Двигались мы молчаливо, быстро и безупречно согласованно. Нас объединяло острое чувство совместного участия в тайном сговоре. Я нащупал задвижку на входной двери и открыл ее. Выйдя наружу, мы на несколько мгновений замерли в нерешительности, вглядываясь в подступающую темноту и всматриваясь в опустившиеся на все сумерки. Сержант и МакПатрульскин свернули с главной дороги налево, в том направлении, где располагался вход в вечность, а именно оттуда, с левой стороны, и приходили все мои неприятности. Я вывел велосипед на дорогу, решительно повернул руль направо, вскочил в седло машины, и мы покатили — я на ней, а она подо мной, и двигалась она в своем особом, словно бы не зависящем от меня ритме.
Какими словами передать наслаждение, которое я испытывал, полностью слившись с ней, какими словами описать то, как нежно отзывалась она каждой частичкой своей стати на каждое мое движение? У меня было такое ощущение, что я знаю ее уже много лет, и что она знает меня столь же долго, и что мы полностью понимаем друг друга. Она двигалась подо мной с любящей гибкостью и легкой, непринужденной быстротой, сама находила наиболее удобный и гладкий путь, она раскачивалась и искусно изгибалась, подлаживаясь под малейшие изменения положения моего тела — даже так подстроилась, чтобы моей деревянной ноге было удобнее. Я со вздохом слегка наклонился вперед. Сердце мое переполнялось счастьем. Я считал деревья, стоявшие на некотором расстоянии от дороги, уже плохо различимые в сгущающейся темноте, и каждое дерево сообщало мне, что мы все более и более отдаляемся от местообиталища сержанта.
Я мчался на велосипеде ровно посередке меж двух, как мне казалось, потоков колючего ветра; развевая волоски на висках, каждый из них посвистывал холодом у моих ушей и справа, и слева. Застывший вечер протыкали и другие ветры, они болтались среди деревьев, играли листьями и травой того зеленого мира, который еще не стал черным в наступающей темноте. Вода, тихий лепет которой заглушался множеством дневных шумов, добилась наконец того, чтобы и ее выступление где-то недалеко от дороги было слышно. Подслеповатые жуки, летавшие широкими петлями и кругами, с негромким треском ударялись мне в грудь, а высоко над головой гуси и еще какие-то другие тяжелые птицы перекликались в пути неизвестно куда. Взглянув вверх, я увидел пока еще неясные точечки звезд, мигавших там и сям среди облаков. И все это время велосипед, моя верная машина, мчался вперед, безупречно, безостановочно, беззаботно касаясь безухабной дороги бесшумными, безмерно легкими касаниями. Велосипед катил меня уверенно в ночь, не сбиваясь с дороги, твердо и размеренно. Все детали моей восхитительной машины были наверняка сотворены неошибающимся искусством ангелов.
Уплотнение ночи по правую руку подсказало мне, что мы приближаемся к чему-то значительных размеров, что скорее всего было большим домом. Мы поравнялись с ним, уже почти проехали мимо него, и тут я, всмотревшись, узнал этот дом — то был дом старого Мэтерса, а значит, до моего собственного дома оставалось не более трех миль. Сердце у меня затрепетало от радости. Скоро, совсем скоро я увижу своего старого приятеля Дивни. В баре мы будем пить светло-коричневатый виски, Дивни будет курить и слушать мой рассказ об удивительных вещах, которые со мной происходили. Если кое-что из рассказа покажется ему не очень правдоподобным и полностью до конца ему будет сложно мне поверить, я покажу велосипед сержанта. А потом, на следующий день, мы отправимся снова на поиски черного металлического ящичка.
Трудно сказать наверняка, почему я перестал крутить педали и нежно нажал на царственный тормоз — то ли какое-то смутное любопытство овладело мною, то ли чувство особой успокоенности и безопасности, которое охватывает человека, находящегося на пути домой после длительных странствий и мытарств. Я, собственно, хотел лишь взглянуть на дом внимательнее и не собирался останавливаться совсем, но так уж случайно получилось, что я слишком сильно замедлил движение велосипеда, машина задрожала подо мной от моей неуклюжести и, не поняв моих намерений, любезно попыталась остаться в движении. Осознав, что я проявил бестактность и невнимательность, я быстро выскочил из седлышка, чтобы избавить наконец восхитительную машину от своего веса. Затем пошел назад, по дороге, всматриваясь в очертания дома и в темноту под деревьями, его окружавшими. Калитка ограды оказалась открытой. Дом производил впечатление покинутости и запустения, в нем не чувствовалось никакого дыхания жизни — это был дом давно умершего человека, в котором никто не жил; мерзость запустения распространялась вокруг него в ночи. Верхушки деревьев, стоявших вокруг дома, медленно и скорбно раскачивались на легком ветру. Стекла больших слепых окон слабо поблескивали в ночной тьме. Отыскав глазами окно той комнаты, в которой когда-то сидел старик, я сумел различить плющ, покрывавший значительную часть стены. Мой взгляд бегал по дому в разных направлениях, а я радовался тому, что попал наконец в родные места. И тут вдруг на мой рассудок словно облако набежало, я был ввергнут в замешательство. Я, хотя и несколько смутно, все же помнил свою встречу с духом старика в доме тогда, когда искал черный ящичек. Но теперь это воспоминание казалось таким невероятно далеким, что было похоже на дурной сон. Никакого Мэтерса в доме быть не могло — я очень давно убил его лопатой, он мертв. Наверное, все, что со мной приключилось за последнее время, привело меня к умственному переутомлению. Но сколько я ни силился, я никак не мог с полной ясностью вспомнить, что же, собственно, происходило со мной в эти последние несколько дней. Я четко помнил лишь то, что спасаюсь от двух чудовищных полицейских, и то, что я уже недалеко от своего дома. И решил не пытаться вспоминать что-нибудь еще.
Я повернулся спиной и собирался уже отправляться в дальнейший путь, но тут во мне возникло непонятно откуда взявшееся убеждение, что дом как-то изменился в то самое мгновение, когда я повернулся к нему спиной. Думать об этом было настолько странно и пугающе, что несколько мгновений я стоял как вкопанный на дороге, ухватившись за руль велосипеда, и не мог двинуться с места. Я лихорадочно соображал, стоит ли мне повернуть голову и посмотреть, что же произошло с домом, или же целеустремленно продолжить свой путь. Должно быть, я все же решил идти дальше, не оглядываясь назад, — я сделал несколько неуверенных шагов прочь от дома, но какая-то неведомая сила повернула мою голову, и глаза мои, повинуясь все той же неведомой силе, устремили на него свой испуганный взгляд. Они широко раскрылись и — в очередной, бессчетный уже раз — из моего горла вырвался крик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76