ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

 


В константинопольском сенате Прокопий, как и официальное законодательство, выделяет в первую очередь высших должностных лиц, обладавших в силу этого и высшими титулами, таких как префект претория 521 — 522 г. Демосфен или магистр оффиций 520 г. Татиан, судьбу наследства которых, присвоенного Юстинианом на основании подложных завещаний, Прокопий рассматривает как показатель отношения Юстиниана к сенаторской аристократии вообще. Политика Юстиниана по отношению к сенату рассмотрена им, таким образом, не на примере старой сенаторской аристократии, как это принято считать, а новой, служилой знати.
Свидетельством в пользу принадлежности Прокопия к старой сенаторской знати исследователи считают и его проникнутый сочувствием рассказ (в «Тайной истории») о некоем патрикии, которому задолжал один из приближенных императрицы Феодоры. Между тем византийский титул «патрикий» не имел ничего общего с римским «патриций», хотя и являлся греческой калькой этого слова. В Византии он, как и титул консула, обычно жаловался высшим должностным лицам.
Прокопий, консерватизм которого не простирается далее эпохи Анастасия I (491 — 518), никогда не критикует сложившуюся в Византии систему иерархии должностей и титулов, столь заметно отличавшуюся от существовавшей в Риме. Напротив, он убежден в ее целесообразности, более того, он полностью за то, чтобы статус чиновной аристократии был прочен, сопряжен с богатством и имел бы определенные гарантии; он также за то, чтобы эта аристократия сама себя воспроизводила, давая своим отпрыскам образование.
Сознательно, или бессознательно, он поднимает чиновную знать Византии до уровня сенаторской аристократии Рима, наследницей традиций которой он хочет ее видеть. Одну из таких традиций Прокопий описывает следующим образом: «Издревле сенат, являясь к василевсу, приветствовал его следующим образом. Муж-патрикий припадал к правой стороне его груди. Василевс же, поцеловав его в голову, отпускал его; все остальные же удалялись, преклонив перед ним правое колено». Между тем вполне очевидно, что это был чисто византийский обряд, сложившийся скорее всего не ранее V в., не говоря уже о том, что сама процедура в константинопольском сенате была иной в принципе, ибо в Риме император являлся в сенат, а не сенаторы приходили к императору.
Этот пассаж, однако, интересен как свидетельство того, что Прокопий разделял заблуждения своего времени, как разделял он и существовавшие в Византии VI в. представления о знатности, наделяя ею в первую очередь тех, кто занимал высшие посты в военно-административном аппарате империи.
Со служилой знатью, хотя и не столичной, а провинциальной, Прокопий, по всей видимости, был связан уже с рождения. В «Войне с вандалами» историк рассказывает о своем друге детства, человеке, занимавшемся морской торговлей. Отпрыски старинных родов подобных знакомств не водили, и представить себе такого друга детства у Ливания или Синесия Киренского просто невозможно. Между тем служилая аристократия, которая нередко сама выходила именно из этих слоев населения, такими знакомствами отнюдь но гнушалась. Впрочем, на основании сочинений Прокопия складывается впечатление, что его круг — это провинциальная знать, сформировавшаяся в результате слияния представителей военно-административного аппарата империи и родовитой аристократии греческих полисов (куриалов). Иначе говоря, Прокопий был выходцем из среды, где в равной мере ценились и древность рода, и положение в имперской администрации, службу в которой потомственные аристократы еще в начале IV в. рассматривали как некое бесчестье, считая ее уделом рабов и вольноотпущенников. Примечательно в этом смысле, что в то время как представитель провинциальной знати IV в. Ливаний восхищается тем, что император Юлиан сократил число придворных должностей, Прокопий, напротив, именно за подобный поступок порицает Юстиниана.
Прокопий и себя заранее предназначил для службы в административном аппарате империи, поскольку он в свое время не ограничился традиционным для греческого Востока риторическим образованием, но прошел еще и основательный курс юриспруденции. А ведь еще в IV в. среди культурной элиты ранневизантийского общества преобладало мнение, что с Демосфеном легче победить в суде, чем с увесистыми томами законов. В VI в. в этой среде думали иначе. Иначе думал и Прокопий, приступив к штудированию права.
Когда Прокопий оказался в Константинополе и каким образом он попал на глаза Юстиниану, неизвестно, но, как бы то ни было, в 527 г. он был назначен секретарем и советником Велисария, а получить столь важный пост мог лишь человек, пользовавшийся большим доверием со стороны императора (или кого-то из самых высших и близких к императору сановников). С этого времени для Прокопия началась весьма насыщенная и полная неожиданных поворотов жизнь. С 527 по 531 г. он вместе с Велисарием находится у восточных границ империи, принимая участие в очередной ирано-византийской войне, в 532 г. он в Константинополе, и пред его взором разворачивается грандиозное по своему размаху восстание Ника, в 533 — 536 гг. он в Северной Африке, где Велисарий покорил королевство вандалов, в 536 — 540 гг. — в Италии, участвуя в разорительной для нее войне с остготами, а в 541 г. он вновь оказывается у восточных пределов империи, где за год до этого персы захватили и сровняли с землей столицу византийской провинции Сирии древнюю Антиохию. В 542 г. Прокопий побывал в Константинополе, когда там разразилось неслыханное бедствие, унесшее множество жизней — чума. Затем он вновь оказался в Италии, где пробыл до 546 г.
Благодаря своему положению доверенного лица Велисария Прокопий постоянно находился в самой гуще событий своего времени, знавал влиятельнейших государственных деятелей той эпохи, имел доступ к самой секретной информации, а нередко и сам принимал участие в ее создании, ибо именно ему приходилось составлять реляции Велисария императору, оформлять различную документацию полководца, ведать его перепиской, и, когда Прокопий приводит в своем сочинении текст письма или речи Велисария, можно не сомневаться в том, что он сам приложил к ним свою руку.
Обладая ко всему прочему редкостной наблюдательностью и недюжинным литературным талантом, Прокопий как нельзя лучше подходил к роли летописца своего времени. Три исторических труда об эпохе Юстиниана оставил он потомкам: обширное сочинение «Войны», памфлет «Тайная история» и трактат «О постройках». Различные по своему характеру и содержанию, они взаимно дополняют друг друга, воссоздавая достаточно полную картину византийской цивилизации VI в.: не только ее блеск и величие, поражавшее ее подданных и соседей, но и те гигантские потери, которыми было заплачено за все это великолепие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155