А если есть?.. Тогда… У девушки даже дыхание перехватило. Зачем же лезть с утешениями, с идиотскими советами, если ни черта в этом деле не смыслишь? Она сбросила руку начальницы со своего плеча и горько выговорила:
— Что ж, пора в дорогу… Раз нет возможности… А вес ордес, местра. — И принялась сноровисто разгружать стоявшего поблизости пони. Само собой вспомнились — с болью, с укоризной — возбужденные крики сторожевых птиц, когда они с Орейном подтащили к ним поближе тушу погибшего дикого червина. Теперь коня облепят кворебни, устроят небывалый пир, разгалдятся на весь лес, подманят какого-нибудь хищника. Тот тоже наестся до отвала… Пусть все идет своим чередом… Но видеть все это, смаковать, рассуждать, теоретизировать — увольте!
Ромили старалась смотреть только в небо, но Пречиозы нигде не было видно.
Неужели она тоже оставила меня?..
Ближе к ночи местность вокруг изменилась. Нарядные росистые луговины, зеленеющие склоны холмов начали перемежаться суходолами, длинными языками песка. Дорога была покрыта глиной, и вокруг, насколько хватал глаз, все побурело, порыжело. Высохла трава, пошли заросли колючек, песчаные осыпи все ширились, пока не захватили добрую часть земли. С каждым часом становилось все жарче и жарче. Скоро Ромили скинула плащ, скатала, приторочила к седлу. И только сейчас обратила внимание, как мучительно переносили зной мохнатые червины. Они исходили потом — им бы в горы, на каменистые тропы, преодолевать подъемы и спуски, бодрящий морозец; что им стоило проломить копытом ледок на берегу горного ручья и вволю попить сладкой холодной воды… Гнетущий жар полупустыни животные переносили с трудом. И небо изменилось, как бы побледнело или посерело.
Уже в сумерках Яндрия указала на горизонт:
— В той стороне лежит Серайе. Там есть постоялый двор, принадлежащий нашему Ордену. Туда нам и надо добраться до ночи… Я так соскучилась по нормальной постели, чистым простыням. А ты?
— Я тоже, — согласилась Ромили, но втайне, в глубине души пожалела, что путешествие подходило к концу. Не такое уж оно выдалось долгое, с Яни она сдружилась. С ней можно жить душа в душу, не то что с этими фанатичками из Ордена! Последнее время девушка только об этом и думала — очень не хотелось тратить жизнь на качание мускулов, осуждение пороков, присущих мужчинам, к которым, в конце концов, придется тайком бегать. К тому же, добравшись до резиденции Ордена, ей неминуемо придется вновь заняться фехтованием и участвовать в рукопашных схватках. К стыду своему, Ромили готова была признать, что подобные уроки вызывали у нее ненависть. Эти бои, даже учебные, были противны ее натуре.
— Сколько мы там пробудем? — спросила она.
— Что-то около десяти дней. Может, чуть больше, может, чуть меньше…
Что ж, никто не побуждал ее давать клятву на верность Ордену, и, раз слово вылетело, она должна, пусть даже сжав зубы, влиться в эту новую и очень обременительную для нее жизнь. Трудно отрицать, что, вступив в Орден, она наконец обрела пристанище в этом обезумевшем жестоком мире.
«Хранитель Разума, помоги мне вынести все трудности, как ты справляешься с грузом человеческих пороков! Я знаю, что тяжесть вселенского зла несоизмерима с заботами, гнетущими такого маленького, ничтожного человечка, как я, и все же где мне еще искать силы, как не у тебя…»
Тут Ромили смутилась. Удивительно, она не в первый раз замечала, что в последнее время все чаще обращается к Богу, поминает его доброту и любовь, изливаемую на всякую тварь, населяющую землю. Чуть что — сразу Хранитель Разума!.. Раньше она за собой такого не замечала. Неужели с ней случилось то, что в «Книге Мыслей» названо «Дхе шайя», или «милость Божия»? Или все это от слабости, от постоянно ощущаемого одиночества, от некой холодной отъединенности, которую не могла преодолеть даже дружба с Яни? «Она замечательная, чуткая женщина, но ей не дано понять, что творится у меня в душе, помочь совладать с теми страхами, что грызут сердце. Яндрии радостна жизнь в Ордене, она не только свыклась с ней, но уже не представляет себя иначе как в тесном кругу сестер. Мысли о войне, сражениях нисколько не ужасают ее — конечно, она испытала ужас, увидев последствия гиблого зеленого тумана, но это была сиюминутная слабость. Эта картина не заставила задуматься — зачем все это? Зачем кровь, убийства невинных людей? Вот так они все — посмотрели, поохали и отправились дальше. А раздайся тут же, у отравленной деревни, боевой клич — сразу бы бросились в атаку. И ну колоть, рубить!.. Всех подряд!.. В пылу боя как-то не очень разберешь…»
Прочь думы! Немыслимо жить и задумываться обо всем, что есть мерзкого, непристойного в мире. Если бы да кабы!.. Этак действительно свихнешься, а ведь так хочется жить…
Ромили отерла пот со лба…
Они прибыли в Серайе в вечерних сумерках, когда тьма уже растеклась вокруг. Промчались по необычно широкой улице — старые дома из белого камня тускло и мертвенно просвечивали в скудном лунном сиянии. Ромили почти дремала в седле, полностью доверившись развалистому осторожному шагу червина. На мгновение встрепенулась, когда Яндрия остановила коня перед высокими арочными воротами. Начальница дернула за шнурок, и за стеной послышался звон колокольчика. Спустя минуту изнутри донеслись шаркающие шаги, потом раздался недовольный сонный голос:
— Кто там?
— Две сестры, принадлежащие к Ордену, приехали из Хали… Яндрия, меченосица, и Ромили, послушница, давшая обет. Мы ищем убежища…
Дверь, прорезанная в левой створке ворот, скрипнула и отворилась. Какая-то женщина выглянула на улицу.
— Входите, сестры. Добро пожаловать. Животных можете провести на конюшню — вон туда. Там же и фураж, засыпьте им в кормушки. Мы все ужинаем.
Женщины спешились, ввели животных во двор и направились к большому каменному строению. Света здесь было маловато, единственный фонарь скудно освещал стойла и отдельно стоящую коновязь. Ромили заморгала от удивления, когда разглядела стоявших здесь коней. Таких красавцев она в жизни не видывала. В дальнем конце прохода они нашли свободные стойла, куда и загнали червинов и коня. Все равно Ромили не могла справиться с удивлением. Что это за место? Почему в такой пусть даже просторный сарай согнали столько лошадей? Им же здесь тесно!.. Опять вопросы, вопросы. Она даже разозлилась — тебе-то что за дело? Вообще лучше бы помалкивала. Займись-ка червинами, нечего глаза пялить! Она расседлала своего пони, затем коня Яни, сложила кожаные мешки отдельно в углу, наполнила ясли кормом. Встретившая их женщина терпеливо дожидалась у входа.
Она же провела их в дом. С порога Ромили почувствовала запах свежеиспеченного хлеба, к которому примешивались какие-то острые ароматы незнакомых пряностей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145
— Что ж, пора в дорогу… Раз нет возможности… А вес ордес, местра. — И принялась сноровисто разгружать стоявшего поблизости пони. Само собой вспомнились — с болью, с укоризной — возбужденные крики сторожевых птиц, когда они с Орейном подтащили к ним поближе тушу погибшего дикого червина. Теперь коня облепят кворебни, устроят небывалый пир, разгалдятся на весь лес, подманят какого-нибудь хищника. Тот тоже наестся до отвала… Пусть все идет своим чередом… Но видеть все это, смаковать, рассуждать, теоретизировать — увольте!
Ромили старалась смотреть только в небо, но Пречиозы нигде не было видно.
Неужели она тоже оставила меня?..
Ближе к ночи местность вокруг изменилась. Нарядные росистые луговины, зеленеющие склоны холмов начали перемежаться суходолами, длинными языками песка. Дорога была покрыта глиной, и вокруг, насколько хватал глаз, все побурело, порыжело. Высохла трава, пошли заросли колючек, песчаные осыпи все ширились, пока не захватили добрую часть земли. С каждым часом становилось все жарче и жарче. Скоро Ромили скинула плащ, скатала, приторочила к седлу. И только сейчас обратила внимание, как мучительно переносили зной мохнатые червины. Они исходили потом — им бы в горы, на каменистые тропы, преодолевать подъемы и спуски, бодрящий морозец; что им стоило проломить копытом ледок на берегу горного ручья и вволю попить сладкой холодной воды… Гнетущий жар полупустыни животные переносили с трудом. И небо изменилось, как бы побледнело или посерело.
Уже в сумерках Яндрия указала на горизонт:
— В той стороне лежит Серайе. Там есть постоялый двор, принадлежащий нашему Ордену. Туда нам и надо добраться до ночи… Я так соскучилась по нормальной постели, чистым простыням. А ты?
— Я тоже, — согласилась Ромили, но втайне, в глубине души пожалела, что путешествие подходило к концу. Не такое уж оно выдалось долгое, с Яни она сдружилась. С ней можно жить душа в душу, не то что с этими фанатичками из Ордена! Последнее время девушка только об этом и думала — очень не хотелось тратить жизнь на качание мускулов, осуждение пороков, присущих мужчинам, к которым, в конце концов, придется тайком бегать. К тому же, добравшись до резиденции Ордена, ей неминуемо придется вновь заняться фехтованием и участвовать в рукопашных схватках. К стыду своему, Ромили готова была признать, что подобные уроки вызывали у нее ненависть. Эти бои, даже учебные, были противны ее натуре.
— Сколько мы там пробудем? — спросила она.
— Что-то около десяти дней. Может, чуть больше, может, чуть меньше…
Что ж, никто не побуждал ее давать клятву на верность Ордену, и, раз слово вылетело, она должна, пусть даже сжав зубы, влиться в эту новую и очень обременительную для нее жизнь. Трудно отрицать, что, вступив в Орден, она наконец обрела пристанище в этом обезумевшем жестоком мире.
«Хранитель Разума, помоги мне вынести все трудности, как ты справляешься с грузом человеческих пороков! Я знаю, что тяжесть вселенского зла несоизмерима с заботами, гнетущими такого маленького, ничтожного человечка, как я, и все же где мне еще искать силы, как не у тебя…»
Тут Ромили смутилась. Удивительно, она не в первый раз замечала, что в последнее время все чаще обращается к Богу, поминает его доброту и любовь, изливаемую на всякую тварь, населяющую землю. Чуть что — сразу Хранитель Разума!.. Раньше она за собой такого не замечала. Неужели с ней случилось то, что в «Книге Мыслей» названо «Дхе шайя», или «милость Божия»? Или все это от слабости, от постоянно ощущаемого одиночества, от некой холодной отъединенности, которую не могла преодолеть даже дружба с Яни? «Она замечательная, чуткая женщина, но ей не дано понять, что творится у меня в душе, помочь совладать с теми страхами, что грызут сердце. Яндрии радостна жизнь в Ордене, она не только свыклась с ней, но уже не представляет себя иначе как в тесном кругу сестер. Мысли о войне, сражениях нисколько не ужасают ее — конечно, она испытала ужас, увидев последствия гиблого зеленого тумана, но это была сиюминутная слабость. Эта картина не заставила задуматься — зачем все это? Зачем кровь, убийства невинных людей? Вот так они все — посмотрели, поохали и отправились дальше. А раздайся тут же, у отравленной деревни, боевой клич — сразу бы бросились в атаку. И ну колоть, рубить!.. Всех подряд!.. В пылу боя как-то не очень разберешь…»
Прочь думы! Немыслимо жить и задумываться обо всем, что есть мерзкого, непристойного в мире. Если бы да кабы!.. Этак действительно свихнешься, а ведь так хочется жить…
Ромили отерла пот со лба…
Они прибыли в Серайе в вечерних сумерках, когда тьма уже растеклась вокруг. Промчались по необычно широкой улице — старые дома из белого камня тускло и мертвенно просвечивали в скудном лунном сиянии. Ромили почти дремала в седле, полностью доверившись развалистому осторожному шагу червина. На мгновение встрепенулась, когда Яндрия остановила коня перед высокими арочными воротами. Начальница дернула за шнурок, и за стеной послышался звон колокольчика. Спустя минуту изнутри донеслись шаркающие шаги, потом раздался недовольный сонный голос:
— Кто там?
— Две сестры, принадлежащие к Ордену, приехали из Хали… Яндрия, меченосица, и Ромили, послушница, давшая обет. Мы ищем убежища…
Дверь, прорезанная в левой створке ворот, скрипнула и отворилась. Какая-то женщина выглянула на улицу.
— Входите, сестры. Добро пожаловать. Животных можете провести на конюшню — вон туда. Там же и фураж, засыпьте им в кормушки. Мы все ужинаем.
Женщины спешились, ввели животных во двор и направились к большому каменному строению. Света здесь было маловато, единственный фонарь скудно освещал стойла и отдельно стоящую коновязь. Ромили заморгала от удивления, когда разглядела стоявших здесь коней. Таких красавцев она в жизни не видывала. В дальнем конце прохода они нашли свободные стойла, куда и загнали червинов и коня. Все равно Ромили не могла справиться с удивлением. Что это за место? Почему в такой пусть даже просторный сарай согнали столько лошадей? Им же здесь тесно!.. Опять вопросы, вопросы. Она даже разозлилась — тебе-то что за дело? Вообще лучше бы помалкивала. Займись-ка червинами, нечего глаза пялить! Она расседлала своего пони, затем коня Яни, сложила кожаные мешки отдельно в углу, наполнила ясли кормом. Встретившая их женщина терпеливо дожидалась у входа.
Она же провела их в дом. С порога Ромили почувствовала запах свежеиспеченного хлеба, к которому примешивались какие-то острые ароматы незнакомых пряностей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145