Вскоре они увидели клочок звездного неба. Выход был закрыт металлической решеткой.
— А мы, оказывается, ближе к поверхности, чем я думал, — удивился Бак.
— Туннель отходит от самой высокой точки базы, чтобы в случае необходимости можно было выбраться. — Вильме была знакома каждая деталь уничтоженного лагеря.
Бак отодвинул решетку. Они с Вильмой очутились в помещении, которое когда-то было комнатой в цокольном этаже кирпичного здания. Верхние этажи и одна стена внизу были разрушены. Руины напоминали разбитую скорлупу. Вильма оглянулась на вход, ведущий в туннель.
— Думаю, теперь нет необходимости его маскировать.
Ее лицо в свете звезд казалось белым.
— Куда нам теперь? — спросил Бак.
Усталым жестом Вильма указала направление, и они пошли.
Ночь была безлунной, но ясной. В воздухе чувствовалась осенняя прохлада, хотя дул теплый южный ветер. Стараясь держаться в тени, они пробирались по темным, зловещим улицам. Бак совершал экскурсию по главному городу Земли, городу двадцать пятого века. А когда-то здесь был его родной город Чикаго… В отдалении различались очертания центрального Чикагоргского комплекса РАМ. Построенный, как все крупные сооружения РАМ, в виде пирамид и тетраэдров, он своей подавляющей завершенностью словно торжествовал над поверженным в прах городом. Фундаменты величественных строений РАМ закладывались на вековых скоплениях камней и блоков — того, что разрушения и бомбежки оставили от домов Чикагорга, которые много лет назад гордо высились, воплощая в себе богатство и процветание. То, что сейчас олицетворяет РАМ.
— «Взгляни на содеянное мною, о Могущественный, и ужаснись», — процитировал Бак.
— Что?
— Ничего. Просто стихи, которые я когда-то читал.
Эта строка возвращала его в юность. Образы давно минувшего времени живо вставали перед глазами. Казалось, он снова ощущал запах стружки от свежеотточенных карандашей и пыли крошащегося мела, слышал жужжание единственного компьютера в углу классной комнаты. Бледно-желтые стены, распахнутые окна, через которые широкими потоками вливался солнечный свет, и зеленые поля за ними… Ему было четырнадцать, он посещал летнюю школу и был зол на весь белый свет. Отстав в учебе на целый семестр из-за острого ревматизма, он должен был заниматься английским во время летних каникул. Мягкий голос мисс Хаммерсмит нараспев читал стихи Перси Б. Шелли…
Бак потряс головой, позволяя ночному воздуху с привкусом смога стереть картину, возникшую перед глазами. Тот мир ушел. От того города остались лишь груды кирпича, камня и обрушившихся бетонных плит, что громоздились вокруг покореженных стальных каркасов некогда возвышавшихся здесь зданий. Однако в руинах теплилась какая-то жизнь: дыры в стенах были кое-как залатаны листами железа, досками, пластиком или завешаны тряпьем. Смрад помоев смешивался с резким запахом промышленных выбросов. В той части разрушенного города, которая была ближе к РАМовским пирамидам, не росло ни травинки, ни деревца — ничего, что могло бы хоть как-то скрасить безобразие этих развалин. Лишь на противоположной стороне, максимально удаленной от комплекса, природа делала робкие попытки проникнуть в пределы индустриальной пустыни. Бак вдруг осознал, что в этом — нынешнем — мире он единственный, кто помнит, каким бывает свежий воздух, кто видел бескрайние поля с обильным урожаем, у кого были перспективы на будущее, основанные на надеждах и достижениях, а не на отчаянии. Он, Бак, был единственным оставшимся в живых представителем золотого века. Он мрачно усмехнулся. В то давнее время он не считал, что его эпоха как-то особенно осчастливлена. Теперь же, в сравнении с этим миром наступившего будущего, она показалась ему раем.
Они с Вильмой шли, спотыкаясь об обломки и камни, о распадающиеся останки города, который он помнил. Теперь это были руины, населенные человеческими отбросами. Только те, кто принадлежал к РАМ, могли жить полноценной жизнью: у них были цели и устремления, упорядоченный быт. И это было бы хорошо, если бы РАМ не стала — Бак это знал доподлинно — причиной упадка Земли. Перебазировавшись на Марс, РАМ перестала считать Землю своим домом, а рассматривала ее лишь как источник обогащения, безжалостно изрывая родную планету шахтами в поисках оставшихся ресурсов. В результате деятельности РАМ Земля утратила способность к самовосстановлению и вырождалась.
Мысли Бака были заняты будущим родной планеты, пока он и Вильма упорно продвигались вперед. Им везло — удавалось избегать встреч с терринами. Один раз чуть-чуть не нарвались на патруль, но все же успели спрятаться в канализационной трубе. Время поджимало: если не добраться затемно до взлетной полосы, то придется целый день прятаться в трущобах, ожидая следующей ночи. А небо на востоке уже начинало светлеть.
— Еще далеко? — спросил Бак.
— Полчаса ходу, если я смогу идти в таком же темпе.
С каждым шагом Вильма все больше и больше опиралась на него, и Бак боялся, что сил на полчаса ходьбы у нее не хватит. Начала сказываться потеря крови, но мужество и решимость поддерживали Вильму, и она уверенно прокладывала путь среди развалин, которые все не кончались. С возрастающей тревогой Бак вглядывался в ее искаженное болью лицо. Внезапно она остановилась.
— Там, — произнесла она, указывая вперед.
Перед ними был полуразрушенный мост. В некоторых местах бетон полностью выкрошился и осталась лишь стальная арматура.
— А он прочный? — скептически спросил Бак.
— Сам видишь, — отозвалась Вильма тоном, в котором просквозила ее обычная резкость.
— Ну что ж, идем. Хватайся за мой ремень и держись покрепче.
— Что-то не помню, чтобы была команда на эту операцию.
Казалось, к Вильме вернулось ее самообладание.
— А я не помню, чтобы кто-нибудь ее запрашивал.
Бак с величайшей осторожностью ступал по осыпающемуся бетону, понимая, что любой шаг может оказаться последним и они оба полетят в темную замусоренную воду. Но все же они достигли противоположного берега.
— Пришли, — сказала Вильма.
Корабли стояли на виду, в центре открытой площадки, на которой там и сям пробивались редкие травинки.
— Предполагалось, что они станут военными памятниками, — медленно произнесла Вильма.
— Только на это они и годятся, — сказал Бак, пристально вглядываясь в проржавевшие, неуклюжие цилиндрические формы «Скаутов».
— Но они в нерабочем состоянии, — заверила Вильма. — Идем.
— Несколько минут назад я хотел сказать, что смелость у тебя есть, да все раздумывал. А теперь убедился окончательно, — ухмыльнулся Бак.
— А может, отступим? — спросила она язвительно.
— Только не я. Люблю рисковать.
— Вот и рискуй. А то я вот-вот упаду. Так что нравится тебе или нет, а придется лететь на одной из этих штуковин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
— А мы, оказывается, ближе к поверхности, чем я думал, — удивился Бак.
— Туннель отходит от самой высокой точки базы, чтобы в случае необходимости можно было выбраться. — Вильме была знакома каждая деталь уничтоженного лагеря.
Бак отодвинул решетку. Они с Вильмой очутились в помещении, которое когда-то было комнатой в цокольном этаже кирпичного здания. Верхние этажи и одна стена внизу были разрушены. Руины напоминали разбитую скорлупу. Вильма оглянулась на вход, ведущий в туннель.
— Думаю, теперь нет необходимости его маскировать.
Ее лицо в свете звезд казалось белым.
— Куда нам теперь? — спросил Бак.
Усталым жестом Вильма указала направление, и они пошли.
Ночь была безлунной, но ясной. В воздухе чувствовалась осенняя прохлада, хотя дул теплый южный ветер. Стараясь держаться в тени, они пробирались по темным, зловещим улицам. Бак совершал экскурсию по главному городу Земли, городу двадцать пятого века. А когда-то здесь был его родной город Чикаго… В отдалении различались очертания центрального Чикагоргского комплекса РАМ. Построенный, как все крупные сооружения РАМ, в виде пирамид и тетраэдров, он своей подавляющей завершенностью словно торжествовал над поверженным в прах городом. Фундаменты величественных строений РАМ закладывались на вековых скоплениях камней и блоков — того, что разрушения и бомбежки оставили от домов Чикагорга, которые много лет назад гордо высились, воплощая в себе богатство и процветание. То, что сейчас олицетворяет РАМ.
— «Взгляни на содеянное мною, о Могущественный, и ужаснись», — процитировал Бак.
— Что?
— Ничего. Просто стихи, которые я когда-то читал.
Эта строка возвращала его в юность. Образы давно минувшего времени живо вставали перед глазами. Казалось, он снова ощущал запах стружки от свежеотточенных карандашей и пыли крошащегося мела, слышал жужжание единственного компьютера в углу классной комнаты. Бледно-желтые стены, распахнутые окна, через которые широкими потоками вливался солнечный свет, и зеленые поля за ними… Ему было четырнадцать, он посещал летнюю школу и был зол на весь белый свет. Отстав в учебе на целый семестр из-за острого ревматизма, он должен был заниматься английским во время летних каникул. Мягкий голос мисс Хаммерсмит нараспев читал стихи Перси Б. Шелли…
Бак потряс головой, позволяя ночному воздуху с привкусом смога стереть картину, возникшую перед глазами. Тот мир ушел. От того города остались лишь груды кирпича, камня и обрушившихся бетонных плит, что громоздились вокруг покореженных стальных каркасов некогда возвышавшихся здесь зданий. Однако в руинах теплилась какая-то жизнь: дыры в стенах были кое-как залатаны листами железа, досками, пластиком или завешаны тряпьем. Смрад помоев смешивался с резким запахом промышленных выбросов. В той части разрушенного города, которая была ближе к РАМовским пирамидам, не росло ни травинки, ни деревца — ничего, что могло бы хоть как-то скрасить безобразие этих развалин. Лишь на противоположной стороне, максимально удаленной от комплекса, природа делала робкие попытки проникнуть в пределы индустриальной пустыни. Бак вдруг осознал, что в этом — нынешнем — мире он единственный, кто помнит, каким бывает свежий воздух, кто видел бескрайние поля с обильным урожаем, у кого были перспективы на будущее, основанные на надеждах и достижениях, а не на отчаянии. Он, Бак, был единственным оставшимся в живых представителем золотого века. Он мрачно усмехнулся. В то давнее время он не считал, что его эпоха как-то особенно осчастливлена. Теперь же, в сравнении с этим миром наступившего будущего, она показалась ему раем.
Они с Вильмой шли, спотыкаясь об обломки и камни, о распадающиеся останки города, который он помнил. Теперь это были руины, населенные человеческими отбросами. Только те, кто принадлежал к РАМ, могли жить полноценной жизнью: у них были цели и устремления, упорядоченный быт. И это было бы хорошо, если бы РАМ не стала — Бак это знал доподлинно — причиной упадка Земли. Перебазировавшись на Марс, РАМ перестала считать Землю своим домом, а рассматривала ее лишь как источник обогащения, безжалостно изрывая родную планету шахтами в поисках оставшихся ресурсов. В результате деятельности РАМ Земля утратила способность к самовосстановлению и вырождалась.
Мысли Бака были заняты будущим родной планеты, пока он и Вильма упорно продвигались вперед. Им везло — удавалось избегать встреч с терринами. Один раз чуть-чуть не нарвались на патруль, но все же успели спрятаться в канализационной трубе. Время поджимало: если не добраться затемно до взлетной полосы, то придется целый день прятаться в трущобах, ожидая следующей ночи. А небо на востоке уже начинало светлеть.
— Еще далеко? — спросил Бак.
— Полчаса ходу, если я смогу идти в таком же темпе.
С каждым шагом Вильма все больше и больше опиралась на него, и Бак боялся, что сил на полчаса ходьбы у нее не хватит. Начала сказываться потеря крови, но мужество и решимость поддерживали Вильму, и она уверенно прокладывала путь среди развалин, которые все не кончались. С возрастающей тревогой Бак вглядывался в ее искаженное болью лицо. Внезапно она остановилась.
— Там, — произнесла она, указывая вперед.
Перед ними был полуразрушенный мост. В некоторых местах бетон полностью выкрошился и осталась лишь стальная арматура.
— А он прочный? — скептически спросил Бак.
— Сам видишь, — отозвалась Вильма тоном, в котором просквозила ее обычная резкость.
— Ну что ж, идем. Хватайся за мой ремень и держись покрепче.
— Что-то не помню, чтобы была команда на эту операцию.
Казалось, к Вильме вернулось ее самообладание.
— А я не помню, чтобы кто-нибудь ее запрашивал.
Бак с величайшей осторожностью ступал по осыпающемуся бетону, понимая, что любой шаг может оказаться последним и они оба полетят в темную замусоренную воду. Но все же они достигли противоположного берега.
— Пришли, — сказала Вильма.
Корабли стояли на виду, в центре открытой площадки, на которой там и сям пробивались редкие травинки.
— Предполагалось, что они станут военными памятниками, — медленно произнесла Вильма.
— Только на это они и годятся, — сказал Бак, пристально вглядываясь в проржавевшие, неуклюжие цилиндрические формы «Скаутов».
— Но они в нерабочем состоянии, — заверила Вильма. — Идем.
— Несколько минут назад я хотел сказать, что смелость у тебя есть, да все раздумывал. А теперь убедился окончательно, — ухмыльнулся Бак.
— А может, отступим? — спросила она язвительно.
— Только не я. Люблю рисковать.
— Вот и рискуй. А то я вот-вот упаду. Так что нравится тебе или нет, а придется лететь на одной из этих штуковин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69