так было и с Жарри. Он писал другу: «Поговаривают, будто… папаша Убю „то есть, конечно, сам Жарри“ пьет, как лошадь. Признаюсь тебе как старому другу, что я в некотором роде разучился есть, и только этим болен».
Мадам Рашильд он писал: «Мы должны подправить легенду. Папаша Убю, как меня называют, умирает не оттого, что слишком много пил, но оттого, что не всегда много ел». Кроме того, Жарри рассказал приятельнице о характерной для него вере: мозг действует после смерти, разлагаясь, и сны эти и есть рай. Перед смертью он попросил, чтобы ему принесли зубочистку. Принести ее успели, он очень обрадовался и почти сразу умер.
Блестящая глава Шаттака о Жарри в книге «Годы пиршеств» удачно и точно озаглавлена «Смерть от галлюцинации». Жарри оставил после себя не только свое творчество, но и растущее наследие своих поклонников, членов «Училища Патафизики». «Общество друзей Альфреда Жарри» (Societe des Amis d’Alfred Jarry) публикует журнал в его честь под названием «L’Etoile-Absinthe» («Звезда Полынь»).
Как мы увидим из следующей главы, не каждый, кто пил абсент, провозглашен гением. В рассказе Альфонса Алле «Абсент» показано его воздействие на типичного для рубежа веков неудачливого сочинителя. Алле, друг Кро и Верлена, был чудаковатым юмористом, который отличился тем, что первым начал рисовать совершенно одноцветные картины. В те времена часто говорили, что современные художники не умеют рисовать, и Алле с приятелями — главным образом литераторами, а не художниками — образовали «Salon des Incoherents» , члены которого действительно рисовать не умели. Шедевры Алле включают белый прямоугольник «Малокровные девочки, идущие к первому причастию в снежной буре» (1883) и чисто-зеленый холст 1884 года «Сутенеры пьют абсент, лежа на траве».
Рассказ «Абсент» — ранняя разновидность «потока сознания». В нем описано, как человек напивается и как меняются ощущения несчастного писателя, который сидит на бульваре в «час абсента», а вокруг другие люди разыгрывают великую мистерию города.
«АБСЕНТ»
Пять часов.
Погода плохая. Серое небо… скучный, пронзительно-серый цвет.
О, хоть бы прошел короткий, резкий ливень, чтобы освободиться от глупых людей, кружащих вокруг, как ходячие штампы!.. Ну и погода…
Еще один плохой день, черт возьми. Да уж, не везет!
Статью не взяли. Так это вежливо…
«Очень понравилось… интересная идея… и написано мило… но не совсем в стиле нашего журнала…»
Стиль журнала? Журнальный стилъ? Самый скучный журнал во всем Париже! Нет, во всей Франции.
Издатель занят, рассеян, он думает о чем-то.
«Где-то здесь ваша рукопись… да, роман мне понравился… интересная идея… и написано мило… но дела, знаете ли, идут неважно… портфель буквально набит… вы бы написали что-нибудь такое, ходкое… Все раскупят… слава… почетный список…»
Вежливо удалился, чувствуя себя идиотом.
«Может быть, позднее».
Ну и погодка! Полшестого.
Бульвары! Пойдем-ка туда. Там можно встретить друга или пару друзей. Как говорится, приятеля-другого. Приятеля? Да все ничтожества… Кому можно верить в Париже?
И почему сегодня все так уродливы?
Женщины плохо одеты. Мужчины — просто кретины.
«Официант! Один абсент и сахар!» Ах, хорошо смотреть, как тихо тает сахар на своем ситечке, когда по нему медленно стекает абсент. Вот так, говорят, капля долбит камень. Разница в том, что сахар мягче камня. Ну, все равно. Официант! один абсент, один камень!
Абсент на камешках, а не со льдинкой. Мило, мило, очень забавно. Если ты никуда не торопишься. Абсент и камень… Да, мило.
Сахар почти растаял. Он исчезает. Совсем как мы. Какой образ человечества! Кусок сахара…
Когда мы умрем, мы все пройдем той дорогой. Атом за атомом, молекула за молекулой. Растворимся, рассредоточимся, вернемся в Великое Запределье с любезного разрешения земляных червей и растительного царства.
Значит, все к лучшему. Виктор Гюго и наемный писака равны перед Великой Личинкой. Вот и хорошо.
Да уж, погода… Паршивый день. Редактор — идиот. Издатель — дальше некуда.
А вообще-то не знаю. Возможно, я не так талантлив, как пытаешься себя уверить.
Приятная штука — абсент. Не первый глоток, наверное. Позже, потом.
Приятная штука.
Шесть часов. Бульвары сейчас выглядят немного веселее. А женщины!
Тоже получше, чем час назад. И одеты красивей. Мужчины немного умнее, что ли…
Да, небо серое. Приятный перламутровый оттенок. Вполне, вполне… А какие полутона! Закат окрасил облака бледным медно-розовым светом. Очень красиво.
«Официант! Абсент и анис!»
Это не плохо, абсент с сахаром, но не могу же я торчать здесь целый день, пока он растает!
Полседьмого. Женщины, женщины… Большей частью — хорошенькие. И такие странные.
Нет, скорее таинственные.
Откуда они? Куда идут? Ах, кто их знает?
Ни одна на меня не посмотрит, а я их всех так люблю!
Я смотрю на каждую, что проходит, ее черты горят в моем мозгу, я не забуду ее до смертного часа. Но вот она исчезает, и я совершенно не помню, какая она.
К счастью, за ней всегда идут еще получше.
Я бы их так любил, если бы они позволили! Нет, проходят мимо. Увижу я кого-нибудь снова?
Уличные торговцы продают все, что есть на свете. Газеты… целлулоидные портсигары… милых игрушечных обезьянок — любого цвета, какой хотите…
Кто же все эти мужчины? Ясно. Обломки жизни. Непризнанные таланты. Ренегаты. Какие у них глубокие глаза…
О них надо написать. Великую книгу. Незабываемую книгу. Книгу, которую должен купить каждый — да, каждый!
О, эти женщины!
Почему никому из них не приходит в голову сесть рядом со мной… поцеловать меня нежно… приласкать… взять на руки, покачать, совсем как делала мама, когда я был маленьким?
«Официант! Абсент, без воды. И побольше!»
Глава 6. С древности до Зеленого часа
Как и многие другие истории с плохим концом, история абсента начиналась хорошо. В древнем мире полынь (artemisiaabsinthium) была широко известна как одно из ценнейших медицинских растений. Папирус Эберса, египетский папирус XVI века до н.э., рекомендует полынь как стимулирующее, тонизирующее, антисептическое и глистогонное средство, а также как лекарство от жара и менструальных болей. Пифагор полагал, что листья полыни, вымоченные в вине, облегчают роды, а Гиппократ рекомендовал ее от болей при менструации, а также от анемии и ревматизма. Гален советовал применять полынь от обмороков и общей слабости, а древнеримский естествоиспытатель Плиний верил, что она полезна для желудка, желчного пузыря и вообще пищеварения. Диоскорид же писал в своей книге «De Materia Medico», что полынь — хорошее средство от пьянства .
Апулей пишет, что это растение даровала кентавру Хирону богиня Артемида. Отсюда слово «artemisia» в его имени, а самое распространенное современное название полыни произошло от греческого слова «apsinthion» — негодное для питья, из-за горечи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Мадам Рашильд он писал: «Мы должны подправить легенду. Папаша Убю, как меня называют, умирает не оттого, что слишком много пил, но оттого, что не всегда много ел». Кроме того, Жарри рассказал приятельнице о характерной для него вере: мозг действует после смерти, разлагаясь, и сны эти и есть рай. Перед смертью он попросил, чтобы ему принесли зубочистку. Принести ее успели, он очень обрадовался и почти сразу умер.
Блестящая глава Шаттака о Жарри в книге «Годы пиршеств» удачно и точно озаглавлена «Смерть от галлюцинации». Жарри оставил после себя не только свое творчество, но и растущее наследие своих поклонников, членов «Училища Патафизики». «Общество друзей Альфреда Жарри» (Societe des Amis d’Alfred Jarry) публикует журнал в его честь под названием «L’Etoile-Absinthe» («Звезда Полынь»).
Как мы увидим из следующей главы, не каждый, кто пил абсент, провозглашен гением. В рассказе Альфонса Алле «Абсент» показано его воздействие на типичного для рубежа веков неудачливого сочинителя. Алле, друг Кро и Верлена, был чудаковатым юмористом, который отличился тем, что первым начал рисовать совершенно одноцветные картины. В те времена часто говорили, что современные художники не умеют рисовать, и Алле с приятелями — главным образом литераторами, а не художниками — образовали «Salon des Incoherents» , члены которого действительно рисовать не умели. Шедевры Алле включают белый прямоугольник «Малокровные девочки, идущие к первому причастию в снежной буре» (1883) и чисто-зеленый холст 1884 года «Сутенеры пьют абсент, лежа на траве».
Рассказ «Абсент» — ранняя разновидность «потока сознания». В нем описано, как человек напивается и как меняются ощущения несчастного писателя, который сидит на бульваре в «час абсента», а вокруг другие люди разыгрывают великую мистерию города.
«АБСЕНТ»
Пять часов.
Погода плохая. Серое небо… скучный, пронзительно-серый цвет.
О, хоть бы прошел короткий, резкий ливень, чтобы освободиться от глупых людей, кружащих вокруг, как ходячие штампы!.. Ну и погода…
Еще один плохой день, черт возьми. Да уж, не везет!
Статью не взяли. Так это вежливо…
«Очень понравилось… интересная идея… и написано мило… но не совсем в стиле нашего журнала…»
Стиль журнала? Журнальный стилъ? Самый скучный журнал во всем Париже! Нет, во всей Франции.
Издатель занят, рассеян, он думает о чем-то.
«Где-то здесь ваша рукопись… да, роман мне понравился… интересная идея… и написано мило… но дела, знаете ли, идут неважно… портфель буквально набит… вы бы написали что-нибудь такое, ходкое… Все раскупят… слава… почетный список…»
Вежливо удалился, чувствуя себя идиотом.
«Может быть, позднее».
Ну и погодка! Полшестого.
Бульвары! Пойдем-ка туда. Там можно встретить друга или пару друзей. Как говорится, приятеля-другого. Приятеля? Да все ничтожества… Кому можно верить в Париже?
И почему сегодня все так уродливы?
Женщины плохо одеты. Мужчины — просто кретины.
«Официант! Один абсент и сахар!» Ах, хорошо смотреть, как тихо тает сахар на своем ситечке, когда по нему медленно стекает абсент. Вот так, говорят, капля долбит камень. Разница в том, что сахар мягче камня. Ну, все равно. Официант! один абсент, один камень!
Абсент на камешках, а не со льдинкой. Мило, мило, очень забавно. Если ты никуда не торопишься. Абсент и камень… Да, мило.
Сахар почти растаял. Он исчезает. Совсем как мы. Какой образ человечества! Кусок сахара…
Когда мы умрем, мы все пройдем той дорогой. Атом за атомом, молекула за молекулой. Растворимся, рассредоточимся, вернемся в Великое Запределье с любезного разрешения земляных червей и растительного царства.
Значит, все к лучшему. Виктор Гюго и наемный писака равны перед Великой Личинкой. Вот и хорошо.
Да уж, погода… Паршивый день. Редактор — идиот. Издатель — дальше некуда.
А вообще-то не знаю. Возможно, я не так талантлив, как пытаешься себя уверить.
Приятная штука — абсент. Не первый глоток, наверное. Позже, потом.
Приятная штука.
Шесть часов. Бульвары сейчас выглядят немного веселее. А женщины!
Тоже получше, чем час назад. И одеты красивей. Мужчины немного умнее, что ли…
Да, небо серое. Приятный перламутровый оттенок. Вполне, вполне… А какие полутона! Закат окрасил облака бледным медно-розовым светом. Очень красиво.
«Официант! Абсент и анис!»
Это не плохо, абсент с сахаром, но не могу же я торчать здесь целый день, пока он растает!
Полседьмого. Женщины, женщины… Большей частью — хорошенькие. И такие странные.
Нет, скорее таинственные.
Откуда они? Куда идут? Ах, кто их знает?
Ни одна на меня не посмотрит, а я их всех так люблю!
Я смотрю на каждую, что проходит, ее черты горят в моем мозгу, я не забуду ее до смертного часа. Но вот она исчезает, и я совершенно не помню, какая она.
К счастью, за ней всегда идут еще получше.
Я бы их так любил, если бы они позволили! Нет, проходят мимо. Увижу я кого-нибудь снова?
Уличные торговцы продают все, что есть на свете. Газеты… целлулоидные портсигары… милых игрушечных обезьянок — любого цвета, какой хотите…
Кто же все эти мужчины? Ясно. Обломки жизни. Непризнанные таланты. Ренегаты. Какие у них глубокие глаза…
О них надо написать. Великую книгу. Незабываемую книгу. Книгу, которую должен купить каждый — да, каждый!
О, эти женщины!
Почему никому из них не приходит в голову сесть рядом со мной… поцеловать меня нежно… приласкать… взять на руки, покачать, совсем как делала мама, когда я был маленьким?
«Официант! Абсент, без воды. И побольше!»
Глава 6. С древности до Зеленого часа
Как и многие другие истории с плохим концом, история абсента начиналась хорошо. В древнем мире полынь (artemisiaabsinthium) была широко известна как одно из ценнейших медицинских растений. Папирус Эберса, египетский папирус XVI века до н.э., рекомендует полынь как стимулирующее, тонизирующее, антисептическое и глистогонное средство, а также как лекарство от жара и менструальных болей. Пифагор полагал, что листья полыни, вымоченные в вине, облегчают роды, а Гиппократ рекомендовал ее от болей при менструации, а также от анемии и ревматизма. Гален советовал применять полынь от обмороков и общей слабости, а древнеримский естествоиспытатель Плиний верил, что она полезна для желудка, желчного пузыря и вообще пищеварения. Диоскорид же писал в своей книге «De Materia Medico», что полынь — хорошее средство от пьянства .
Апулей пишет, что это растение даровала кентавру Хирону богиня Артемида. Отсюда слово «artemisia» в его имени, а самое распространенное современное название полыни произошло от греческого слова «apsinthion» — негодное для питья, из-за горечи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56