Я могу в один час сделать больше, чем другой за целую неделю!
— Ну вот, теперь как раз и настал этот час.
— Что такое женщина? Град. Как ни изворачивайся, он тебя хлещет.
С рабочей сумкой под мышкой, в красном свитере и синем пальто, в холодное зимнее утро, Мендель вышел на работу первый раз за последние десять лет. Он возвращался к своей профессии бродячего мастерового, который чинит ванны, водопроводные и газовые трубы, точит ножи и пилы, делает ключи, полки — слесарь, водопроводчик, столяр. На старой стоянке, на углу улицы Питт и небольшого парка, он встретился с прежними товарищами по ремеслу. Макс Столяр, Борух Финкль и Шимин Бук все еще были здесь. Они посмотрели на него своими тусклыми глазами и беззвучно поздоровались, как если бы виделись с ним только вчера. Они внимательно осмотрели его с головы до ног, инстинктивно прижимаясь друг к другу, чтобы он не врезался между ними и не занял более выгодного места. Мендель молча прошел на самый конец.
Итак, значит, он опять вернулся на то место, с которого он начал свою работу по приезде в Америку двадцать два года тому назад. — водопроводчик с улицы Питт. „ Мендель Маранц, великий изобретатель!" — думал он. А дома Зельда думала про себя: „И как он может сносить такой позор? Пройдет неделя и он не выдержит. И опять займется изобретениями".
Мордехай Леп, бакалейный торговец, проходя мимо, взглянул на Менделя и чуть не откусил кусок бороды от изумления. В это утро все кумушки с соседних улиц уже знали, что случилось с бывшим миллионером.
— Вот так оно и бывает! Сегодня ты наверху, а завтра — внизу… Вы что желаете? Три фунта луку?
— Мы должны помочь ему. Это позор для нашего района, — сказал Якоб Браунер, пожизненный председатель «Общества скорой помощи в Несчастных случаях». У него была колбасная фабрика и жена, и никто не мог точно сказать, что из двух побудило его учредить общество скорой помощи. Но только в ту же неделю Мендель вдруг очутился в присутствии всех трех — колбасы Браунера, его жены и его общества.
— Не желаете ли зайти со мной в кафе Гросберга выпить стакан чая? — предложил при встрече Браунер Менделю, и когда Мендель пил чай, богатый бакалейщик, откинувшись назад, рассматривал его покровительственным, участливым взглядом.
— Мы хотим помочь вам. Можно ссудить вас деньгами, чтобы вы могли начать какое-нибудь дело, скажем, открыть колбасную торговлю, — предложил Браунер.
— Нет, спасибо. Что такое торговля? Лотерея. Покупают билеты тысячи, а выигрывает только один.
— Ну, с нами этого не бывает! Мы приставили к делу десятки вдов, и все они хорошо зарабатывают на наших колбасах.
— Может быть, вы желаете попробовать нашу колбасу? — предложила Гертруда, жена Браунера. — Я наложу вам корзиночку, и вы отнесете своей бедной семье.
— Что такое колбаса? Мы не знаем. Поэтому у нас в семье ее никто не ест!
— Что! — закричал секретарь общества. — Вы не едите колбасы Браунера?
— Да знаете ли вы, что это лучшая колбаса в мире! — воскликнул Симон Браунер, товарищ председателя „Общества скорой помощи". — Ветчина и сосиски ничто по сравнению с ней!
— А что вы можете сказать про нашу гамбургскую? — вставила Гертруда, вся красная от гнева. — Только что мы получили заказ на тридцать фунтов для детского дома. А наша ливерная — сейчас получен заказ на триста фунтов для сиротского дома.
— И двести семьдесят фунтов той же колбасы отправлено нами сейчас по заказу в убежище инвалидов! — пропищал казначей общества.
— А что вы можете сказать по поводу нашей колбасы…
— Ничего я не могу сказать! — прервал Мендель. — Вы делаете великое и важное дело, то есть, я хочу сказать — благодеяние! Вы пичкаете мир колбасой! Но есть два рода голода, миссис Браунер, — голодный желудок и голодная душа, и меня вы сосисками не накормите.
Мендель встал, заплатил за чай и вышел. Члены общества не скоро оправились от нанесенного им оскорбления.
— Подумаешь, какие мы гордые! — оскалился наконец Браунер. — Даже заплатил за нас! Хотел бы я знать, сколько ножей ему придется наточить, чтобы вернуть эти деньги?
— Нищий-гордец!
Придя домой, Мендель сказал жене:
— Зельда, если к нам явится миссис Браунер со своими колбасами, спусти ее с лестницы вместе с ее колбасой!
— Так, значит! К нам уже являются благотворители! — воскликнула Зельда. И тут она поняла, что в своей бедности они дошли до предела.
Мендель сбросил башмаки, подвинул ноги ближе к печке и начал размышлять:
— Что такое благотворительность? Приказчик. Он дает тебе то, что у него есть, а не то, что тебе нужно. Глупцы! Они вздумали помочь мне. Я сижу и размышляю, что такое жизнь, а они хотят напичкать меня колбасой.
— Сиди и размышляй в спальне, а не здесь, — сердито сказала Зельда. — Скоро дети придут обедать, и когда они увидят своего отца, несчастного нищего, они еще могут лишиться аппетита!
Но спустя минуту она уже раскаялась.
— Сиди, сиди. Я только так. „Бедный Мендель, -полумала она. — Полисмен гоняет его в парке, а я дома". Она собрала его вещи и швырнула их под кушетку. — Если ты хочешь стакан чаю, то чего же ты молчишь, как немой?
При красном отражении света от печки, лицо Менделя казалось серым, пепельным. Зельда никогда не зажигала газа до прихода детей — это был один из ее многочисленных способов экономии — и в голубоватых сумерках, наполнивших комнату, оба старика казались удивительно печальными и несчастными. Зельде стало жалко Менделя. „Бедный, он совсем старик!" — думала она. — „Его изобретение, его богатство, его достижения, его слава — где все это теперь?". Она стояла с суповой ложкой в руке и печально качала головой, глядя на Менделя, который сидел, склонивши голову, и мечтательно смотрел в окно, залитое лунным светом.
Зельда подошла к Менделю; ее рука тихо легла ему на плечо, глаза затуманились. Оба они глядели в окно поверх крыши, в голубое пространство морозной ночи, где катились серебристые волны лунного света, и им казалось, что все, о чем они мечтали и чего достигли, теперь было смыто и унесено в беспредельный океан времени.
— И за что мы боролись и страдали столько лет? — вздохнула Зельда.
— Что такое человеческие достижения? Пироги из глины. Дети их делают, а море поглощает.
Когда совсем стемнело, Зельда зажгла газ. Желтый свет газового рожка сразу разогнал мрачные тени. Зельда начала суетиться: гремела тарелками, переставляла стулья, бегала от плиты к столу и от стола к посудному шкафу. А, и дети, дети!
— Ты, Натан, садись здесь; для тебя Сэмми, я приготовила такие лепешки, какие ты кушал, когда мы были богатыми. А тебе, Хими, я знаю, понравится штрудель. Почему ты так долго умываешься, Джекки? Дай и Лене умыться! У нас теперь нет ванной — одна раковина для всех!
— Мама, ты приготовила кугель?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
— Ну вот, теперь как раз и настал этот час.
— Что такое женщина? Град. Как ни изворачивайся, он тебя хлещет.
С рабочей сумкой под мышкой, в красном свитере и синем пальто, в холодное зимнее утро, Мендель вышел на работу первый раз за последние десять лет. Он возвращался к своей профессии бродячего мастерового, который чинит ванны, водопроводные и газовые трубы, точит ножи и пилы, делает ключи, полки — слесарь, водопроводчик, столяр. На старой стоянке, на углу улицы Питт и небольшого парка, он встретился с прежними товарищами по ремеслу. Макс Столяр, Борух Финкль и Шимин Бук все еще были здесь. Они посмотрели на него своими тусклыми глазами и беззвучно поздоровались, как если бы виделись с ним только вчера. Они внимательно осмотрели его с головы до ног, инстинктивно прижимаясь друг к другу, чтобы он не врезался между ними и не занял более выгодного места. Мендель молча прошел на самый конец.
Итак, значит, он опять вернулся на то место, с которого он начал свою работу по приезде в Америку двадцать два года тому назад. — водопроводчик с улицы Питт. „ Мендель Маранц, великий изобретатель!" — думал он. А дома Зельда думала про себя: „И как он может сносить такой позор? Пройдет неделя и он не выдержит. И опять займется изобретениями".
Мордехай Леп, бакалейный торговец, проходя мимо, взглянул на Менделя и чуть не откусил кусок бороды от изумления. В это утро все кумушки с соседних улиц уже знали, что случилось с бывшим миллионером.
— Вот так оно и бывает! Сегодня ты наверху, а завтра — внизу… Вы что желаете? Три фунта луку?
— Мы должны помочь ему. Это позор для нашего района, — сказал Якоб Браунер, пожизненный председатель «Общества скорой помощи в Несчастных случаях». У него была колбасная фабрика и жена, и никто не мог точно сказать, что из двух побудило его учредить общество скорой помощи. Но только в ту же неделю Мендель вдруг очутился в присутствии всех трех — колбасы Браунера, его жены и его общества.
— Не желаете ли зайти со мной в кафе Гросберга выпить стакан чая? — предложил при встрече Браунер Менделю, и когда Мендель пил чай, богатый бакалейщик, откинувшись назад, рассматривал его покровительственным, участливым взглядом.
— Мы хотим помочь вам. Можно ссудить вас деньгами, чтобы вы могли начать какое-нибудь дело, скажем, открыть колбасную торговлю, — предложил Браунер.
— Нет, спасибо. Что такое торговля? Лотерея. Покупают билеты тысячи, а выигрывает только один.
— Ну, с нами этого не бывает! Мы приставили к делу десятки вдов, и все они хорошо зарабатывают на наших колбасах.
— Может быть, вы желаете попробовать нашу колбасу? — предложила Гертруда, жена Браунера. — Я наложу вам корзиночку, и вы отнесете своей бедной семье.
— Что такое колбаса? Мы не знаем. Поэтому у нас в семье ее никто не ест!
— Что! — закричал секретарь общества. — Вы не едите колбасы Браунера?
— Да знаете ли вы, что это лучшая колбаса в мире! — воскликнул Симон Браунер, товарищ председателя „Общества скорой помощи". — Ветчина и сосиски ничто по сравнению с ней!
— А что вы можете сказать про нашу гамбургскую? — вставила Гертруда, вся красная от гнева. — Только что мы получили заказ на тридцать фунтов для детского дома. А наша ливерная — сейчас получен заказ на триста фунтов для сиротского дома.
— И двести семьдесят фунтов той же колбасы отправлено нами сейчас по заказу в убежище инвалидов! — пропищал казначей общества.
— А что вы можете сказать по поводу нашей колбасы…
— Ничего я не могу сказать! — прервал Мендель. — Вы делаете великое и важное дело, то есть, я хочу сказать — благодеяние! Вы пичкаете мир колбасой! Но есть два рода голода, миссис Браунер, — голодный желудок и голодная душа, и меня вы сосисками не накормите.
Мендель встал, заплатил за чай и вышел. Члены общества не скоро оправились от нанесенного им оскорбления.
— Подумаешь, какие мы гордые! — оскалился наконец Браунер. — Даже заплатил за нас! Хотел бы я знать, сколько ножей ему придется наточить, чтобы вернуть эти деньги?
— Нищий-гордец!
Придя домой, Мендель сказал жене:
— Зельда, если к нам явится миссис Браунер со своими колбасами, спусти ее с лестницы вместе с ее колбасой!
— Так, значит! К нам уже являются благотворители! — воскликнула Зельда. И тут она поняла, что в своей бедности они дошли до предела.
Мендель сбросил башмаки, подвинул ноги ближе к печке и начал размышлять:
— Что такое благотворительность? Приказчик. Он дает тебе то, что у него есть, а не то, что тебе нужно. Глупцы! Они вздумали помочь мне. Я сижу и размышляю, что такое жизнь, а они хотят напичкать меня колбасой.
— Сиди и размышляй в спальне, а не здесь, — сердито сказала Зельда. — Скоро дети придут обедать, и когда они увидят своего отца, несчастного нищего, они еще могут лишиться аппетита!
Но спустя минуту она уже раскаялась.
— Сиди, сиди. Я только так. „Бедный Мендель, -полумала она. — Полисмен гоняет его в парке, а я дома". Она собрала его вещи и швырнула их под кушетку. — Если ты хочешь стакан чаю, то чего же ты молчишь, как немой?
При красном отражении света от печки, лицо Менделя казалось серым, пепельным. Зельда никогда не зажигала газа до прихода детей — это был один из ее многочисленных способов экономии — и в голубоватых сумерках, наполнивших комнату, оба старика казались удивительно печальными и несчастными. Зельде стало жалко Менделя. „Бедный, он совсем старик!" — думала она. — „Его изобретение, его богатство, его достижения, его слава — где все это теперь?". Она стояла с суповой ложкой в руке и печально качала головой, глядя на Менделя, который сидел, склонивши голову, и мечтательно смотрел в окно, залитое лунным светом.
Зельда подошла к Менделю; ее рука тихо легла ему на плечо, глаза затуманились. Оба они глядели в окно поверх крыши, в голубое пространство морозной ночи, где катились серебристые волны лунного света, и им казалось, что все, о чем они мечтали и чего достигли, теперь было смыто и унесено в беспредельный океан времени.
— И за что мы боролись и страдали столько лет? — вздохнула Зельда.
— Что такое человеческие достижения? Пироги из глины. Дети их делают, а море поглощает.
Когда совсем стемнело, Зельда зажгла газ. Желтый свет газового рожка сразу разогнал мрачные тени. Зельда начала суетиться: гремела тарелками, переставляла стулья, бегала от плиты к столу и от стола к посудному шкафу. А, и дети, дети!
— Ты, Натан, садись здесь; для тебя Сэмми, я приготовила такие лепешки, какие ты кушал, когда мы были богатыми. А тебе, Хими, я знаю, понравится штрудель. Почему ты так долго умываешься, Джекки? Дай и Лене умыться! У нас теперь нет ванной — одна раковина для всех!
— Мама, ты приготовила кугель?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42