29
На резиденцией префекта Мияконодзе постепенно угасала Дзета Южной Короны — раскаленный диск постепенно теряющийся в высоких облаках. Госпожа Исако сидела со своими служанками на матах-татами среди шелковых подушек и китайских парчовых покрывал. Рядом с ней сидел расстроенный Хидеки Синго.
— С женщинами всегда так, сын мой, — сказала госпожа Исако, которой было очень жаль сына. А про себя она подумала: женщинам трудно, но мужчинам еще труднее. Беспокойные, земные, честолюбивые мужчины, которые никогда не взрослеют, всегда неблагодарны, никогда не перестающие перечислять многочисленные благословения Будды — не останавливающиеся до тех пор, пока эти благословения не опадают подобно лепесткам хризантем, которые набухают, расцветают, а затем опадают в садах императора.
Бирманская кошка зевнула и потянулась перед тем как изящно скользнуть с высоко задранным хвостом в высокой траве. Простирающиеся вокруг них сады были чрезвычайно обширны и тщательно ухожены. Их формальные участки прорезали посыпанные гравием дорожки и заросли мха и темными прудами, впитывающими опаловое свечение неба. В павильоне было тенисто и прохладно. Этот уголок уединения скрывали узловатые ветви деревьев, ветви которых направляли и формировали целые поколения садовников. Здесь были только Синго, его мать и две ее самые доверенные служанки.
— Сын мой, что так печалит тебя? Ну-ка придвигайся ближе и положи голову мне на колени.
Он взглянул на нее.
— Это из-за Ясуко-сан, мама. Мне нужен твой совет.
Она взяла его голову в руки и сразу почувствовала невероятное напряжение в шее и плечах и стала успокаивать его так, как всегда успокаивала его.
— Сколько раз я тебе говорила, что твой брак был чисто политическим, Синго-сан? Этот брак устроил твой отец и был его собственной идеей. Я бы никогда на это не согласилась. Он знает, что ты человек во всех отношениях гораздо более способный чем Садамаса-сан. Ты лучше владеешь мечом. Лучше играешь в го. Лучше разбираешься в стратегии. Ты лучший предводитель. И именно поэтому Садамаса-сан так завидует тебе. Твой отец назвал Садамаса-сана своим наследником не потому что он перворожденный, а потому, что отец боится тебя.
Его лицо исказилось и она погладила его по голове.
Да, подумала она, твой брак с Ясуко-сан был больше чем просто браком по политическому расчету, но разве я еще два года назад не говорила тебе, что делать?
— Неужели ты думаешь, что отец и вправду боится меня?
Она тут же ответила, ласково, но твердо:
— А как ты думаешь, почему Рюдзи-сама послал за амигдалой тебя, а не Садамаса-сана? Он сказал тебе, что только тебе может доверить столь ответственное дипломатическое поручение. И ты поверил ему, сынок. Ты поверил ему! — Она усмехнулась. — Это была ложная гордость. Ты можешь быть кем угодно, только не дипломатом. Нет, Рюдзи-сама просто хотел убрать тебя из Мияконодзё.
Он непонимающе смотрел на нее, явно не желая слушать, но она настойчиво продолжала:
— И как ты думаешь, зачем вместе с тобой в космическое путешествие была послана Ясуко-сан?
— Потому что она знает американский.
— Сын мой, как же эта женщина умеет вводить тебя в заблуждение.
Он устроился на подушках поудобнее. Уютная мягкость материнских колен успокаивала, но в душе его пылали безжалостные страсти, которые не давали ему успокоиться. И вот теперь слова матери как будто отперли какую-то темницу его души и ужасы до сих пор запертые в ней вдруг вырвались на волю. Его не волновало то, что каждое воспоминание о Ясуко-сан которое он подбрасывал в пылающий в душе костер только делало пламя еще выше: блестящие черные как вороново крыло волосы, наполовину прикрытые алым полураскрытым веером. Алый цвет, цвет праздников, счастливых времен. О, безупречное золото ее кожи, ее тонкие черты, как будто изваянные богами, ее губы, ее совершенные глаза… и этот чужеземец, глядящий на нее, впитывающий ее взглядом.
Госпожа Исако величественно переменила позу.
— У тебя две совершенно очаровательные наложницы и я воспользовалась возможностью перекупить контракт…
Он перебил ее.
— Красивых женщин множество, но красота Ясуко-сан принадлежит ей одной. Она проявляется при каждом ее движении. Что же это за сила? Неприужденная грация. Насмешливое самообладание. Спокойное высокомерие. Весь ее вид сводит меня с ума! Я страстно хочу обладать ею, но она всегда избегает меня. Она не хочет меня. И никогда не хотела.
В один прекрасный день я закрою ей глаза навсегда. Те самые глаза. Всегда такие холодные и настороженные. Она не хочет меня. И это мучает меня, потому что мне хочется быть для нее желанным.
Мать коснулась его виска и он всхлипнул.
Разве Синго-сан всегда не получал того, чего хотел? подумала она. Я всегда заботилась о нем. С детства у него было все самое лучшее. Я всегда следила за тем, чтобы у него было все лучшее и чтобы он ни в чем не знал отказа. Но вот я никак не могла предотвратить того, что он воспылал такой страстью к Ясуко-сан или этого несчастного брака.
— Скажи мне, — мягко спросила она, пытаясь поглубже проникнуть в его переживания. — Чем она так огорчила тебя?
Он уставился в сплошную белизну неба и представил себя безупречную кожу, простирающуюся от горизонта до горизонта и всю в небольших кровоточащих ранках. Он представил себе кровавый дождь, каждая капелька которого ранила его душу.
— На американском нексус-корабле, — начал он, еще не вполне уверенный как все это рассказать. — Каждый раз когда мы оказывались вместе с гайдзином, она не желала удаляться, как ей подобает. А когда я приказал ей уйти, она все равно наблюдала за нами издали. Даже когда я встречался с ней взглядом, она просто отворачивалась вот так — надменно.
— Да, я замечала в ней эту непокорность, сын мой. Она своенравна и испорченна.
Огонь, пылающий в крови окончательно поглотил его.
— Я видел. Я понял, что она делала. Она сравнивала нас. Как мужчин. Как любовников. И я знаю, что она думала при этом о нем.
— Как любовников?
Синго услышал в голосе матери придыхание. О, да, Ясуко-сан без сомнения сравнивала нас, подумал он. Но почему? Только я могу знать ответ на этот вопрос. Это потому что я никогда не удовлетворял ее. Он сказал:
— Что бы я ни делал, ее ничто никогда не трогало, по-настоящему не трогало. Но в этом нет моей вины. С самого начала, когда мы оказывались вместе, она отдавала мне свое тело, но не свою душу. Она ни разу не отдалась мне — не отдалась целиком.
Сначала она терпела меня из преданности отцу, с горечью подумал он, затем поняла что я пытаюсь достучаться до ее души. Это ее только забавляло. Неважно как яростно я стучался в ворота ее души, она ни разу мне их не приоткрыла. Ни разу. И хотя я обладал ей столько раз и столькими способами, каждый раз это происходило как будто насильно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181