куант Сюен рассказал о том, как в ночь с 27 на 28 марта в его квартире раздался звонок от командующего первой корпусной зоны генерала Чыонга. Он потребовал срочно собирать вещи и эвакуироваться в Сайгон. Пожилой архиепископ отказался покинуть город.
– Мы заставим вас силой, – кричал генерал, – высылаю наряд солдат!..
Сюен повесил трубку, поцеловал на прощание родных и близких, ушел из дому. Он укрылся у одного из прихожан. И только когда в город вошли части Народной армии, он свободно вышел на улицы Дананга.
– В Дананге более десяти тысяч католиков, – говорил мне Сюен. – И почти все они остались в городе, доказали свое лояльное отношение к новым органам власти.
Глава каодаистской общины, насчитывавшей в городе не менее 12 тысяч человек, Хо Тан Синь, считал, что бегство сайгонской военщины и приход патриотов стали спасением для Дананга. «Мы верим, – подчеркнул он, – что при новой власти никогда иностранные захватчики не ступят на нашу землю. За этой властью – будущее».
…На данангской улице Ли Тхай То в доме номер 139 проживал торговец Чыонг Мац. 28 марта 1975 года под дулами автоматов вместе с тысячью других данангцев он был загнан в трюм баржи, которую взял на буксир эсминец. На его борту белел номер 240.
– При посадке на баржу упали и утонули около пятидесяти человек – главным образом дети, – рассказывал Ман. – Когда баржа удалилась от берега примерно на двадцать километров, сайгонские солдаты бросили людей в открытое море. Три дня и три ночи более тысячи человек, среди которых свыше шестисот детей, оставались без питьевой воды и пищи, были предоставлены воле ветра и волн.
У нас уже не оставалось надежд на спасение, – говорил Ман, – если бы случайно не подобрали нас моряки Армии освобождения.
Склады с оружием под Чамскими холмами
Каменные чамские храмы все ближе подступали к дороге номер 1, как бы возвещая о приближении к Нячангу – главному городу провинции Фукхань. Чамские храмы, насчитывающие до двух тысячелетий, – молчаливые свидетели многочисленных войн, развертывавшихся на этих землях, сменявшихся цивилизаций.
Во всех туристских путеводителях по Индокитаю Нячанг всегда рекламировался как город с золотыми песками пляжей, с живописным устьем реки Кай. Под Нячангом простирались обширные каучуковые плантации, чудесные сады, рощи кокосовых пальм, леса с ценными породами деревьев, плантации сахарного тростника. Но в 60-х город был превращен в военную базу, с многочисленными артиллерийскими позициями, складами, радарными установками. К побережью подходила взлетная площадка военного аэродрома. Золотые пляжи были заминированы, затянуты колючей проволокой. Нячанг при сайгонском режиме считался главным шпионским центром Индокитая. Здесь проходили спецподготовку стажеры из всех стран Юго-Восточной Азии.
После освобождения Нячанга 3 апреля 1975 года – города с 200-тысячным населением, входившего в военную третью корпусную зону Южного Вьетнама, – народная власть приступила к ликвидации последствий войны. За первые месяцы было обнаружено более 3 тысяч мин только на побережье.
В Нячанге, пожалуй, более быстрыми темпами, чем в других городах Южного Вьетнама, нормализовалась жизнь. Это объяснялось тем, что патриоты сумели заблаговременно «поработать» в частях марионеточной армии. Бывший капитан медицинской службы сайгонского режима, а ныне врач-терапевт центральной городской больницы Чан Куи Кан рассказывал мне о том, как вели патриоты подпольную работу среди сайгонских солдат. Сам он окончил медицинский институт и был призван в армию. Однажды в госпиталь при парашютной дивизии пришел старый друг семьи Май Ба и после недолгого разговора сказал:
– Ты помнишь, что перед смертью завещал твой отец? Он пожелал тебе счастья и сказал, что оно возможно лишь в условиях полной свободы и единства Вьетнама. Готов ли ты служить своей Родине?
Кан знал, что Май Ба в начале 50-х годов сражался вместе с отцом в одном полку Народной армии против колонизаторов. Знал, что сайгонский режим заочно приговорил его к смертной казни. Понимал, с каким риском связан его приход в расположение воинской части. Но если Май Ба решился на встречу с ним, то, видимо, это было вызвано особыми причинами. Капитан сознавал, что каждая минута промедления грозила другу отца опасностью. И он спросил:
– Что я должен делать?
– Быть в курсе всех военных планов дивизии и передавать сведения связному, который будет приходить к тебе каждую неделю.
Так произошла вербовка. Не на «материальной» основе. На основе чувства патриотизма, достоинства, чести.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145