Ты же знаешь, так всегда бывает с детьми от внебрачных связей. Если отец признавал ребенка, он становился членом семьи, но все равно незаконное происхождение накладывало свою печать. Подобный человек может занять самую высокую должность, никто не сомневается в благородстве его происхождения, однако он лишен права наследовать трон. Сколько Орейн ни доказывал Каролину, что Ракхел — змея, которую тот пригрел на груди, король не обращал внимания на его предупреждения. Считал, что Орейн завидует Ракхелу, ревнует, что ли… Орейн — и ревнует! Как такое могло прийти ему в голову!
— Но, вероятно, у Ракхела есть какие-то достоинства… Ведь не зря же Каролин приблизил его к себе.
— Я не могу судить объективно, ненависть слепит глаза. Понимаешь, Каролин — широкий человек, превыше всего он ставит честь. Он увлекается науками, новыми людьми… А Ракхел стремится к цели, как стрела, пущенная в мишень. Его заботит только власть — она ему и мечта, и жена, и надежда, и пища, и воздух! Он чем-то напоминает черную кошку, которая сходит с ума от запаха крови. А тот — от зловония власти… — Она сделала паузу, потом распорядилась: — Сегодня ты поведешь в поводу нашего червина. Я же поскачу вперед, чтобы разведать местность.
Скоро лес кончился, опять потянулись зеленые холмы, где в распадках копились прозрачные светлые рощи, а по берегам мелких речушек стеной вставали заросли кустарника. Не прошло и часа, как Ромили вновь почувствовала, что кто-то наблюдает за ней — все тот же редкий, смутный наплыв чужого видения, распростершаяся внизу земля. Теперь девушка уже не пугалась подобных картин — значит, Пречиоза опять сопровождает ее… Ромили закидывала голову и, щурясь, смотрела в зенит, раза два ей удавалось разглядеть в небе черную точку. Эта близость грела душу, она себя в чужом краю уже не так одиноко чувствовала.
«Ястребица и я — одно целое, наши жизни слились воедино: она вручила мне свою, я ей — свою».
Ромили могла бы сравнить их отношения с браком по любви, основанным не столько на плотской радости, сколько на духовном единении, на желании слышать, видеть, в полной мере ощущать вблизи родную душу. Слияние разумом с Пречиозой было полным, таким волнующим и горячим, какое она никогда не испытывала ранее. Даже с любимым скакуном! Она заботилась о коне, и он отвечал ей дружбой, но по сути они были чужими друг другу. Хозяин и работник, не более того…
«Да, Легконогий был мне как товарищ, надежный, сильный, а Пречиоза нечто большее… Совсем как любовник…»
Мысли ее потекли по иному руслу. Последнее всколыхнуло душу, и в первый раз девушка подумала, что не так уж плохо иметь любовника. Иметь кого-то, похожего на нее, и жить с ним совсем как она и Пречиоза. Вот тут-то и заключалась загвоздка. С ястребицей они давным-давно слились сознаниями, ну, можно сказать, сердцами, но ведь это слияние возможно и по-другому, не так, как Макараны относились к лошадям, собакам, ястребам. Конечно, это здорово — суметь преодолеть разделяющую человека и животное пропасть, но это не более чем дар природы. А вот дом Гарис хотел слиться с ней совсем иначе, однако его прикосновения, дерзкие взгляды, напор ничего, кроме омерзения, не вызывали. Еще более гнусным оказался Рори, когда начал выставлять напоказ похоть, право владеть ею — точнее, использовать ее как подстилку. Тот вообще был простак — за коня и плащ готов был перерезать горло человеку. Что же отвратило его от этого намерения? Ромили честно сказала себе — похоть, грязная страсть. Отдаться ей у девушки не было никакого желания.
Что касается Орейна — к сожалению, надо признать, что желал он ее, только когда считал, что она мальчишка. Это было, было, что уж там скрывать, и намеки Аларика имели под собой основание. Хотя, может, она и ошибается, потому что… — тут Ромили засмущалась сама себя, — потому что сама захотела отдаться ему, а он испугался. Странные все-таки существа эти мужчины. Когда это случилось, она, правда, сама ничего не поняла — повеяло только желанием приласкать этого впавшего в отчаяние богатыря. Теперь другое дело, теперь она соображает, что к чему, и, честно, Орейн устраивает ее более как друг, чем как любовник. Даже в тот раз, когда она была готова отдаться ему, ее тревожила мысль о возможности крушения дружбы, а как друга она его терять не хотела, вот с чисто женской интуицией и выбрала способ, который бы еще крепче привязал его к ней. Однако существует ли в принципе мужчина, который предназначен для нее? Определенно, его нет и не может быть среди парней, с которыми росла, среди друзей ее братьев, об этом даже смешно думать.
«За кого я могла бы выйти замуж, так это за такого мужчину, как Алдерик. Он единственный, кто разговаривал со мной как с человеком. Он и видел во мне человека, а не просто глупенькую сестричку Дарена, Алдерик, по крайней мере, не считает, что мужчина должен контролировать каждый шаг женщины. Что я, в конце концов, прирученный ястреб? Стоит на мгновение развязать путы, и тут же вырвусь на свободу? Так, что ли?.. Не то чтобы я очень хотела выйти за него замуж, но все же прежде, чем выходить замуж, надо, чтобы мужчина стал другом».
В течение этого дня и последующего всякий раз, когда Ромили бросала взгляд в небо, она могла видеть — то точкой, то росчерком — реющую в выси Пречиозу. Ястребица не желала садиться хозяйке на руку — Ромили один раз попробовала, потом оставила это занятие, однако мысленный контакт между ними не прерывался. Это было странное, уже привычное, но по-прежнему будоражащее ощущение. Смотрела ли она вперед на дорогу, под ноги ли коня, по сторонам — всякий раз в ее сознании возникала и другая картина: холмистая степь, частые перелески, скрученные нити речушек и масса зверья. Дичи тоже хватало…
Яндрия объяснила, что эти холмы, где они сейчас проезжают, называются холмами Киллгард.
Ромили была поражена — она выросла на холмах Киллгард, но та местность, которая раскрывалась перед ней, была ей совершенно незнакома. Ее родина — горы, пусть невысокие, повсюду скальные обрывы, крутые откосы, плодородной земли мало, и большинство полей создавалось трудом многих поколений. Люди носили землю на себе, на лошадях, на червинах, покрывали ею каменистые пустоши, склоны, осыпи. Земледелие в тех краях давалось большими усилиями, кровавыми мозолями. Все это мало походило не только на бескрайние плодородные равнины Валерона, но и на высокое, поросшее лесом нагорье. Горы были достаточно населены — здесь не было заметно и следов человека. Деревья встречались такие, что и десятку мужчин, взявшись за руки, не обхватить ствол. Дичи здесь было столько, что в глазах рябило. Охотиться не надо, стоит немного подождать, и рогатый кролик сам выбежит на тебя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145
— Но, вероятно, у Ракхела есть какие-то достоинства… Ведь не зря же Каролин приблизил его к себе.
— Я не могу судить объективно, ненависть слепит глаза. Понимаешь, Каролин — широкий человек, превыше всего он ставит честь. Он увлекается науками, новыми людьми… А Ракхел стремится к цели, как стрела, пущенная в мишень. Его заботит только власть — она ему и мечта, и жена, и надежда, и пища, и воздух! Он чем-то напоминает черную кошку, которая сходит с ума от запаха крови. А тот — от зловония власти… — Она сделала паузу, потом распорядилась: — Сегодня ты поведешь в поводу нашего червина. Я же поскачу вперед, чтобы разведать местность.
Скоро лес кончился, опять потянулись зеленые холмы, где в распадках копились прозрачные светлые рощи, а по берегам мелких речушек стеной вставали заросли кустарника. Не прошло и часа, как Ромили вновь почувствовала, что кто-то наблюдает за ней — все тот же редкий, смутный наплыв чужого видения, распростершаяся внизу земля. Теперь девушка уже не пугалась подобных картин — значит, Пречиоза опять сопровождает ее… Ромили закидывала голову и, щурясь, смотрела в зенит, раза два ей удавалось разглядеть в небе черную точку. Эта близость грела душу, она себя в чужом краю уже не так одиноко чувствовала.
«Ястребица и я — одно целое, наши жизни слились воедино: она вручила мне свою, я ей — свою».
Ромили могла бы сравнить их отношения с браком по любви, основанным не столько на плотской радости, сколько на духовном единении, на желании слышать, видеть, в полной мере ощущать вблизи родную душу. Слияние разумом с Пречиозой было полным, таким волнующим и горячим, какое она никогда не испытывала ранее. Даже с любимым скакуном! Она заботилась о коне, и он отвечал ей дружбой, но по сути они были чужими друг другу. Хозяин и работник, не более того…
«Да, Легконогий был мне как товарищ, надежный, сильный, а Пречиоза нечто большее… Совсем как любовник…»
Мысли ее потекли по иному руслу. Последнее всколыхнуло душу, и в первый раз девушка подумала, что не так уж плохо иметь любовника. Иметь кого-то, похожего на нее, и жить с ним совсем как она и Пречиоза. Вот тут-то и заключалась загвоздка. С ястребицей они давным-давно слились сознаниями, ну, можно сказать, сердцами, но ведь это слияние возможно и по-другому, не так, как Макараны относились к лошадям, собакам, ястребам. Конечно, это здорово — суметь преодолеть разделяющую человека и животное пропасть, но это не более чем дар природы. А вот дом Гарис хотел слиться с ней совсем иначе, однако его прикосновения, дерзкие взгляды, напор ничего, кроме омерзения, не вызывали. Еще более гнусным оказался Рори, когда начал выставлять напоказ похоть, право владеть ею — точнее, использовать ее как подстилку. Тот вообще был простак — за коня и плащ готов был перерезать горло человеку. Что же отвратило его от этого намерения? Ромили честно сказала себе — похоть, грязная страсть. Отдаться ей у девушки не было никакого желания.
Что касается Орейна — к сожалению, надо признать, что желал он ее, только когда считал, что она мальчишка. Это было, было, что уж там скрывать, и намеки Аларика имели под собой основание. Хотя, может, она и ошибается, потому что… — тут Ромили засмущалась сама себя, — потому что сама захотела отдаться ему, а он испугался. Странные все-таки существа эти мужчины. Когда это случилось, она, правда, сама ничего не поняла — повеяло только желанием приласкать этого впавшего в отчаяние богатыря. Теперь другое дело, теперь она соображает, что к чему, и, честно, Орейн устраивает ее более как друг, чем как любовник. Даже в тот раз, когда она была готова отдаться ему, ее тревожила мысль о возможности крушения дружбы, а как друга она его терять не хотела, вот с чисто женской интуицией и выбрала способ, который бы еще крепче привязал его к ней. Однако существует ли в принципе мужчина, который предназначен для нее? Определенно, его нет и не может быть среди парней, с которыми росла, среди друзей ее братьев, об этом даже смешно думать.
«За кого я могла бы выйти замуж, так это за такого мужчину, как Алдерик. Он единственный, кто разговаривал со мной как с человеком. Он и видел во мне человека, а не просто глупенькую сестричку Дарена, Алдерик, по крайней мере, не считает, что мужчина должен контролировать каждый шаг женщины. Что я, в конце концов, прирученный ястреб? Стоит на мгновение развязать путы, и тут же вырвусь на свободу? Так, что ли?.. Не то чтобы я очень хотела выйти за него замуж, но все же прежде, чем выходить замуж, надо, чтобы мужчина стал другом».
В течение этого дня и последующего всякий раз, когда Ромили бросала взгляд в небо, она могла видеть — то точкой, то росчерком — реющую в выси Пречиозу. Ястребица не желала садиться хозяйке на руку — Ромили один раз попробовала, потом оставила это занятие, однако мысленный контакт между ними не прерывался. Это было странное, уже привычное, но по-прежнему будоражащее ощущение. Смотрела ли она вперед на дорогу, под ноги ли коня, по сторонам — всякий раз в ее сознании возникала и другая картина: холмистая степь, частые перелески, скрученные нити речушек и масса зверья. Дичи тоже хватало…
Яндрия объяснила, что эти холмы, где они сейчас проезжают, называются холмами Киллгард.
Ромили была поражена — она выросла на холмах Киллгард, но та местность, которая раскрывалась перед ней, была ей совершенно незнакома. Ее родина — горы, пусть невысокие, повсюду скальные обрывы, крутые откосы, плодородной земли мало, и большинство полей создавалось трудом многих поколений. Люди носили землю на себе, на лошадях, на червинах, покрывали ею каменистые пустоши, склоны, осыпи. Земледелие в тех краях давалось большими усилиями, кровавыми мозолями. Все это мало походило не только на бескрайние плодородные равнины Валерона, но и на высокое, поросшее лесом нагорье. Горы были достаточно населены — здесь не было заметно и следов человека. Деревья встречались такие, что и десятку мужчин, взявшись за руки, не обхватить ствол. Дичи здесь было столько, что в глазах рябило. Охотиться не надо, стоит немного подождать, и рогатый кролик сам выбежит на тебя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145