Когда Сашка хотел мне что-нибудь сказать, он останавливался и ждал, пока я к нему подойду.
— Такого партнера у тебя еще не было, — сказал Сашка.
— Ладно, ладно, идем, — ответил я, подталкивая Сашку в плечо.
Через несколько шагов Сашка снова остановился.
— Мне таки пришлось побегать, пока я его нашел. Во-первых, он всех обыгрывает, во-вторых, не умеет играть. А в-третьих, об этом не догадывается. Даже я мог его обыграть, если бы не зевнул туру.
— Ладью, Сашка, ладью. Когда ты научишься правильно называть фигуры?
— Тебе нужен партнер или терминология? — спросил Сашка.
Партнеров для меня Сашка находил здорово. Он подсаживался к играющим и некоторое время изучал обстановку. Потом сам играл партию с наиболее сильным противником, быстро ее проигрывал, после чего, как бы между прочим, говорил: «У вас, наверно, первая категория. У моего товарища тоже первая категория, и он играет почти как вы. Может быть, немного лучше». Обычно у моего будущего противника не было никакой категории, но любителя легче уговорить, что он играет в силу мастера, чем доказать ему, что он вообще не умеет играть. В большинстве случаев Сашкины слова вызывали немедленное желание померяться со мной силами. Тогда появлялся я. Самый щекотливый вопрос организации поединка — денежное вознаграждение за выигранную партию — мы решали с Сашкой вдвоем.
Мы вошли в тень навеса. Здесь было царство мам с детьми, преферансистов и любителей шахмат. Мы подошли к играющим. Вокруг моей будущей жертвы сидели и стояли шахматные знатоки. Они все знали и все предвидели. Им одним был известен самый лучший ход, и, если игроки делали другой, знатоки объявляли партию проигранной. Мой будущий противник сидел по-турецки, и его огромный живот покоился на коленях. Он сверху смотрел на доску, и, когда передвигал фигуру, ему было очень трудно дотянуться до нее рукой: мешал живот.
— Маленький шахец, — сказал он и взял двумя пальцами коня.
Кто-то заметил:
— От шаха еще никто не умирал.
— Правильно. От шаха не умирают. А кто говорит, что умирают?
Глаза моего будущего партнера были уставлены в одну точку. Я сразу понял: дальше одного-двух ходов он не видит. Его противник, прежде чем отодвинуть короля, неторопливо очистил от песка руки.
— Еще один шахец… И еще один. — Темп игры стал быстрее. Черные давно матовались, если бы не столько бессмысленных шахов.
Неподалеку какая-то мама ворковала:
— Кто будет кушать кашку? Леночка будет кушать кашку. Никому не дадим кашки.
— Вот так с детства калечат ребенка, — громко сказал Сашка, явно для того, чтобы привлечь к нам внимание. При этом он пристально смотрел на моего потенциального противника.
— Вернулись? Где же ваш приятель? — сказал тот. — А, маэстро, — сказал он мне, догадываясь, что Сашкин приятель — это я. — Сыграем, сыграем.
— Он пришел посмотреть вашу игру. Сам он играть не хочет, — сказал Сашка.
— Испугался?
— Чего пугаться? Просто через месяц у меня ответственное соревнование. Пляжные партии расхолаживают, — сказал я.
Знатоки почтительно помалкивали: первая категория, которую присвоил мне Сашка, действовала на них магически. На самом деле у меня была вторая категория. Но в конце концов это не имело большого значения.
— Я же предупреждал, обычно перед соревнованиями он на пляже не играет, — сказал Сашка.
— Чепуха. Назначим вознаграждение за выигранную партию. Для интереса. Ну, хотите, пятнадцать рублей за партию? — Он захохотал, уверенный, что я испугаюсь. От названной им цифры у меня кровь бросилась в голову. Я еле удержался, чтобы не сказать «да». Вместо этого я сказал:
— Что вы! У меня таких денег нет, — тем самым скромно намекая, что вовсе не уверен в исходе поединка.
— Хотите десять рублей?
Сашка был прав. Просто неинтересно, что облюбованная им жертва так легко лезла на крючок. Почти всегда нам самим приходилось предлагать денежный приз, и я обычно играл по пять рублей за партию.
— Что? Опять испугались? — Мой будущий противник снова захохотал.
— Иметь первую категорию и так жаться, — сказал Сашка. — Тебя же люди просят сыграть. Они же подумают, что я просто сбрехал. Я иду с тобой в долю и даю тебе пять рублей.
Я стоял как бы раздумывая и все еще не решаясь. Кто-то из знатоков сказал:
— Видали мы таких мастеров.
Как всегда в подобных случаях, нашлись защитники:
— Он же объяснил, что у него скоро соревнования.
Мужчина с животом тем временем добивал своего противника. Он как будто потерял ко мне интерес. А может быть, в нем проснулось благоразумие и он уже жалел о сделанном предложении? Сашка все это сообразил раньше меня.
— Вы что-нибудь слышали о спортивной форме? Не слышали? Так вот, настоящий шахматист всегда должен держать себя в хорошей спортивной форме. Володя, я тебя прошу, докажи этим специалистам, какой ты шахматист. От одной-двух партий ты форму не потеряешь.
— Хорошо, сыграем, — сказал я.
Мне освободили место. Противник мужчины с животом тут же сдался. Мы разыграли, кому какими играть. Мне достались белые. Расставлять фигуры услужливо помогали знатоки: они жаждали крови. Тем более что при любом исходе никто из них ничем не рисковал. Мой противник держался очень уверенно, возвышаясь над доской как монумент.
— Начнем? Десять рублей у вас есть? — спросил он.
Я достал из кармана две пятерки и протянул их Сашке.
— Имей в виду, в случае проигрыша — ты мне отдашь пятерку.
— Что за вопрос! У вас, конечно, десять рублей есть?
Мой партнер засмеялся. Когда он смеялся, живот его ходил ходуном. Он достал у себя за спиной брюки и вынул из них бумажник. Денежные расчеты перешли полностью в ведение Сашки. Моей обязанностью было играть. Я сделал ход: е2 — е4. Мой противник ответил е7 — е5 и стал доставать деньги. Исход партии меня не беспокоил. Трудность таких партий заключалась в другом: надо было играть так, чтобы у противника и зрителей все время вызывать иллюзию его близкой победы. После третьего хода мой конь на f3 был связан белопольным слоном. Возникла возможность классической ловушки. Я рокировался. Мой противник сыграл конь f6, угрожая моей центральной пешке. Я сделал выжидательный ход: аЗ — и вызвал оживление среди знатоков. Кто-то из них сказал: «Пешечка улыбнулась», — после чего доверие ко мне было несколько подорвано. Партнер задумался. Его настораживала легкость, с которой я отдавал пешку. Сразу было видно: человек ничего не привык брать в жизни легко. Наконец он сказал, подбадривая самого себя:
— Дают — бери…
Кто-то из знатоков его поддержал:
— Пешки — не орешки.
После этого противник, не колеблясь, взял конем мою пешку. Я пошел конем на с3. На этот раз мужчина с животом долго не раздумывал: он наверняка слышал, что сдвоенная пешка ведет к ослаблению позиции, и взял конем моего коня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
— Такого партнера у тебя еще не было, — сказал Сашка.
— Ладно, ладно, идем, — ответил я, подталкивая Сашку в плечо.
Через несколько шагов Сашка снова остановился.
— Мне таки пришлось побегать, пока я его нашел. Во-первых, он всех обыгрывает, во-вторых, не умеет играть. А в-третьих, об этом не догадывается. Даже я мог его обыграть, если бы не зевнул туру.
— Ладью, Сашка, ладью. Когда ты научишься правильно называть фигуры?
— Тебе нужен партнер или терминология? — спросил Сашка.
Партнеров для меня Сашка находил здорово. Он подсаживался к играющим и некоторое время изучал обстановку. Потом сам играл партию с наиболее сильным противником, быстро ее проигрывал, после чего, как бы между прочим, говорил: «У вас, наверно, первая категория. У моего товарища тоже первая категория, и он играет почти как вы. Может быть, немного лучше». Обычно у моего будущего противника не было никакой категории, но любителя легче уговорить, что он играет в силу мастера, чем доказать ему, что он вообще не умеет играть. В большинстве случаев Сашкины слова вызывали немедленное желание померяться со мной силами. Тогда появлялся я. Самый щекотливый вопрос организации поединка — денежное вознаграждение за выигранную партию — мы решали с Сашкой вдвоем.
Мы вошли в тень навеса. Здесь было царство мам с детьми, преферансистов и любителей шахмат. Мы подошли к играющим. Вокруг моей будущей жертвы сидели и стояли шахматные знатоки. Они все знали и все предвидели. Им одним был известен самый лучший ход, и, если игроки делали другой, знатоки объявляли партию проигранной. Мой будущий противник сидел по-турецки, и его огромный живот покоился на коленях. Он сверху смотрел на доску, и, когда передвигал фигуру, ему было очень трудно дотянуться до нее рукой: мешал живот.
— Маленький шахец, — сказал он и взял двумя пальцами коня.
Кто-то заметил:
— От шаха еще никто не умирал.
— Правильно. От шаха не умирают. А кто говорит, что умирают?
Глаза моего будущего партнера были уставлены в одну точку. Я сразу понял: дальше одного-двух ходов он не видит. Его противник, прежде чем отодвинуть короля, неторопливо очистил от песка руки.
— Еще один шахец… И еще один. — Темп игры стал быстрее. Черные давно матовались, если бы не столько бессмысленных шахов.
Неподалеку какая-то мама ворковала:
— Кто будет кушать кашку? Леночка будет кушать кашку. Никому не дадим кашки.
— Вот так с детства калечат ребенка, — громко сказал Сашка, явно для того, чтобы привлечь к нам внимание. При этом он пристально смотрел на моего потенциального противника.
— Вернулись? Где же ваш приятель? — сказал тот. — А, маэстро, — сказал он мне, догадываясь, что Сашкин приятель — это я. — Сыграем, сыграем.
— Он пришел посмотреть вашу игру. Сам он играть не хочет, — сказал Сашка.
— Испугался?
— Чего пугаться? Просто через месяц у меня ответственное соревнование. Пляжные партии расхолаживают, — сказал я.
Знатоки почтительно помалкивали: первая категория, которую присвоил мне Сашка, действовала на них магически. На самом деле у меня была вторая категория. Но в конце концов это не имело большого значения.
— Я же предупреждал, обычно перед соревнованиями он на пляже не играет, — сказал Сашка.
— Чепуха. Назначим вознаграждение за выигранную партию. Для интереса. Ну, хотите, пятнадцать рублей за партию? — Он захохотал, уверенный, что я испугаюсь. От названной им цифры у меня кровь бросилась в голову. Я еле удержался, чтобы не сказать «да». Вместо этого я сказал:
— Что вы! У меня таких денег нет, — тем самым скромно намекая, что вовсе не уверен в исходе поединка.
— Хотите десять рублей?
Сашка был прав. Просто неинтересно, что облюбованная им жертва так легко лезла на крючок. Почти всегда нам самим приходилось предлагать денежный приз, и я обычно играл по пять рублей за партию.
— Что? Опять испугались? — Мой будущий противник снова захохотал.
— Иметь первую категорию и так жаться, — сказал Сашка. — Тебя же люди просят сыграть. Они же подумают, что я просто сбрехал. Я иду с тобой в долю и даю тебе пять рублей.
Я стоял как бы раздумывая и все еще не решаясь. Кто-то из знатоков сказал:
— Видали мы таких мастеров.
Как всегда в подобных случаях, нашлись защитники:
— Он же объяснил, что у него скоро соревнования.
Мужчина с животом тем временем добивал своего противника. Он как будто потерял ко мне интерес. А может быть, в нем проснулось благоразумие и он уже жалел о сделанном предложении? Сашка все это сообразил раньше меня.
— Вы что-нибудь слышали о спортивной форме? Не слышали? Так вот, настоящий шахматист всегда должен держать себя в хорошей спортивной форме. Володя, я тебя прошу, докажи этим специалистам, какой ты шахматист. От одной-двух партий ты форму не потеряешь.
— Хорошо, сыграем, — сказал я.
Мне освободили место. Противник мужчины с животом тут же сдался. Мы разыграли, кому какими играть. Мне достались белые. Расставлять фигуры услужливо помогали знатоки: они жаждали крови. Тем более что при любом исходе никто из них ничем не рисковал. Мой противник держался очень уверенно, возвышаясь над доской как монумент.
— Начнем? Десять рублей у вас есть? — спросил он.
Я достал из кармана две пятерки и протянул их Сашке.
— Имей в виду, в случае проигрыша — ты мне отдашь пятерку.
— Что за вопрос! У вас, конечно, десять рублей есть?
Мой партнер засмеялся. Когда он смеялся, живот его ходил ходуном. Он достал у себя за спиной брюки и вынул из них бумажник. Денежные расчеты перешли полностью в ведение Сашки. Моей обязанностью было играть. Я сделал ход: е2 — е4. Мой противник ответил е7 — е5 и стал доставать деньги. Исход партии меня не беспокоил. Трудность таких партий заключалась в другом: надо было играть так, чтобы у противника и зрителей все время вызывать иллюзию его близкой победы. После третьего хода мой конь на f3 был связан белопольным слоном. Возникла возможность классической ловушки. Я рокировался. Мой противник сыграл конь f6, угрожая моей центральной пешке. Я сделал выжидательный ход: аЗ — и вызвал оживление среди знатоков. Кто-то из них сказал: «Пешечка улыбнулась», — после чего доверие ко мне было несколько подорвано. Партнер задумался. Его настораживала легкость, с которой я отдавал пешку. Сразу было видно: человек ничего не привык брать в жизни легко. Наконец он сказал, подбадривая самого себя:
— Дают — бери…
Кто-то из знатоков его поддержал:
— Пешки — не орешки.
После этого противник, не колеблясь, взял конем мою пешку. Я пошел конем на с3. На этот раз мужчина с животом долго не раздумывал: он наверняка слышал, что сдвоенная пешка ведет к ослаблению позиции, и взял конем моего коня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60