Она опустила голову на подушку. В окно светила луна, и видна была соломенная кровля над головой.
– Извини. – Она снова потерла лоб. – Но я не понимаю, как мы сюда попали.
– Трудно объяснить.
– Ну, может, ты покажешь как?
– Может быть, если этот Уильям отвезет меня на своих двух ногах.
– Булвит?
– Что?
– А ты можешь отвести меня в тот год, где находятся сейчас мои друзья?
– А зачем?
– Мне надо рассказать им про это все.
– Ради Бога, зачем? Николь, никогда не надо будить спящую собаку!
– Но если есть возможность двигаться и вперед во времени, то им просто необходимо знать об этом!
– Николь, милочка, – голос Булвита был мягок и нежен, – когда я был малышом, мне рассказали историю, случившуюся на улице, где я жил. Ребенок, которому исполнилось что-то около пятнадцати месяцев, был украден прямо из колыбели, когда мать вышла в лавку. Можешь себе представить, что с ней было? У нее чуть сердце не разорвалось от горя. Чуть не помешалась. Ты, вероятно, удивляешься, к чему я клоню, поэтому я продолжу. Через восемь лет правда вышла наружу. Женщина, у которой только что умерло дитя, украла чужого малыша. Она полюбила его как собственного. Воспитала. И, конечно, украденный считал ее матерью. Полиция раскрыла дело, оно пошло в суд. Так что же решил судья? Вернул ли он девятилетнего ребенка его родной матери, которая теперь была для него совершенно чужим человеком? Или допустил, чтобы женщина, укравшая ребенка и принесшая столько горя, удержала мальчика, принадлежавшего другой? И не забывай, что мальчик-то смотрел на нее как на мать.
Николь поднялась на локти, чтобы смотреть в глаза человеку, чье лицо улыбалось ей с живота спящего любовника.
– Легкого ответа здесь не может быть, – ответила она.
– Точно. История вроде как про суд Соломона, который предложил разрубить ребенка пополам, чтобы посмотреть, какая из женщин любит своего ребенка больше и готова отдать его чужой, лишь бы он был жив и здоров. Хочу сказать тебе вот что: твои друзья живут в 1865 году сколько? Уже полгода? Значит, они уже начали пускать там корни, моя дорогая. Да, это представляется весьма соблазнительным: явиться к ним и сказать: «Ладно, ребята, мы возвращаемся в 1990-какой-то там год». Найдутся такие, кто вообще не захочет возвращаться. Может, они кого-то полюбили. Так что – оставаться с невестой в девятнадцатом веке или тащить ее в двадцатый, где шок от изменившихся условий жизни может довести ее до безумия? Запомни мои слова: не надо будить спящую собаку, детка.
Долго еще лежала Николь рядом со спящим Уильямом, а Булвит все старался убедить ее в том, как хорошо все образуется, если она оставит свою идею вмешательства в их жизнь.
Она и в самом деле понимала, что у нее сейчас есть другие обязательства и другие привязанности – по отношению к любовнику, по отношению к людям, с которыми она живет. Она знала, что ей самой уже никогда не вернуться в 1999 год. В ее организме произошли необратимые изменения. ДНК мыши сплелась с ДНК самой Николь. Уже одно это вбивает клин между ней и остальным человечеством. И тем не менее после разговора с Булвитом ей стало как-то неуютно. Ее старые друзья были в опасности, и она обязана их предупредить. И сделать это надо как можно скорее.
Глава 39
1
День свадьбы Райана был днем, которому суждено запомниться надолго.
Новобрачная – дочь самого богатого булочника Кастертона – была в белом платье с белой фатой и букетиком цветов, похожих цветом на персик. Присутствовали почти все изгнанники из 1999 года, а также члены семьи невесты. Все были одеты по моде середины царствования королевы Виктории – мужчины в цилиндрах и фраках.
За исключением преподобного Томаса Хатера, никто из местных не знал, что Сэм Бейкер и остальные новые граждане Кастертона прибыли сюда не из какой-нибудь другой части страны, а фактически из другого столетия. Это было, пожалуй, самым охраняемым секретом в Кастертоне.
После свадебного банкета в доме булочника Сэм, чтобы отдохнуть от шума, вышел в сад подышать прохладным вечерним воздухом. Появившиеся первые звезды с трудом пробивались сквозь глубокую синеву вечернего неба.
Яблоки на ветвях почти созрели и сильно напоминали многократно умноженное лицо Райана. Тот стал еще толще, а розовые щечки приобрели более темный оттенок и еще сильнее округлились.
В саду Сэм наткнулся на Джада Кэмпбелла, который стоял в задумчивости, опершись на грушевое дерево. Он был серьезен, курил трубку и смотрел на поля, которые полого спускались к железной дороге. Простучал по рельсам поезд, выпуская белые клубы пара. От рычагов, тяжело вращавших колеса, тоже вылетали клубочки пара. Колеса ритмично постукивали.
– Приятный вечер, – сказал Сэм. – Я думаю, из них получится шикарная пара.
Джад затянулся трубкой.
– Шикарная, Сэм? Ты уже неплохо усвоил местный жаргон.
– Подумаешь, одно словечко, – усмехнулся Сэм. – Через какое-то время местный дух начинает незаметно просачиваться сквозь кожу.
– Значит, ты тоже превращаешься в туземца? Что ж, совсем неплохо. Это славное местечко. И люди тут славные. – Джад взглянул на дом, где сильные лампы бросали в сад желтоватый свет сквозь окна. Распевно звучали слова шуточной считалочки из большой гостиной, где готовились к новой игре. Раздался чей-то радостный визг, за которым последовали взрывы всеобщего смеха.
– Да, из них получится милая пара. Чемпионская, как они тут говорят. – Джад слегка улыбнулся. – Но ты должен помнить, что все это может кончиться вот так! – Джад щелкнул пальцами.
– Синебородые? Я о них ничего не слыхал. А ты?
– Пока ничего. Конечно, они могли убраться отсюда и грабить какой-нибудь другой период – 1066-й? 1770-й? 2001-й? Кто знает? Но я, пожалуй, имел в виду прыжки во времени. В любую минуту мы можем открыть глаза и оказаться в амфитеатре. Ты возле Зиты, рядом «сопровождающие» в своих театральных костюмах... а я буду снова втыкать в свой воротник булавку. Сэм, все это может исчезнуть. Эта жизнь, которую мы стали строить для себя, может исчезнуть, как пламя погасшей свечи.
– Полагаю, это так.
– Ты пожалеешь, если это произойдет?
– Да, пожалею. Я привык к этой жизни и полюбил ее. Мне нравится здешняя еда, здешнее пиво. И как ты сказал, это славный городок, где много хороших людей. Не хотелось бы потерять все это.
Джад вздохнул.
– И все же это может случиться. Так что не стоит вкладывать в это все свои эмоции, согласен?
– Ты имеешь в виду Райана?
– Он влюблен в девушку. И видел ли ты когда-нибудь такого счастливого человека? Но ведь если произойдет подвижка во времени, он потеряет свою жену.
– А может, и не потеряет.
– Хм... Ты заметил, что после любого прыжка у нас появляется вся наша личная собственность, какая бы она ни была? А вот сувениров из 1978-го или 1946 годов нам не удалось захватить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140
– Извини. – Она снова потерла лоб. – Но я не понимаю, как мы сюда попали.
– Трудно объяснить.
– Ну, может, ты покажешь как?
– Может быть, если этот Уильям отвезет меня на своих двух ногах.
– Булвит?
– Что?
– А ты можешь отвести меня в тот год, где находятся сейчас мои друзья?
– А зачем?
– Мне надо рассказать им про это все.
– Ради Бога, зачем? Николь, никогда не надо будить спящую собаку!
– Но если есть возможность двигаться и вперед во времени, то им просто необходимо знать об этом!
– Николь, милочка, – голос Булвита был мягок и нежен, – когда я был малышом, мне рассказали историю, случившуюся на улице, где я жил. Ребенок, которому исполнилось что-то около пятнадцати месяцев, был украден прямо из колыбели, когда мать вышла в лавку. Можешь себе представить, что с ней было? У нее чуть сердце не разорвалось от горя. Чуть не помешалась. Ты, вероятно, удивляешься, к чему я клоню, поэтому я продолжу. Через восемь лет правда вышла наружу. Женщина, у которой только что умерло дитя, украла чужого малыша. Она полюбила его как собственного. Воспитала. И, конечно, украденный считал ее матерью. Полиция раскрыла дело, оно пошло в суд. Так что же решил судья? Вернул ли он девятилетнего ребенка его родной матери, которая теперь была для него совершенно чужим человеком? Или допустил, чтобы женщина, укравшая ребенка и принесшая столько горя, удержала мальчика, принадлежавшего другой? И не забывай, что мальчик-то смотрел на нее как на мать.
Николь поднялась на локти, чтобы смотреть в глаза человеку, чье лицо улыбалось ей с живота спящего любовника.
– Легкого ответа здесь не может быть, – ответила она.
– Точно. История вроде как про суд Соломона, который предложил разрубить ребенка пополам, чтобы посмотреть, какая из женщин любит своего ребенка больше и готова отдать его чужой, лишь бы он был жив и здоров. Хочу сказать тебе вот что: твои друзья живут в 1865 году сколько? Уже полгода? Значит, они уже начали пускать там корни, моя дорогая. Да, это представляется весьма соблазнительным: явиться к ним и сказать: «Ладно, ребята, мы возвращаемся в 1990-какой-то там год». Найдутся такие, кто вообще не захочет возвращаться. Может, они кого-то полюбили. Так что – оставаться с невестой в девятнадцатом веке или тащить ее в двадцатый, где шок от изменившихся условий жизни может довести ее до безумия? Запомни мои слова: не надо будить спящую собаку, детка.
Долго еще лежала Николь рядом со спящим Уильямом, а Булвит все старался убедить ее в том, как хорошо все образуется, если она оставит свою идею вмешательства в их жизнь.
Она и в самом деле понимала, что у нее сейчас есть другие обязательства и другие привязанности – по отношению к любовнику, по отношению к людям, с которыми она живет. Она знала, что ей самой уже никогда не вернуться в 1999 год. В ее организме произошли необратимые изменения. ДНК мыши сплелась с ДНК самой Николь. Уже одно это вбивает клин между ней и остальным человечеством. И тем не менее после разговора с Булвитом ей стало как-то неуютно. Ее старые друзья были в опасности, и она обязана их предупредить. И сделать это надо как можно скорее.
Глава 39
1
День свадьбы Райана был днем, которому суждено запомниться надолго.
Новобрачная – дочь самого богатого булочника Кастертона – была в белом платье с белой фатой и букетиком цветов, похожих цветом на персик. Присутствовали почти все изгнанники из 1999 года, а также члены семьи невесты. Все были одеты по моде середины царствования королевы Виктории – мужчины в цилиндрах и фраках.
За исключением преподобного Томаса Хатера, никто из местных не знал, что Сэм Бейкер и остальные новые граждане Кастертона прибыли сюда не из какой-нибудь другой части страны, а фактически из другого столетия. Это было, пожалуй, самым охраняемым секретом в Кастертоне.
После свадебного банкета в доме булочника Сэм, чтобы отдохнуть от шума, вышел в сад подышать прохладным вечерним воздухом. Появившиеся первые звезды с трудом пробивались сквозь глубокую синеву вечернего неба.
Яблоки на ветвях почти созрели и сильно напоминали многократно умноженное лицо Райана. Тот стал еще толще, а розовые щечки приобрели более темный оттенок и еще сильнее округлились.
В саду Сэм наткнулся на Джада Кэмпбелла, который стоял в задумчивости, опершись на грушевое дерево. Он был серьезен, курил трубку и смотрел на поля, которые полого спускались к железной дороге. Простучал по рельсам поезд, выпуская белые клубы пара. От рычагов, тяжело вращавших колеса, тоже вылетали клубочки пара. Колеса ритмично постукивали.
– Приятный вечер, – сказал Сэм. – Я думаю, из них получится шикарная пара.
Джад затянулся трубкой.
– Шикарная, Сэм? Ты уже неплохо усвоил местный жаргон.
– Подумаешь, одно словечко, – усмехнулся Сэм. – Через какое-то время местный дух начинает незаметно просачиваться сквозь кожу.
– Значит, ты тоже превращаешься в туземца? Что ж, совсем неплохо. Это славное местечко. И люди тут славные. – Джад взглянул на дом, где сильные лампы бросали в сад желтоватый свет сквозь окна. Распевно звучали слова шуточной считалочки из большой гостиной, где готовились к новой игре. Раздался чей-то радостный визг, за которым последовали взрывы всеобщего смеха.
– Да, из них получится милая пара. Чемпионская, как они тут говорят. – Джад слегка улыбнулся. – Но ты должен помнить, что все это может кончиться вот так! – Джад щелкнул пальцами.
– Синебородые? Я о них ничего не слыхал. А ты?
– Пока ничего. Конечно, они могли убраться отсюда и грабить какой-нибудь другой период – 1066-й? 1770-й? 2001-й? Кто знает? Но я, пожалуй, имел в виду прыжки во времени. В любую минуту мы можем открыть глаза и оказаться в амфитеатре. Ты возле Зиты, рядом «сопровождающие» в своих театральных костюмах... а я буду снова втыкать в свой воротник булавку. Сэм, все это может исчезнуть. Эта жизнь, которую мы стали строить для себя, может исчезнуть, как пламя погасшей свечи.
– Полагаю, это так.
– Ты пожалеешь, если это произойдет?
– Да, пожалею. Я привык к этой жизни и полюбил ее. Мне нравится здешняя еда, здешнее пиво. И как ты сказал, это славный городок, где много хороших людей. Не хотелось бы потерять все это.
Джад вздохнул.
– И все же это может случиться. Так что не стоит вкладывать в это все свои эмоции, согласен?
– Ты имеешь в виду Райана?
– Он влюблен в девушку. И видел ли ты когда-нибудь такого счастливого человека? Но ведь если произойдет подвижка во времени, он потеряет свою жену.
– А может, и не потеряет.
– Хм... Ты заметил, что после любого прыжка у нас появляется вся наша личная собственность, какая бы она ни была? А вот сувениров из 1978-го или 1946 годов нам не удалось захватить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140