Женщины облегчённо вздохнули и направились к трамвайной остановке.
Сами было известно, что Назан обитает где-то в районе Сулеймание. Он решил спуститься на фуникулёре к Галатскому мосту, а оттуда на трамвае добраться до площади Бейязит. Так можно было сэкономить немного времени и очутиться там раньше, чем подъедут Назан и Несрин.
Его план полностью удался. Ничего не подозревавшие женщины сошли с трамвая и направились вдоль университетской стены к узким улочкам Сулеймание. Сами последовал за ними в некотором отдалении. Неожиданно женщины скрылись за углом дома, и он потерял их из виду. Сами прибавил шагу и успел как раз вовремя – они сворачивали в другой переулок. Вот женщины миновали какую-то полуразрушенную мечеть. Сами прижался спиной к стене, которая почти совсем завалилась, и стал наблюдать.
Он видел, как Назан толкнула дверь какого-то убогого обшарпанного домишка, который, казалось, лишь чудом держался на земле. Обшарив глазами прогнившие доски, Сами прочёл название улицы, номер дома и записал в свой блокнот. Во второй раз можно, пожалуй, и не найти этого домишка.
Засунув блокнот поглубже в карман пальто, он зашагал прочь.
– Садитесь, пожалуйста, выпьем по чашечке кофе. Вам нужно отдохнуть, – говорила Назан, сбрасывая чаршаф.
– Нет, дорогая! Не хочется. На сердце как-то тяжело.
– Зачем вы расстраиваетесь! Разве можно прислушиваться ко всему, что говорят врачи?
– Да как же, сестрица, не прислушиваться? Он спрашивал, повышается ли у меня по ночам температура, потею ли я? А почему? Потому что всё это – признаки обострения болезни.
Глаза Несрин стали влажными.
– Врач говорит, что необходимо поехать на курорт, отдохнуть. Какой там курорт! Отдых! Стоит мне неделю не поработать, и всё! Мне нечего будет есть.
Сердце Назан разрывалось от жалости к этой больной, несчастной женщине. Захотелось обнять её, утешить.
Несрин немного полежала на тахте и ушла. Назан осталась одна. Прислонив разгорячённый лоб к окну, она с грустью смотрела на пустынную улицу. Облака, затянувшие небо, спустились совсем низко. С каждой минутой становилось темнее. Назан поёжилась и набросила на плечи старый шерстяной платок. «А есть ли у тётушки уголь?» – подумала она и пошарила по углам. Угля не было. «Пожалуй, надо сходить в лавку. Это ведь совсем близко, сразу за углом», – припоминала Назан, надевая чаршаф.
Переступив порог, она лицом к лицу столкнулась с Сами. Ошеломлённая, Назан отпрянула назад.
– Простите, Назан-ханым, Несрин ещё у вас? – криво улыбаясь, спросил Сами.
– Она уже ушла, – ответила Назан, ощутив дрожь во всём теле.
– Не можете ли вы рассказать поподробнее, какой диагноз поставил врач…
– Но почему вы не спросили об этом у неё самой?
Сами понял, что его поймали на слове, и рассмеялся:
– Не сообразил!
На пустынной улице появилось несколько теней в чаршафах и тёплых шалях. Назан заволновалась ещё больше. Она чувствовала, что сплетницы пялят на них глаза.
– Извините, я спешу, мне нужно купить уголь.
– Такая очаровательная женщина с корзиной угля! Невероятно! Я был потрясён, узнав, что вы живёте в такой развалюхе, а тут ещё этот уголь…
Назан чувствовала, как дрожит каждая клеточка её тела. Было просто невыносимо стоять рядом с Сами на глазах у всех, но она не знала, как уйти. В голове теснились обрывки мыслей: муж… ребёнок… Несрин… тётя… соседи… Более всего её тревожила мысль о Несрин. Если слухи дойдут до больной женщины, она будет очень страдать. А вдруг Сами скажет, что она сама его пригласила?
Назан едва не упала от этой мысли и прислонилась к дверному косяку.
– Сами-бей! Умоляю вас, не говорите Несрин, что вы были здесь, – прошептала Назан чуть слышно.
Но он понял эту просьбу по-своему.
– Ну что вы! Не беспокойтесь, дорогая! Разве можно кому-нибудь рассказывать о наших отношениях?
– Отношениях?! – воскликнула Назан. – Каких отношениях?
– То есть я хотел сказать…
– Нет-нет! Между нами нет и не может быть никаких отношений! – Размахивая корзинкой, Назан бросилась на другую сторону улицы. Она перевела дыхание, только добежав до лавки угольщика Касыма.
– Это корзинка матушки Алие, – сразу узнал черномазый угольщик. – А ты кем ей доводишься?
– Племянницей.
– А-а-а! Та самая, что развелась с адвокатом?
В их квартале все говорили об этом.
– Да, но к весне я снова вернусь к нему, – не уверенно пролепетала Назан.
– А ребёнок?
– Он со свекровью и с мужем.
– Эх, доченька! – вздохнул угольщик. – Все говорят, что тебя обманом выкурили из дому. Женщина неразумная! Ну кто же бросает ребёнка, вещи?.. Сколько тебе угля-то?
– Сколько войдёт.
Угольщик наполнил корзинку и поставил её на весы. А Назан с замиранием сердца выглянула на улицу. Слава аллаху, Сами не подошёл к лавке, но у порога уже собралась толпа.
Закутанные в чаршафы женщины и любопытные девчонки ждали, когда выйдет Назан. Может, тот мужчина вовсе ей незнаком? Все хотели убедиться, заговорит ли он с ней опять.
– Смотрите, смотрите – говорит… – зашептали женщины, увидев, как Сами подошёл к Назан.
– Да кто же ей этот мужчина?
– И чего тут не знать, любовник её, стало быть.
– Чей, чей любовник? Дайте-ка взглянуть, – высунулся из двери угольщик.
Посмотрев на Сами, он многозначительно подмигнул женщинам и, проведя чёрной от угля ладонью по усам, хмыкнул.
– Теперь понятно, что за птица эта Назан. Наверно, она и там крутила. Кабы не так, разве адвокат развёлся бы с ней?
Угольщик вытащил из кармана табакерку и, сворачивая толстую цигарку, подумал: «Если она пошла по рукам, так почему бы и мне не пользоваться? Что у меня меньше монет, чем у тех лоботрясов, которые к ней шляются? И с чего это к нам повадились чужаки? Неужто в нашем квартале вся молодёжь повымерла? Да куда же запропастились Акула-Ихсан и Волк-Джеляль?»
Под вечер, когда снег падал на землю крупными хлопьями, появился рыбак Ихсан. Касым выскочил на крыльцо и закричал ему вслед:
– Боишься войти?
Огромный, широкоплечий Ихсан остановился, засунув руки в карманы саржевых брюк.
– Видно, тебе мешают рога, – сказал угольщик, поддразнивая парня.
– Что? – удивился рыбак, проведя рукой по своим тонким усикам. Он вошёл в лавку, пододвинул к себе плетёную скамеечку и сел.
– Дожили мы, что называется, до весёлых дней, – сказал, протягивая ему табакерку, Касым. – Племянница-то нашей матушки Алие начала приводить в дом ухажёров!
Ихсан хорошо знал матушку Алие, но её племянницы ещё не видел. На днях он, правда, слышал что-то о ней от Волка-Джеляля. Муж у неё вроде адвокат какой-то был…
– У этой женщины, Ихсан, – сказал угольщик, – руки белее хлопка. Как увидел я её, аж в голове все закружилось… А какой у неё перстень!
Ихсан продолжал спокойно курить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
Сами было известно, что Назан обитает где-то в районе Сулеймание. Он решил спуститься на фуникулёре к Галатскому мосту, а оттуда на трамвае добраться до площади Бейязит. Так можно было сэкономить немного времени и очутиться там раньше, чем подъедут Назан и Несрин.
Его план полностью удался. Ничего не подозревавшие женщины сошли с трамвая и направились вдоль университетской стены к узким улочкам Сулеймание. Сами последовал за ними в некотором отдалении. Неожиданно женщины скрылись за углом дома, и он потерял их из виду. Сами прибавил шагу и успел как раз вовремя – они сворачивали в другой переулок. Вот женщины миновали какую-то полуразрушенную мечеть. Сами прижался спиной к стене, которая почти совсем завалилась, и стал наблюдать.
Он видел, как Назан толкнула дверь какого-то убогого обшарпанного домишка, который, казалось, лишь чудом держался на земле. Обшарив глазами прогнившие доски, Сами прочёл название улицы, номер дома и записал в свой блокнот. Во второй раз можно, пожалуй, и не найти этого домишка.
Засунув блокнот поглубже в карман пальто, он зашагал прочь.
– Садитесь, пожалуйста, выпьем по чашечке кофе. Вам нужно отдохнуть, – говорила Назан, сбрасывая чаршаф.
– Нет, дорогая! Не хочется. На сердце как-то тяжело.
– Зачем вы расстраиваетесь! Разве можно прислушиваться ко всему, что говорят врачи?
– Да как же, сестрица, не прислушиваться? Он спрашивал, повышается ли у меня по ночам температура, потею ли я? А почему? Потому что всё это – признаки обострения болезни.
Глаза Несрин стали влажными.
– Врач говорит, что необходимо поехать на курорт, отдохнуть. Какой там курорт! Отдых! Стоит мне неделю не поработать, и всё! Мне нечего будет есть.
Сердце Назан разрывалось от жалости к этой больной, несчастной женщине. Захотелось обнять её, утешить.
Несрин немного полежала на тахте и ушла. Назан осталась одна. Прислонив разгорячённый лоб к окну, она с грустью смотрела на пустынную улицу. Облака, затянувшие небо, спустились совсем низко. С каждой минутой становилось темнее. Назан поёжилась и набросила на плечи старый шерстяной платок. «А есть ли у тётушки уголь?» – подумала она и пошарила по углам. Угля не было. «Пожалуй, надо сходить в лавку. Это ведь совсем близко, сразу за углом», – припоминала Назан, надевая чаршаф.
Переступив порог, она лицом к лицу столкнулась с Сами. Ошеломлённая, Назан отпрянула назад.
– Простите, Назан-ханым, Несрин ещё у вас? – криво улыбаясь, спросил Сами.
– Она уже ушла, – ответила Назан, ощутив дрожь во всём теле.
– Не можете ли вы рассказать поподробнее, какой диагноз поставил врач…
– Но почему вы не спросили об этом у неё самой?
Сами понял, что его поймали на слове, и рассмеялся:
– Не сообразил!
На пустынной улице появилось несколько теней в чаршафах и тёплых шалях. Назан заволновалась ещё больше. Она чувствовала, что сплетницы пялят на них глаза.
– Извините, я спешу, мне нужно купить уголь.
– Такая очаровательная женщина с корзиной угля! Невероятно! Я был потрясён, узнав, что вы живёте в такой развалюхе, а тут ещё этот уголь…
Назан чувствовала, как дрожит каждая клеточка её тела. Было просто невыносимо стоять рядом с Сами на глазах у всех, но она не знала, как уйти. В голове теснились обрывки мыслей: муж… ребёнок… Несрин… тётя… соседи… Более всего её тревожила мысль о Несрин. Если слухи дойдут до больной женщины, она будет очень страдать. А вдруг Сами скажет, что она сама его пригласила?
Назан едва не упала от этой мысли и прислонилась к дверному косяку.
– Сами-бей! Умоляю вас, не говорите Несрин, что вы были здесь, – прошептала Назан чуть слышно.
Но он понял эту просьбу по-своему.
– Ну что вы! Не беспокойтесь, дорогая! Разве можно кому-нибудь рассказывать о наших отношениях?
– Отношениях?! – воскликнула Назан. – Каких отношениях?
– То есть я хотел сказать…
– Нет-нет! Между нами нет и не может быть никаких отношений! – Размахивая корзинкой, Назан бросилась на другую сторону улицы. Она перевела дыхание, только добежав до лавки угольщика Касыма.
– Это корзинка матушки Алие, – сразу узнал черномазый угольщик. – А ты кем ей доводишься?
– Племянницей.
– А-а-а! Та самая, что развелась с адвокатом?
В их квартале все говорили об этом.
– Да, но к весне я снова вернусь к нему, – не уверенно пролепетала Назан.
– А ребёнок?
– Он со свекровью и с мужем.
– Эх, доченька! – вздохнул угольщик. – Все говорят, что тебя обманом выкурили из дому. Женщина неразумная! Ну кто же бросает ребёнка, вещи?.. Сколько тебе угля-то?
– Сколько войдёт.
Угольщик наполнил корзинку и поставил её на весы. А Назан с замиранием сердца выглянула на улицу. Слава аллаху, Сами не подошёл к лавке, но у порога уже собралась толпа.
Закутанные в чаршафы женщины и любопытные девчонки ждали, когда выйдет Назан. Может, тот мужчина вовсе ей незнаком? Все хотели убедиться, заговорит ли он с ней опять.
– Смотрите, смотрите – говорит… – зашептали женщины, увидев, как Сами подошёл к Назан.
– Да кто же ей этот мужчина?
– И чего тут не знать, любовник её, стало быть.
– Чей, чей любовник? Дайте-ка взглянуть, – высунулся из двери угольщик.
Посмотрев на Сами, он многозначительно подмигнул женщинам и, проведя чёрной от угля ладонью по усам, хмыкнул.
– Теперь понятно, что за птица эта Назан. Наверно, она и там крутила. Кабы не так, разве адвокат развёлся бы с ней?
Угольщик вытащил из кармана табакерку и, сворачивая толстую цигарку, подумал: «Если она пошла по рукам, так почему бы и мне не пользоваться? Что у меня меньше монет, чем у тех лоботрясов, которые к ней шляются? И с чего это к нам повадились чужаки? Неужто в нашем квартале вся молодёжь повымерла? Да куда же запропастились Акула-Ихсан и Волк-Джеляль?»
Под вечер, когда снег падал на землю крупными хлопьями, появился рыбак Ихсан. Касым выскочил на крыльцо и закричал ему вслед:
– Боишься войти?
Огромный, широкоплечий Ихсан остановился, засунув руки в карманы саржевых брюк.
– Видно, тебе мешают рога, – сказал угольщик, поддразнивая парня.
– Что? – удивился рыбак, проведя рукой по своим тонким усикам. Он вошёл в лавку, пододвинул к себе плетёную скамеечку и сел.
– Дожили мы, что называется, до весёлых дней, – сказал, протягивая ему табакерку, Касым. – Племянница-то нашей матушки Алие начала приводить в дом ухажёров!
Ихсан хорошо знал матушку Алие, но её племянницы ещё не видел. На днях он, правда, слышал что-то о ней от Волка-Джеляля. Муж у неё вроде адвокат какой-то был…
– У этой женщины, Ихсан, – сказал угольщик, – руки белее хлопка. Как увидел я её, аж в голове все закружилось… А какой у неё перстень!
Ихсан продолжал спокойно курить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82