Уму непостижимо, как дошел Грегори Лавендер до своих воззрений по поводу воспитания детей; все, что он вносил в жизнь дочери, — это, по его мнению, для ее блага. Но любить ее он не любил — не мог, не умел этого; никогда не уважал; не пытался увидеть в ней человека. Работая с трудными детьми, Джорджия поняла главное: взрослые обычно пытаются воспитывать своих детей так, как воспитывали их самих. Вероятно, ее отец пошел в своего отца. Но она, несмотря ни на что, всегда искала и находила в своем сердце какое-то место для Грегори Лавендера.
Правда, из этого не следовало, что она должна до конца жизни повиноваться отцу. Столько лет минуло, сегодня они встретились, но он нисколько не изменился, и, судя по всему, это уже так и останется. Но проблемы — дело его совести, не ее. Именно в этом она всегда стремилась убедить детей, с которыми работала: не в их силах разрешить проблемы родителей, пусть занимаются своими собственными, здесь их ждет удача. А если требуется расстаться с людьми, родившими их и вырастившими, — что же делать, так и надо поступать. Все просто и логично. Саму себя ей, однако, никак не удается убедить.
— Тебе бы от него подальше держаться, Джорджия, — пробормотал Ивен. — Яд он для тебя.
Плоды просвещения! Именно эти слова она сказала Ивену несколько лет назад. Отец и правда был для мальчика ядом; не убрали бы его из родительского дома — и вырос бы он таким же, как его отец.
— Ты… делай уроки, Ивен, — только и ответила она.
Он просверлил ее своим острым мальчишеским взглядом и снова углубился в царящий на столе рабочий беспорядок. Но не провел ни одной линии на карте, не перевернул ни единой страницы в книге. Джорджия вздохнула, почесала лежащую рядом Молли за ухом и опять сосредоточилась на пляшущих языках пламени. Такой беспомощности и пустоты она не ощущала никогда в жизни.
В час ночи Джек, все еще в джинсах и черном свитере, как был у Грегори Лавендера, спал тревожным сном и сразу услышал стук в дверь. Никого он не ждет… Посмотрел в глазок — Ивен. Ничуть не удивившись, Джек откинул щеколду, повернул ручку… Не успел открыть, как дверь стремительно распахнулась от удара снаружи и с грохотом ударилась о стену. На Джека, до конца еще не проснувшегося, разом обрушился полновесный, неуемный юношеский гнев…
Ивен с силой толкнул обитателя номера, и Джек отлетел назад, но на ногах удержался. В следующее мгновение левый кулак мальчишки метнулся вперед, и лишь в самый последний миг Джек парировал удар. Противник, моментально перегруппировавшись, нанес удар правой в подбородок. Этот удар захваченному врасплох Джеку отразить не удалось… Он ошалело уставился на нападающего, и тот молниеносно воспользовался его растерянностью — направил следующий удар в солнечное сплетение. Джек согнулся пополам, распрямился, метнулся вперед, схватил мальчишку за шею, развернул, заломил ему руку за спину — все, возможность сопротивляться исключена.
Парень левой рукой попытался освободить шею от захвата, но Джек, более тяжелый, высокий и уже разъяренный, без труда с ним справился. Ивен еще пробовал вырываться, брыкаться, но победа досталась сильнейшему — незваный гость затих или сделал вид, что затих. Джек и не думал этому верить: учащенно дыша, с упавшими на лоб волосами, он не ослаблял захвата.
— Ну, у тебя все? — осведомился он наконец сквозь стиснутые зубы, все еще не осознав, за что и почему набросились на него с такой яростью.
— Там увидим, — буркнул Ивен. — А вы и счастливы?
— Да нет, не особенно. Сегодня вечером — тем более.
— Тогда, может, вы и не такой тупой, каким кажетесь. — Ивен снова попытался освободиться.
Джек лишь крепче стиснул шею вырывающегося мальчишки.
— Черт побери, в чем дело? Что с тобой? Побрыкавшись еще немного, Ивен успокоился так же внезапно, как бросился в бой, и проворчал:
— А ты, черт побери, как думаешь, старик? Господи, он словно видит и слышит себя самого! Стоит закрыть глаза — это он выясняет отношения с отцом Джорджии двадцать с лишком лет назад. И он тоже тогда был так переполнен злобой? Сейчас уже трудно вспомнить. Но в одном-то память не изменяет: какое отвращение ни испытывал он к Грегори Лавендеру, ему, пожалуй, и в голову не приходило поднять на него руку. Во всяком случае, не пытался. А Ивен, похоже, без комплексов: так ослеплен злобой и ненавистью, что о последствиях не помышляет, поступает необдуманно. А от этого жди одних неприятностей, уж ему-то известно. Это сознание и помогло прожить последние двадцать три года. Попробовать вразумить парня?
— Как думаешь, можем мы поговорить как люди? — осторожно начал он.
— Не хочу ни о чем говорить. — Пленник возобновил усилия освободиться. — Хочу только избить тебя до полусмерти за то, что ты сделал с Джорджией.
Джек встряхнул его, и тот снова затих.
— Вот тебе на! А что я сделал с Джорджией?
— Ты сделал ей больно, старик. А я не люблю, когда ей делают больно.
— Это и есть твоя основная жизненная задача? Ты что, ее паладин? Ивен колебался всего миг.
— Паладин — это что?
Джек тоже ответил не сразу, голос его прозвучал спокойно и негромко:
— То, чем в свое время был я. — И отпустил мальчишку, слегка подтолкнув его вперед так, чтобы между ними оказалось какое-то расстояние.
Ивен сделал пару шагов, резко обернулся — кулаки наготове, — но, уразумев, что его готовы встретить, смахнул с лица гриву и опустил руки.
Глаза синие, отметил про себя Джек, волосы черные, дерзок как черт, прямо-таки дышит злобой — о Боже, зеркальное отражение Джека Маккормика в этом же возрасте. Они с Ивеном два сапога пара. Вели кто-нибудь не поможет ему сейчас, он останется таким же — озлобленным, несдержанным, мстительным и злопамятным. Как Грегори Лавендер.
Джек рухнул в кресло — вот кстати подвернулось, все же лучше, чем на пол, — поставил локти на колени, уронил голову на руки. Что произошло? Что он сам натворил?
— Сделай мне одолжение, — попросил он, не поднимая глаз.
После некоторого молчания последовало настороженное:
— Какое… одолжение?
— Подойди к письменному столу, открой верхний правый ящик и принеси то, что там лежит.
Тишина… тяжелые ботинки застучали по полу… скрипнул ящик…
— Да здесь старый бейсбольный мяч!
— Так ты думаешь, — поднял наконец голову Джек и, протянув руку, без слов потребовал подачи.
Ивен, мгновенно узнав знакомый жест, почти непроизвольно бросил ему мяч. Прикосновение потрепанной кожи… ожидаемое, приятное, но обычного душевного спокойствия оно не принесло. Джек снова взглянул на мальчишку.
— Расскажи-ка мне что-нибудь о себе. Молчание он посчитал знаком согласия и задал следующий вопрос:
— Почему тобой занялся опекунский совет? Красноречивое, презрительное пожатие плечами.
— Из дому убегал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Правда, из этого не следовало, что она должна до конца жизни повиноваться отцу. Столько лет минуло, сегодня они встретились, но он нисколько не изменился, и, судя по всему, это уже так и останется. Но проблемы — дело его совести, не ее. Именно в этом она всегда стремилась убедить детей, с которыми работала: не в их силах разрешить проблемы родителей, пусть занимаются своими собственными, здесь их ждет удача. А если требуется расстаться с людьми, родившими их и вырастившими, — что же делать, так и надо поступать. Все просто и логично. Саму себя ей, однако, никак не удается убедить.
— Тебе бы от него подальше держаться, Джорджия, — пробормотал Ивен. — Яд он для тебя.
Плоды просвещения! Именно эти слова она сказала Ивену несколько лет назад. Отец и правда был для мальчика ядом; не убрали бы его из родительского дома — и вырос бы он таким же, как его отец.
— Ты… делай уроки, Ивен, — только и ответила она.
Он просверлил ее своим острым мальчишеским взглядом и снова углубился в царящий на столе рабочий беспорядок. Но не провел ни одной линии на карте, не перевернул ни единой страницы в книге. Джорджия вздохнула, почесала лежащую рядом Молли за ухом и опять сосредоточилась на пляшущих языках пламени. Такой беспомощности и пустоты она не ощущала никогда в жизни.
В час ночи Джек, все еще в джинсах и черном свитере, как был у Грегори Лавендера, спал тревожным сном и сразу услышал стук в дверь. Никого он не ждет… Посмотрел в глазок — Ивен. Ничуть не удивившись, Джек откинул щеколду, повернул ручку… Не успел открыть, как дверь стремительно распахнулась от удара снаружи и с грохотом ударилась о стену. На Джека, до конца еще не проснувшегося, разом обрушился полновесный, неуемный юношеский гнев…
Ивен с силой толкнул обитателя номера, и Джек отлетел назад, но на ногах удержался. В следующее мгновение левый кулак мальчишки метнулся вперед, и лишь в самый последний миг Джек парировал удар. Противник, моментально перегруппировавшись, нанес удар правой в подбородок. Этот удар захваченному врасплох Джеку отразить не удалось… Он ошалело уставился на нападающего, и тот молниеносно воспользовался его растерянностью — направил следующий удар в солнечное сплетение. Джек согнулся пополам, распрямился, метнулся вперед, схватил мальчишку за шею, развернул, заломил ему руку за спину — все, возможность сопротивляться исключена.
Парень левой рукой попытался освободить шею от захвата, но Джек, более тяжелый, высокий и уже разъяренный, без труда с ним справился. Ивен еще пробовал вырываться, брыкаться, но победа досталась сильнейшему — незваный гость затих или сделал вид, что затих. Джек и не думал этому верить: учащенно дыша, с упавшими на лоб волосами, он не ослаблял захвата.
— Ну, у тебя все? — осведомился он наконец сквозь стиснутые зубы, все еще не осознав, за что и почему набросились на него с такой яростью.
— Там увидим, — буркнул Ивен. — А вы и счастливы?
— Да нет, не особенно. Сегодня вечером — тем более.
— Тогда, может, вы и не такой тупой, каким кажетесь. — Ивен снова попытался освободиться.
Джек лишь крепче стиснул шею вырывающегося мальчишки.
— Черт побери, в чем дело? Что с тобой? Побрыкавшись еще немного, Ивен успокоился так же внезапно, как бросился в бой, и проворчал:
— А ты, черт побери, как думаешь, старик? Господи, он словно видит и слышит себя самого! Стоит закрыть глаза — это он выясняет отношения с отцом Джорджии двадцать с лишком лет назад. И он тоже тогда был так переполнен злобой? Сейчас уже трудно вспомнить. Но в одном-то память не изменяет: какое отвращение ни испытывал он к Грегори Лавендеру, ему, пожалуй, и в голову не приходило поднять на него руку. Во всяком случае, не пытался. А Ивен, похоже, без комплексов: так ослеплен злобой и ненавистью, что о последствиях не помышляет, поступает необдуманно. А от этого жди одних неприятностей, уж ему-то известно. Это сознание и помогло прожить последние двадцать три года. Попробовать вразумить парня?
— Как думаешь, можем мы поговорить как люди? — осторожно начал он.
— Не хочу ни о чем говорить. — Пленник возобновил усилия освободиться. — Хочу только избить тебя до полусмерти за то, что ты сделал с Джорджией.
Джек встряхнул его, и тот снова затих.
— Вот тебе на! А что я сделал с Джорджией?
— Ты сделал ей больно, старик. А я не люблю, когда ей делают больно.
— Это и есть твоя основная жизненная задача? Ты что, ее паладин? Ивен колебался всего миг.
— Паладин — это что?
Джек тоже ответил не сразу, голос его прозвучал спокойно и негромко:
— То, чем в свое время был я. — И отпустил мальчишку, слегка подтолкнув его вперед так, чтобы между ними оказалось какое-то расстояние.
Ивен сделал пару шагов, резко обернулся — кулаки наготове, — но, уразумев, что его готовы встретить, смахнул с лица гриву и опустил руки.
Глаза синие, отметил про себя Джек, волосы черные, дерзок как черт, прямо-таки дышит злобой — о Боже, зеркальное отражение Джека Маккормика в этом же возрасте. Они с Ивеном два сапога пара. Вели кто-нибудь не поможет ему сейчас, он останется таким же — озлобленным, несдержанным, мстительным и злопамятным. Как Грегори Лавендер.
Джек рухнул в кресло — вот кстати подвернулось, все же лучше, чем на пол, — поставил локти на колени, уронил голову на руки. Что произошло? Что он сам натворил?
— Сделай мне одолжение, — попросил он, не поднимая глаз.
После некоторого молчания последовало настороженное:
— Какое… одолжение?
— Подойди к письменному столу, открой верхний правый ящик и принеси то, что там лежит.
Тишина… тяжелые ботинки застучали по полу… скрипнул ящик…
— Да здесь старый бейсбольный мяч!
— Так ты думаешь, — поднял наконец голову Джек и, протянув руку, без слов потребовал подачи.
Ивен, мгновенно узнав знакомый жест, почти непроизвольно бросил ему мяч. Прикосновение потрепанной кожи… ожидаемое, приятное, но обычного душевного спокойствия оно не принесло. Джек снова взглянул на мальчишку.
— Расскажи-ка мне что-нибудь о себе. Молчание он посчитал знаком согласия и задал следующий вопрос:
— Почему тобой занялся опекунский совет? Красноречивое, презрительное пожатие плечами.
— Из дому убегал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35