Король уже заканчивал завтракать и подумывал о том, что надо бы переодеться из пижамы во что-нибудь другое, когда в его покои вошли Мортис и Голиас. Алхимик держал в руках серебряное блюдо, накрытое зеркальным колпаком. Он низко поклонился королю и поднес ему блюдо. Мортис сняла колпак, и оказалось, что на блюде — небольшая бутылка, а в ней, без сомнения, Вино Богов.
Король взял бутылку и взвесил ее в руке. В ней было не меньше полного стакана напитка.
— Процесс изготовления прошел без особых сложностей, — сообщил Голиас.
Король Бонифаций улыбнулся:
— Я разолью Вино Богов в пять наперстков, и как только ваш товарищ вернется с победой, мы все выпьем за ваш успех и за мой удачный выбор.
Тут в двери кто-то громко постучал. Король крикнул:
— Войдите!
И вошел Кособокий с мешком, из которого выглядывала дюжина старательно вымытых голов гидры. Каждая из них вполне подошла бы крупному псу, не будь головы сине-зелеными и похожими на головы ящериц, да еще с глазищами на коротких стебельках, и не торчи из каждой пасти по единственному зловещего вида клыку.
— Восхитительно, — отметил король. — Давайте выпьем за вашу удачу и за то, что я успешно решил ряд административных задач. Безусловно, тут не обошлось без чистого везения, но быть везучим королем — это очень даже недурно.
И они выпили Вина Богов, и все было решено. Наверное, теперь следовало бы кратко поведать о том, что произошло за те годы, пока Аматус рос-рос и наконец вырос и смог ступить на тернистый путь приключений, — следовало бы, для того чтобы поскорее перескочить к приключениям как таковым. Но… в тот день, когда король утвердил всех четверых новичков на должности при дворе, произошло еще два немаловажных события. Когда Седрик состарился, он распорядился, чтобы эти два события были всенепременно отмечены в «Хрониках Королевства», ибо, оглядываясь назад, он решил, что события эти действительно имели большое значение. Ну а мы с ним спорить не вправе.
Первое событие заключалось в том, что король назначил Кособокого начальником стражи, а Седрика — верховным главнокомандующим.
Со вторым событием дело обстояло несколько сложнее. Дело было так. Король с Седриком занимались важнейшей работой. Они просматривали карту Королевства и решали, как наименовать новое поселение на северо-востоке страны: Бонифациебург, Бонифацвилль или просто Бонифаций, и в это время в дверь кто-то робко, тихо постучал. Если можно сказать о стуке в дверь, что он был «извиняющимся», то это был как раз такой стук.
От короля Бонифация не укрылся извиняющийся характер стука, и он приподнял бровь и посмотрел на своего главного советника, как бы спрашивая его тем самым, стоит ли сказать: «Войдите!» Седрик, видимо, также дал стуку сходную характеристику, поскольку мгновенно выпрямился и расправил плечи — наверное, решил, что ему понадобится высокомерный вид.
В покои короля бочком вошли трое людей, которых в обычное время вряд ли можно было увидеть вместе.
Первая из них, Вирна, была старая-престарая. Еще во времена правления отца Бонифация ее обвинили в убийстве мужа, пресловутого Вепря Великих Северных Лесов, — иначе говоря, отвратительного, дурно воспитанного провинциального лорда, замок которого стоял возле Великих Северных Лесов. На самом деле никаким вепрем он не был, но уж разбойником и людоедом — это точно. И поскольку совершенное дамой преступление скорее было благим для государства деянием, повесить ее не решились. Вместо этого прежний король приговорил ее к пожизненному подметанию дворца, за что она имела еду, крышу над головой и немного денег на карманные расходы. А с Вирны было взято торжественное обещание впредь не убивать никого, кто этого не заслуживал бы в той же степени, сколь ее печально известный супруг. После жизни с Вепрем все остальные казались Вирне людьми приятными во всех отношениях, поэтому она вскорости стала веселой и милой старушкой и исполняла, если можно так выразиться, роль почетной бабушки для многих молодых служанок во дворце.
Однако теперь она не улыбалась своей обычной теплой улыбкой. Она стояла перед королем и премьер-министром, в отчаянии заламывая руки.
Рядом с ней стояла Гвин, девушка, прибиравшая детскую, — милая, но не красавица. Внешность ее говорила о том, что ей на роду было написано стать нянькой, сиделкой или гувернанткой. На самом деле она сразу согласилась прибирать в детской, и после того, как в течение года подтирала и драила там пол не только за Аматусом, но и за всеми отпрысками гостящих во дворце лордов и королей, она не на шутку невзлюбила всех детей вообще и втайне уповала на то, что когда-нибудь ее полюбит какой-нибудь солдат с семейными наклонностями, который не потребует, чтобы она ему нарожала детей этак двадцать. Выражение лица у Гвин почти всегда было кислое, а улыбалась она крайне редко, поскольку кто-то ей сказал, что из-за этого она выглядит как добрая мамочка.
Теперь она стояла нервная, смущенная, растерянно кусала нижнюю губу, уставясь в пол, и казалось, что она впала в детство.
Последним из троих визитеров оказался гвардеец Родерик, и это было самым странным. Солдат, которого Седрик отправил засвидетельствовать победу Кособокого над гидрой, был их тех, кому верховный главнокомандующий доверял почти беззаветно. И вот теперь он выглядел нетипично озабоченным и, пожалуй, даже взволнованным. Плечистый верзила Родерик был гораздо умнее, чем казался на вид. Просто из-за флегматичного темперамента у Родерика развилась привычка время от времени таращиться в одну точку, раззявив рот, вот многие и считали его непроходимым тупицей. Впоследствии он оставил военную службу и стал знаменитым драматургом, творцом длинных кровавых эпических полотен, и оказалось, что прежде, пялясь в одну точку, он на самом деле уже сочинял в уме целые сцены и акты.
В то время Седрик, конечно, не ведал о том, какая блестящая литературная карьера впереди у простого солдата, но он знал, что Родерик гораздо смекалистей, чем кажется, и к тому же только притворяется неустрашимым, дабы не огорчать главнокомандующего. Словом, зрелище распсиховавшегося Родерика, нервно шарящего взглядом по сторонам, показалось Седрику дурным предзнаменованием.
Король и премьер-министр сразу заподозрили неладное, так как всех троих давно и хорошо знали и сразу увидели, что те пребывают в расположении духа, для себя крайне нехарактерном.
— Что ж, — негромко проговорил Седрик, — похоже, случилось что-то необычное и важное.
— Проходите, садитесь и расскажите нам, в чем дело, — распорядился Бонифаций добросердечно. — Что бы ни встревожило моих преданных слуг, небезразлично и мне.
Рассевшись по табуретам, троица ничуть не успокоилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87