.. Благодаря Черенковой были арестованы еще две подозрительные девицы, правда, отрицавшие свою виновность и взвалившие все на жениха Маши, Макара Жеребчика, тщательно скрывавшегося. Какими-то неведомыми путями сыщик, однако, добрался и до Жеребчика и арестовал его. Макар Жеребчик, в свою очередь, выдал всю банду, замышлявшую еврейский погром в целях наживы и обставившую убийство Чигиринского таким образом, чтобы оно могло сойти за ритуальное... Жеребчик обещал назвать всех участников убийства...
Бетти чувствовала себя счастливой и ждала начала нового процесса - о бандитах. Спустя несколько дней приехал Гурвич с нахмуренным лбом.
– В чем дело?
– Дело скверное: жених удрал прямо из-под венца! Макар Жеребчик каким-то чудом бежал из-под ареста в самый решительный момент.
На следующий день Гурвич принес известие похуже:
– Нехорошо, родная, ужасно нехорошо!
– Да в чем дело? Не томите!
– Скверно, понимаете, когда видишь, как правда плетется пехтурой, согнувшись в три погибели, а ложь торжествующе гарцует на огненных конях и орет: "Сторонись!"
– Да оставьте вы ваши витиеватые обороты, ради Бога! Что случилось?
– Случилось самое непредвиденное: арестовали моего Шерлока Холмса и посадили куда следует. За что, про что - неизвестно... Поняли? Теперь остается только одно: имеющиеся у нас сведения и материалы передать в руки опытного адвоката. У меня есть на примете такой человек: земляк из Пинска. Это, знаете, голова! А говорит... мухи дохнут! К тому же честнейшая душа...
– Я еду домой! - сказала Бетти. - Завтра между девятью и десятью утра я жду вас.
– Слушаю-с, - ответил по-военному Гурвич, вытянувшись во фронт и козыряя.
И тут же получил от Бетти замечание:
– Право, пора бросать эти выxодки...
– Какие?
– Шутовские.
***
На другой день Бетти прочла в газете, что обвиняемому уже вручена копия обвинительного акта, содержащего 200 страниц; что день суда назначен на 29-е число и что со стороны обвинения в качестве свидетелей вызываются: Давид Шапиро, квартирохозяин преступника, его дочь Берта Давидовна и малолетний сын Семён, бывший товарищ убитого Владимира Чигиринского.
Глава 20
ИВАН ИВАНОВИЧ ПОПОВ
Летняя резиденция Поповых, очаровательное Благосветлово, было пусто и сумрачно. С тех пор как Поповы переехали сюда на лето, никто из посторонних не заглядывал к ним.
Иван Иванович сидел в огромном особняке, изредка только выезжая на охоту. Единственным человеком, имевшим доступ к Попову, был управляющий, являвшийся ежедневно с докладом. Несколько минут короткого и сухого доклада казались управляющему вечностью: до того официален и неприветлив был Иван Иванович. Что случилось? На этот счет существовало несколько версий. Служители, лакеи и горничные шепотом передавали слухи о пропавшем "паниче"... Одни говорили, что он арестован и ждет суда; другие - что он уже осужден и сослан куда-то очень далеко; третьи уверяли, что "панич" не сослан, а... и при этом осеняли себя крестным знамением. Прислуги сами видели барышню, Веру Ивановну, молящейся за упокой души брата... Лакеи передавали, что барин ссорится с дочерью, попрекает её в чем-то. А один из лакеев распространял нелепую историю: он-де подсмотрел, как барин в отчаянии и раздражении поднял руку на барышню... Но этому никто не верил.
Во всех этих толках и пересудах, сильно, конечно, раздутых, была все же доля правды. Иван Иванович действительно упрекал свою дочь в том, что у нее с братом какие-то секреты. Почему Грише нужно писать "до востребования"? Почему Гриша не приехал на пасху домой? Она, наверно, все знает, но не хочет говорить. Да, да. Его сын захвачен общим течением. Он на опасном и скользком пути... Вот увидите, скоро мы узнаем что он арестован, если еще не хуже...
Кто виноват? Сам, сам виноват! Недаром брат Николай Иванович говорил, что детей надо воспитывать дома. А он разослал: сына - в один город, в гимназию, дочь - в пансион... Но что было делать? Дом без матери - не дом. Да, смерть жены сильно подкосила монументальную фигуру Ивана Ивановича. Собственно говоря, с тех самых пор и начался для блестяще вступившего на служебное поприще Попова процесс опускания... Все пошло прахом. Рисовавшийся в перспективе министерский портфель был забыт, даже предводительство дворянством как-то само собой ушло из-под рук... Иван Иванович засел дома и очень-очень редко выезжал.
Встречи с дочерью, сухие и официальные, происходили только за столом. Разговоров почти не бывало. О Грише вообще не говорили...
В последний раз имя Гриши было упомянуто, когда Вера возвратилась из поездки в столицу и привезла с собой какие-то загадочные сообщения. В университете Гриша занимался великолепно, вел себя образцово. Кроме того, Вера узнала, что Гриша давал уроки в очень почтенном доме неких Бардо-Брадовских, отзывавшихся о нем восторженно. Бардо-Брадовские рассказали, что Гриша получил телеграмму, был очень расстроен и сказал, что едет домой...
– Все?
Иван Иванович пронизывал свою дочь тяжелым взглядом, и Вера понимала, что отец не верит ни одному её слову, подозревает, что она что-то скрывает от него. Нет, нет. Он остается при своем мнении: тут что-то не так. Что за "уроки" такие? Гриша давал уроки? Ерунда! Отговорки, выдумки, интриги... Все, все сговорились против него.
Иван Иванович, хлопнув дверью, ушел к себе, заперся и больше о сыне не говорил. Нет сына! Кончено!
В один из таких тяжелых дней управляющий доложил, что какой-то молодой человек, студент, очень просит, чтобы его приняли по срочному и важному делу.
Иван Иванович взглянул на управляющего недоумевающим взглядом: кажется, велено раз навсегда никого не принимать.
– Но студент уверяет, что дело касается Ивана Ивановича в гораздо большей степени, нежели его самого, и настаивает на приеме.
– Как он выглядит?
– Не то армянин, не то грузин... А может быть - еврей...
– Имя?
– Не говорит.
– К черту!
Управляющий вылетел из комнаты. Иван Иванович бросил вслед:
– Пусть изложит письменно!
Спустя несколько минут управляющий передал Ивану Ивановичу коротенькую записку из трех слов:
"По делу сына".
Иван Иванович вздрогнул: грузин или еврей... Наверно, товарищ... Революционер... Может быть, анарxист... Надо принять меры...
Вошедшему в кабинет подлинному Рабиновичу бросился в глаза солидных размеров браунинг, лежавший по правую руку Ивана Ивановича...
Затем уж Рабинович увидел самого Попова и был поражен разительным сходством с сыном. Не только лицо - манеры, движения были до того схожи с Гришей, что Рабинович онемел от изумления...
– Садитесь. Что скажете?
– Я, - начал Рабинович, - товарищ вашего Гриши по гимназии. Гриша в данное время в беде... То есть, конечно, бывают положения похуже: ему ничего страшного не грозит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
Бетти чувствовала себя счастливой и ждала начала нового процесса - о бандитах. Спустя несколько дней приехал Гурвич с нахмуренным лбом.
– В чем дело?
– Дело скверное: жених удрал прямо из-под венца! Макар Жеребчик каким-то чудом бежал из-под ареста в самый решительный момент.
На следующий день Гурвич принес известие похуже:
– Нехорошо, родная, ужасно нехорошо!
– Да в чем дело? Не томите!
– Скверно, понимаете, когда видишь, как правда плетется пехтурой, согнувшись в три погибели, а ложь торжествующе гарцует на огненных конях и орет: "Сторонись!"
– Да оставьте вы ваши витиеватые обороты, ради Бога! Что случилось?
– Случилось самое непредвиденное: арестовали моего Шерлока Холмса и посадили куда следует. За что, про что - неизвестно... Поняли? Теперь остается только одно: имеющиеся у нас сведения и материалы передать в руки опытного адвоката. У меня есть на примете такой человек: земляк из Пинска. Это, знаете, голова! А говорит... мухи дохнут! К тому же честнейшая душа...
– Я еду домой! - сказала Бетти. - Завтра между девятью и десятью утра я жду вас.
– Слушаю-с, - ответил по-военному Гурвич, вытянувшись во фронт и козыряя.
И тут же получил от Бетти замечание:
– Право, пора бросать эти выxодки...
– Какие?
– Шутовские.
***
На другой день Бетти прочла в газете, что обвиняемому уже вручена копия обвинительного акта, содержащего 200 страниц; что день суда назначен на 29-е число и что со стороны обвинения в качестве свидетелей вызываются: Давид Шапиро, квартирохозяин преступника, его дочь Берта Давидовна и малолетний сын Семён, бывший товарищ убитого Владимира Чигиринского.
Глава 20
ИВАН ИВАНОВИЧ ПОПОВ
Летняя резиденция Поповых, очаровательное Благосветлово, было пусто и сумрачно. С тех пор как Поповы переехали сюда на лето, никто из посторонних не заглядывал к ним.
Иван Иванович сидел в огромном особняке, изредка только выезжая на охоту. Единственным человеком, имевшим доступ к Попову, был управляющий, являвшийся ежедневно с докладом. Несколько минут короткого и сухого доклада казались управляющему вечностью: до того официален и неприветлив был Иван Иванович. Что случилось? На этот счет существовало несколько версий. Служители, лакеи и горничные шепотом передавали слухи о пропавшем "паниче"... Одни говорили, что он арестован и ждет суда; другие - что он уже осужден и сослан куда-то очень далеко; третьи уверяли, что "панич" не сослан, а... и при этом осеняли себя крестным знамением. Прислуги сами видели барышню, Веру Ивановну, молящейся за упокой души брата... Лакеи передавали, что барин ссорится с дочерью, попрекает её в чем-то. А один из лакеев распространял нелепую историю: он-де подсмотрел, как барин в отчаянии и раздражении поднял руку на барышню... Но этому никто не верил.
Во всех этих толках и пересудах, сильно, конечно, раздутых, была все же доля правды. Иван Иванович действительно упрекал свою дочь в том, что у нее с братом какие-то секреты. Почему Грише нужно писать "до востребования"? Почему Гриша не приехал на пасху домой? Она, наверно, все знает, но не хочет говорить. Да, да. Его сын захвачен общим течением. Он на опасном и скользком пути... Вот увидите, скоро мы узнаем что он арестован, если еще не хуже...
Кто виноват? Сам, сам виноват! Недаром брат Николай Иванович говорил, что детей надо воспитывать дома. А он разослал: сына - в один город, в гимназию, дочь - в пансион... Но что было делать? Дом без матери - не дом. Да, смерть жены сильно подкосила монументальную фигуру Ивана Ивановича. Собственно говоря, с тех самых пор и начался для блестяще вступившего на служебное поприще Попова процесс опускания... Все пошло прахом. Рисовавшийся в перспективе министерский портфель был забыт, даже предводительство дворянством как-то само собой ушло из-под рук... Иван Иванович засел дома и очень-очень редко выезжал.
Встречи с дочерью, сухие и официальные, происходили только за столом. Разговоров почти не бывало. О Грише вообще не говорили...
В последний раз имя Гриши было упомянуто, когда Вера возвратилась из поездки в столицу и привезла с собой какие-то загадочные сообщения. В университете Гриша занимался великолепно, вел себя образцово. Кроме того, Вера узнала, что Гриша давал уроки в очень почтенном доме неких Бардо-Брадовских, отзывавшихся о нем восторженно. Бардо-Брадовские рассказали, что Гриша получил телеграмму, был очень расстроен и сказал, что едет домой...
– Все?
Иван Иванович пронизывал свою дочь тяжелым взглядом, и Вера понимала, что отец не верит ни одному её слову, подозревает, что она что-то скрывает от него. Нет, нет. Он остается при своем мнении: тут что-то не так. Что за "уроки" такие? Гриша давал уроки? Ерунда! Отговорки, выдумки, интриги... Все, все сговорились против него.
Иван Иванович, хлопнув дверью, ушел к себе, заперся и больше о сыне не говорил. Нет сына! Кончено!
В один из таких тяжелых дней управляющий доложил, что какой-то молодой человек, студент, очень просит, чтобы его приняли по срочному и важному делу.
Иван Иванович взглянул на управляющего недоумевающим взглядом: кажется, велено раз навсегда никого не принимать.
– Но студент уверяет, что дело касается Ивана Ивановича в гораздо большей степени, нежели его самого, и настаивает на приеме.
– Как он выглядит?
– Не то армянин, не то грузин... А может быть - еврей...
– Имя?
– Не говорит.
– К черту!
Управляющий вылетел из комнаты. Иван Иванович бросил вслед:
– Пусть изложит письменно!
Спустя несколько минут управляющий передал Ивану Ивановичу коротенькую записку из трех слов:
"По делу сына".
Иван Иванович вздрогнул: грузин или еврей... Наверно, товарищ... Революционер... Может быть, анарxист... Надо принять меры...
Вошедшему в кабинет подлинному Рабиновичу бросился в глаза солидных размеров браунинг, лежавший по правую руку Ивана Ивановича...
Затем уж Рабинович увидел самого Попова и был поражен разительным сходством с сыном. Не только лицо - манеры, движения были до того схожи с Гришей, что Рабинович онемел от изумления...
– Садитесь. Что скажете?
– Я, - начал Рабинович, - товарищ вашего Гриши по гимназии. Гриша в данное время в беде... То есть, конечно, бывают положения похуже: ему ничего страшного не грозит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64