В конце концов придется ведь открыть секрет, рассказать, кто он. Как он ей скажет об этом?.. И что будет потом?
Мысли вихрем кружились в голове Рабиновича, катившего в оглушительно дребезжавшей пролетке по ухабистой мостовой. Но все вопросы улетучились, как только на резкий его звонок в дверях показалась Бетти. Она не бросилась ему на шею, только встретила его чуть теплее обычного. Но глаза ее сказали ему много больше.
Рабинович вошел в дом Шапиро, точно под родной кров. В доме стало весело. Накрыли к столу, и все наперебой стали рассказывать, как каждый из них провёл остаток ночи. А Давид Шапиро пустился в повествование о том, как он, еле дождавшись утра, побежал в зубоврачебную школу, а оттуда к полицмейстеру...
– Сейчас же он пошел! - перебила жена. - Я ему, может быть, десять раз подряд повторяла, что сначала необходимо идти в школу, а потом уже к полицмейстеру!
– Что ты скажешь про нее? - обратился Шапиро к дочери. - Она говорит, что она сказала...
– Ну ладно! Кто бы ни сказал, - оборвала Бетти и обратилась к квартиранту: - Расскажите-ка лучше вы, что было утром, когда вас вызвали?
Задребезжал звонок.
– Кто там?
Сёмка вернулся из гимназии. Раскрасневшийся, запыхавшийся, с сумкой за плечами, прямо с порога - на шею учителю.
Учитель с учеником крепко расцеловались.
Глава 17
ПОСЛЕ ОБЛАВЫ
Ночь, проведенная Рабиновичем в полицейском участке, все же не прошла для него даром: он прихворнул. Еще с утра жаловался на головную боль, его слегка знобило, а к вечеру он лежал в своей кровати, укрытый поверх одеяла периной, и обливался потом. Перина была хозяйская, да и самый процесс потения был делом рук сердобольной Сарры Шапиро. Она напоила его чаем с малиной, основательно укрыла и приготовила уксус со спиртом, которым Давиду Шапиро надлежало натереть квартиранта.
Сарра Шапиро хотела послать Бетти за врачом, но Рабинович заупрямился: не надо!
– Что вам помешает, если доктор вас посмотрит?..
– Не нужно!
– Знакомый доктор, свой человек.
– Не надо!
– Да и берет он недорого... сколько дадут.
– Не надо!
– Вот сумасшедший упрямец, - сказала Сарра дочери по-еврейски и обратилась к квартиранту по-русски: - Скажите, пожалуйста, все ли Рабиновичи таковы или только вы так отличаетесь?
– Все таковы!
– Не лучше, чем Шапиро?
– Еще хуже!
– Ну, если так, вас есть с чем поздравить!
Рабинович ничего не ответил, переглянулся с Бетти, и оба так весело рассмеялись, что, глядя на них, не выдержала и Сарра. Затем она засучила рукава и отправилась на кухню готовить куриный бульон для больного.
– Ну ладно, доктора вы не хотите, но бульон-то вы не откажетесь скушать? Черт знает, откуда берутся такие сумасшедшие на свете!..
Молодые люди остались одни. После вчерашней истории они чувствовали себя как-то особенно хорошо и смеялись без всякой видимой причины, просто потому, что оба были молоды, свежи и здоровы. К тому же какая-то неясная, неведомая сила влекла их друг к другу с первой встречи. И хотя никаких разговоров между ними на эту тему не было, оба чувствовали, что они друг другу далеко не безразличны.
***
Бульон хозяйского изготовления, по свидетельству самой Сарры Шапиро, имел "райский вкус" и был достоин "царского стола".
Мнение хозяйки целиком разделял больной, испытывавший несказанное удовольствие не столько от самого бульона, сколько от того, что тут же рядом сидела Бетти, которая держала тарелку и следила за тем, чтобы он съел все, до капельки.
Черт возьми, хворать таким образом, кормясь из Беттиных ручек, он готов и подольше!
Но в это время, как всегда неожиданно, влетел в дом Шапиро и сразу затараторил:
– Ну, что тут уже случилось? Квартирант заболел? Что с ним? Температура? Почему не посылают за доктором?
– Здравствуйте, курьерский поезд! - встретила его по своему обыкновению Сарра. - Откуда ты знаешь, что мы не хотели позвать доктора?
– "Хотели звать"? Чего же его не зовут?
– Поди спроси его!
Давид Шапиро в таких случаях не любит длительных дискуссий. Схватил на лету пальто и шапку, побежал и через несколько минут, к великому огорчению квартиранта, приволок доктора. Домашний врач семьи Шапиро подсел к Рабиновичу, пощупал пульс, приложил ухо к груди и с размаху хлопнул его по плечу.
– Ну, нечего дурить! Всем больным можно пожелать таких болезней! Дай Бог каждому еврею иметь такое сердце и такие легкие, - сказал доктор и прибавил по-еврейски: - Молодой человек, вы, очевидно, никогда в хедере не учились!
Узнав от хозяйки, что больной не понимает ни слова по-еврейски, доктор даже привскочил со стула. Несколько раз подряд он надевал и снимал очки, переглядывался со всеми и вдруг стал прощаться.
Повоевав с Рабиновичем из-за денег, которые он отказывался принимать, и в конце концов приняв их, доктор вышел в другую комнату и, прощаясь с семьей Шапиро, проговорил:
– Странный, странный у вас квартирант! Очень странный! Загадка...
Глава 18
ЗАГАДКА
Рабинович казался загадкой не только доктору, но и всем имевшим с ним дело: его манеры, внешний вид, мысли, язык - все было как-то необычно для еврея и возбуждало если не сомнения, то любопытство. Поражало в нем полное отсутствие характерных еврейских черт: находчивости, изворотливости, сноровки... Подчас он бывал наивен, как дитя, задавал смехотворные вопросы, приходил в восторг от самых обыденных вещей...
Первое время пришлось употребить немало усилий, чтобы вдолбить ему представление о правожительстве. Он никак не мог поверить, что в этом самом городе имеются районы, в которых евреям жить не разрешается.
– Возможно ли это? - спросил он. - Да что мы, в самом деле, в Древнем Риме живем, в Испании?.. Или в пятнадцатом веке?..
– Вот чудак! - прервал его Давид Шапиро. - Поди поговори с ним! Ему толкуешь одно, а он свое, А знаете ли вы, что в нашем городе имеется улица, по одной стороне которой евреям селиться разрешается, а по другой запрещено?
И Рабинович не мог успокоиться до тех пор, пока однажды, в субботу, хозяин не сводил его лично на эту самую улицу. Рассказам Давида Шапиро после этой прогулки не было конца. Он открыто смеялся над Рабиновичем:
– Ох и чудак же этот Рабинович! Представьте себе, он думал, что по запрещенной стороне этой улицы еврею даже проходить нельзя!
– Ха-ха-ха! Мы, знаете ли, не в Риме, как вы изволили выразиться, живем, не в Испании и не в пятнадцатом столетии...
– Я не вижу разницы! - говорил Рабинович, удивляясь легкости, с которой хозяин относится к такого рода явлениям.
– Ба-а-а-льшая, положим, разница! - кричал Шапиро. - Возьмем хотя бы вас. Снилось ли когда-нибудь вашему дедушке, что его внук окончит гимназию с медалью, будет добиваться докторской степени, получит "правожительство" по всей России, даже в Петербурге и в Москве, и потом, может быть, даже окажется выбранным в Государственную думу и будет помогать изданию законов?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
Мысли вихрем кружились в голове Рабиновича, катившего в оглушительно дребезжавшей пролетке по ухабистой мостовой. Но все вопросы улетучились, как только на резкий его звонок в дверях показалась Бетти. Она не бросилась ему на шею, только встретила его чуть теплее обычного. Но глаза ее сказали ему много больше.
Рабинович вошел в дом Шапиро, точно под родной кров. В доме стало весело. Накрыли к столу, и все наперебой стали рассказывать, как каждый из них провёл остаток ночи. А Давид Шапиро пустился в повествование о том, как он, еле дождавшись утра, побежал в зубоврачебную школу, а оттуда к полицмейстеру...
– Сейчас же он пошел! - перебила жена. - Я ему, может быть, десять раз подряд повторяла, что сначала необходимо идти в школу, а потом уже к полицмейстеру!
– Что ты скажешь про нее? - обратился Шапиро к дочери. - Она говорит, что она сказала...
– Ну ладно! Кто бы ни сказал, - оборвала Бетти и обратилась к квартиранту: - Расскажите-ка лучше вы, что было утром, когда вас вызвали?
Задребезжал звонок.
– Кто там?
Сёмка вернулся из гимназии. Раскрасневшийся, запыхавшийся, с сумкой за плечами, прямо с порога - на шею учителю.
Учитель с учеником крепко расцеловались.
Глава 17
ПОСЛЕ ОБЛАВЫ
Ночь, проведенная Рабиновичем в полицейском участке, все же не прошла для него даром: он прихворнул. Еще с утра жаловался на головную боль, его слегка знобило, а к вечеру он лежал в своей кровати, укрытый поверх одеяла периной, и обливался потом. Перина была хозяйская, да и самый процесс потения был делом рук сердобольной Сарры Шапиро. Она напоила его чаем с малиной, основательно укрыла и приготовила уксус со спиртом, которым Давиду Шапиро надлежало натереть квартиранта.
Сарра Шапиро хотела послать Бетти за врачом, но Рабинович заупрямился: не надо!
– Что вам помешает, если доктор вас посмотрит?..
– Не нужно!
– Знакомый доктор, свой человек.
– Не надо!
– Да и берет он недорого... сколько дадут.
– Не надо!
– Вот сумасшедший упрямец, - сказала Сарра дочери по-еврейски и обратилась к квартиранту по-русски: - Скажите, пожалуйста, все ли Рабиновичи таковы или только вы так отличаетесь?
– Все таковы!
– Не лучше, чем Шапиро?
– Еще хуже!
– Ну, если так, вас есть с чем поздравить!
Рабинович ничего не ответил, переглянулся с Бетти, и оба так весело рассмеялись, что, глядя на них, не выдержала и Сарра. Затем она засучила рукава и отправилась на кухню готовить куриный бульон для больного.
– Ну ладно, доктора вы не хотите, но бульон-то вы не откажетесь скушать? Черт знает, откуда берутся такие сумасшедшие на свете!..
Молодые люди остались одни. После вчерашней истории они чувствовали себя как-то особенно хорошо и смеялись без всякой видимой причины, просто потому, что оба были молоды, свежи и здоровы. К тому же какая-то неясная, неведомая сила влекла их друг к другу с первой встречи. И хотя никаких разговоров между ними на эту тему не было, оба чувствовали, что они друг другу далеко не безразличны.
***
Бульон хозяйского изготовления, по свидетельству самой Сарры Шапиро, имел "райский вкус" и был достоин "царского стола".
Мнение хозяйки целиком разделял больной, испытывавший несказанное удовольствие не столько от самого бульона, сколько от того, что тут же рядом сидела Бетти, которая держала тарелку и следила за тем, чтобы он съел все, до капельки.
Черт возьми, хворать таким образом, кормясь из Беттиных ручек, он готов и подольше!
Но в это время, как всегда неожиданно, влетел в дом Шапиро и сразу затараторил:
– Ну, что тут уже случилось? Квартирант заболел? Что с ним? Температура? Почему не посылают за доктором?
– Здравствуйте, курьерский поезд! - встретила его по своему обыкновению Сарра. - Откуда ты знаешь, что мы не хотели позвать доктора?
– "Хотели звать"? Чего же его не зовут?
– Поди спроси его!
Давид Шапиро в таких случаях не любит длительных дискуссий. Схватил на лету пальто и шапку, побежал и через несколько минут, к великому огорчению квартиранта, приволок доктора. Домашний врач семьи Шапиро подсел к Рабиновичу, пощупал пульс, приложил ухо к груди и с размаху хлопнул его по плечу.
– Ну, нечего дурить! Всем больным можно пожелать таких болезней! Дай Бог каждому еврею иметь такое сердце и такие легкие, - сказал доктор и прибавил по-еврейски: - Молодой человек, вы, очевидно, никогда в хедере не учились!
Узнав от хозяйки, что больной не понимает ни слова по-еврейски, доктор даже привскочил со стула. Несколько раз подряд он надевал и снимал очки, переглядывался со всеми и вдруг стал прощаться.
Повоевав с Рабиновичем из-за денег, которые он отказывался принимать, и в конце концов приняв их, доктор вышел в другую комнату и, прощаясь с семьей Шапиро, проговорил:
– Странный, странный у вас квартирант! Очень странный! Загадка...
Глава 18
ЗАГАДКА
Рабинович казался загадкой не только доктору, но и всем имевшим с ним дело: его манеры, внешний вид, мысли, язык - все было как-то необычно для еврея и возбуждало если не сомнения, то любопытство. Поражало в нем полное отсутствие характерных еврейских черт: находчивости, изворотливости, сноровки... Подчас он бывал наивен, как дитя, задавал смехотворные вопросы, приходил в восторг от самых обыденных вещей...
Первое время пришлось употребить немало усилий, чтобы вдолбить ему представление о правожительстве. Он никак не мог поверить, что в этом самом городе имеются районы, в которых евреям жить не разрешается.
– Возможно ли это? - спросил он. - Да что мы, в самом деле, в Древнем Риме живем, в Испании?.. Или в пятнадцатом веке?..
– Вот чудак! - прервал его Давид Шапиро. - Поди поговори с ним! Ему толкуешь одно, а он свое, А знаете ли вы, что в нашем городе имеется улица, по одной стороне которой евреям селиться разрешается, а по другой запрещено?
И Рабинович не мог успокоиться до тех пор, пока однажды, в субботу, хозяин не сводил его лично на эту самую улицу. Рассказам Давида Шапиро после этой прогулки не было конца. Он открыто смеялся над Рабиновичем:
– Ох и чудак же этот Рабинович! Представьте себе, он думал, что по запрещенной стороне этой улицы еврею даже проходить нельзя!
– Ха-ха-ха! Мы, знаете ли, не в Риме, как вы изволили выразиться, живем, не в Испании и не в пятнадцатом столетии...
– Я не вижу разницы! - говорил Рабинович, удивляясь легкости, с которой хозяин относится к такого рода явлениям.
– Ба-а-а-льшая, положим, разница! - кричал Шапиро. - Возьмем хотя бы вас. Снилось ли когда-нибудь вашему дедушке, что его внук окончит гимназию с медалью, будет добиваться докторской степени, получит "правожительство" по всей России, даже в Петербурге и в Москве, и потом, может быть, даже окажется выбранным в Государственную думу и будет помогать изданию законов?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64