Я не призываю вас к экономии, но требую компетентности в работе.
Он подошел ближе, пытливо заглянул Королеву в глаза.
— Значит, мыши все-таки остались живы? — с легкой иронией спросил он.
У Королева похолодела спина.
— Так точно, товарищ Сталин, — сказал он. — Выдержали и перегрузку, и краткосрочную невесомость. Даже аппетит не потеряли.
Сталин улыбнулся.
— Вы, видимо, решили, что я вас буду ругать. — он махнул рукой и пошел вдоль стола, бесцельно поправляя и без того ровно стоящие стулья. — Нет, товарищ Королев, товарищ Сталин вас ругать не будет. Товарищ Сталин понимает, что полеты в космос — это такая же реалия завтрашнего дня, как телевизионные приемники или, скажем, развитой автомобильный транспорт. Только не увлекайтесь, товарищ Королев, я не зря подчеркнул, что это реалии завтрашнего, а не сегодняшнего дня. Сегодня нам нужно надежное средство доставки ядерного заряда, которое способно достигнуть Америки. И не для того, чтобы эту Америку бомбить, но для того, чтобы иметь определенные противовесы в политике. Андрей Януарьевич, конечно, выдающийся дипломат, но тоже нуждается в дубинке. Не для того, чтобы бить своих политических оппонентов, а для того, чтобы самого не ударили.
Он вернулся и сел за стол.
— Садитесь, товарищ Королев, — сказал он, указывая на стул.
Подразумевалось, что сесть 'надо обязательно именно на указанный стул.
— Вы что-нибудь слышали о неопознанных летательных аппаратах? — спросил Сталин, с любопытством вглядываясь в невозмутимое лицо конструктора.
— У меня нет времени на пустяки. — Королев успокоился. Круглое лицо его выражало недоумение. — Разумеется, кое-что мне рассказывали, но я в такие вещи слабо верю.
— Почему? — Сталин недоуменно приподнял руку с зажатой в ней трубкой. Усы его округлились.
— В границах Солнечной системы разумная жизнь вряд ли возможна, а звезды от нас очень далеко, товарищ Сталин. Слишком мощные двигатели нужны, чтобы прилететь издалека.
В последующие два дня Королев изучал материалы, относящиеся к так называемым «летающим тарелочкам». Особого беспокойства эти материалы у Королева не вызвали — в ряде случаев эти «летающие тарелки» можно было идентифицировать со вполне земными явлениями. Однако сам подход к проблеме не мог не вызывать невольного уважения — материал был собран и систематизирован, обзоры зарубежной прессы соседствовали с сообщениями агентуры, здесь же были результаты прослушиваний журналистов и зарубежных политических деятелей, что и говорить, Сталин умел заставить людей работать так, чтобы интересующая его проблема была подробно освещена со всех сторон. Тем не менее Королев остался к досье абсолютно равнодушным, разве что с удовлетворением отметил, что житкурские капониры в материалах не фигурировали, как и находка из Алатау, и, следовательно, он мог с чистой совестью соблюсти секретность, которой от него потребовал Берия. Сам Королев находкой из Алатау уже переболел. Поначалу останки неведомого аппарата крайне его заинтересовали, но, убедившись, что в ближайшее время подспорьем в работе эта находка не станет, Сергей Павлович к ней заметно охладел, тем более что в понимании сохранившихся деталей этой находки даже излюбленные конструктором пересаживания не помогали.
— Значит, особых причин для волнения нет? — Сталин задумчиво похлопывал рукой с коротко обрезанными желтоватыми ногтями по пухлой папке, которую возвратил Королев. — Что ж, наши мнения совпадают, товарищ конструктор. Будем надеяться, что никто из нас не ошибается. Такие ошибки могут очень дорого обойтись государству. — Он значительно помолчал и добавил: — Впрочем, человеку подобные ошибки обходятся значительно дороже, Я вас не задерживаю, товарищ Королев. Возвращайтесь к своим делам.
Да, времени катастрофически не хватало. «Р-пятая» была уже собрана и готова к старту, а доверять пуск Глушкову Королев не хотел, поэтому и торопился попасть на ракетодром в Капустином Яру, который во всех официальных документах именовался как «Москва-400». «Дуглас» приземлился в степи, где проложена была двухкилометровая взлетно-посадочная бетонная полоса, а потом еще полтора часа пришлось пылить по степным дорогам на армейском «виллисе», чтобы, успев к старту, с надеждой наблюдать за тем, как темно-зеленое веретенообразное тело окутается клубами пламени и пара, поднимется с пусковой площадки, а потом медленно завалится набок, заливая степь жарким, все сжигающим пламенем, который превращал в пар сугробы вокруг стартового комплекса. И гадать не стоило о причинах неудачного пуска, причина была все та же — сопла дюз прогорали, и это означало, что надо было вновь садиться за расчеты и придумывать то, что еще не приходило в голову никому на земле.
Королев был мрачен, поэтому прибывшего на полигон Владимира Ивановича Яздовского, который отвечал за биологические исследования, встретил без обычной улыбки.
К этому времени были выработаны две научные программы стартов — физическая и биологическая. Физическая программа изучала процессы, происходящие высоко над планетой, изучала влияние этих процессов на земную жизнь, давая очень многое для конструкторов ракетной техники. Биологическая программа включала в себя пробные пуски животных на ракетах. Победили собачники, как называли тех, кто выступал за полет в космос собак. Яздовский со своими подопечными подбирал собак для первых полетов. Дело было не слишком простое, требовались небольшие собаки килограммов по шесть-семь. Домашние собачки такого веса были довольно изнеженными, поэтому дворняжки, которые были выносливее остальных, имели преимущество. Кроме того, проводился отбор и по масти — специалисты по съемкам требовали, чтобы животные были беленькие. Подобранная по весу и масти собака затем отбиралась по состоянию здоровья, нраву и реакциям.
Подобранных собак готовили к полету. Их держали в барокамерах, крутили на центрифуге, трясли на вибростенде, проводили испытание на тепло и холод. Жизнь у отобранных собачек получалась в полном смысле слова собачья. Одна была у них радость — кормили неплохо. Некоторые уже начали обживать ракетный контейнер, в котором им предстояло лететь.
Двух из них — Дезика и Цыгана — Королев даже полюбил и часто брал на прогулки по степи и на речку. Но сейчас он только скользнул по ним взглядом, машинально почесал Цыгана между ушей и побрел в степь, где копошились фигурки технических рабочих, в буквальном смысле слова просеивающих землю в поисках обломков.
Яздовский его понимал, поэтому догонять не стал, направился к домам, а ухоженные и совсем не похожие на бездомных дворняг песики побежали за ним следом. На свежем снегу остались уверенные отпечатки Яздовского и мелкие цепочки собачьих следов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
Он подошел ближе, пытливо заглянул Королеву в глаза.
— Значит, мыши все-таки остались живы? — с легкой иронией спросил он.
У Королева похолодела спина.
— Так точно, товарищ Сталин, — сказал он. — Выдержали и перегрузку, и краткосрочную невесомость. Даже аппетит не потеряли.
Сталин улыбнулся.
— Вы, видимо, решили, что я вас буду ругать. — он махнул рукой и пошел вдоль стола, бесцельно поправляя и без того ровно стоящие стулья. — Нет, товарищ Королев, товарищ Сталин вас ругать не будет. Товарищ Сталин понимает, что полеты в космос — это такая же реалия завтрашнего дня, как телевизионные приемники или, скажем, развитой автомобильный транспорт. Только не увлекайтесь, товарищ Королев, я не зря подчеркнул, что это реалии завтрашнего, а не сегодняшнего дня. Сегодня нам нужно надежное средство доставки ядерного заряда, которое способно достигнуть Америки. И не для того, чтобы эту Америку бомбить, но для того, чтобы иметь определенные противовесы в политике. Андрей Януарьевич, конечно, выдающийся дипломат, но тоже нуждается в дубинке. Не для того, чтобы бить своих политических оппонентов, а для того, чтобы самого не ударили.
Он вернулся и сел за стол.
— Садитесь, товарищ Королев, — сказал он, указывая на стул.
Подразумевалось, что сесть 'надо обязательно именно на указанный стул.
— Вы что-нибудь слышали о неопознанных летательных аппаратах? — спросил Сталин, с любопытством вглядываясь в невозмутимое лицо конструктора.
— У меня нет времени на пустяки. — Королев успокоился. Круглое лицо его выражало недоумение. — Разумеется, кое-что мне рассказывали, но я в такие вещи слабо верю.
— Почему? — Сталин недоуменно приподнял руку с зажатой в ней трубкой. Усы его округлились.
— В границах Солнечной системы разумная жизнь вряд ли возможна, а звезды от нас очень далеко, товарищ Сталин. Слишком мощные двигатели нужны, чтобы прилететь издалека.
В последующие два дня Королев изучал материалы, относящиеся к так называемым «летающим тарелочкам». Особого беспокойства эти материалы у Королева не вызвали — в ряде случаев эти «летающие тарелки» можно было идентифицировать со вполне земными явлениями. Однако сам подход к проблеме не мог не вызывать невольного уважения — материал был собран и систематизирован, обзоры зарубежной прессы соседствовали с сообщениями агентуры, здесь же были результаты прослушиваний журналистов и зарубежных политических деятелей, что и говорить, Сталин умел заставить людей работать так, чтобы интересующая его проблема была подробно освещена со всех сторон. Тем не менее Королев остался к досье абсолютно равнодушным, разве что с удовлетворением отметил, что житкурские капониры в материалах не фигурировали, как и находка из Алатау, и, следовательно, он мог с чистой совестью соблюсти секретность, которой от него потребовал Берия. Сам Королев находкой из Алатау уже переболел. Поначалу останки неведомого аппарата крайне его заинтересовали, но, убедившись, что в ближайшее время подспорьем в работе эта находка не станет, Сергей Павлович к ней заметно охладел, тем более что в понимании сохранившихся деталей этой находки даже излюбленные конструктором пересаживания не помогали.
— Значит, особых причин для волнения нет? — Сталин задумчиво похлопывал рукой с коротко обрезанными желтоватыми ногтями по пухлой папке, которую возвратил Королев. — Что ж, наши мнения совпадают, товарищ конструктор. Будем надеяться, что никто из нас не ошибается. Такие ошибки могут очень дорого обойтись государству. — Он значительно помолчал и добавил: — Впрочем, человеку подобные ошибки обходятся значительно дороже, Я вас не задерживаю, товарищ Королев. Возвращайтесь к своим делам.
Да, времени катастрофически не хватало. «Р-пятая» была уже собрана и готова к старту, а доверять пуск Глушкову Королев не хотел, поэтому и торопился попасть на ракетодром в Капустином Яру, который во всех официальных документах именовался как «Москва-400». «Дуглас» приземлился в степи, где проложена была двухкилометровая взлетно-посадочная бетонная полоса, а потом еще полтора часа пришлось пылить по степным дорогам на армейском «виллисе», чтобы, успев к старту, с надеждой наблюдать за тем, как темно-зеленое веретенообразное тело окутается клубами пламени и пара, поднимется с пусковой площадки, а потом медленно завалится набок, заливая степь жарким, все сжигающим пламенем, который превращал в пар сугробы вокруг стартового комплекса. И гадать не стоило о причинах неудачного пуска, причина была все та же — сопла дюз прогорали, и это означало, что надо было вновь садиться за расчеты и придумывать то, что еще не приходило в голову никому на земле.
Королев был мрачен, поэтому прибывшего на полигон Владимира Ивановича Яздовского, который отвечал за биологические исследования, встретил без обычной улыбки.
К этому времени были выработаны две научные программы стартов — физическая и биологическая. Физическая программа изучала процессы, происходящие высоко над планетой, изучала влияние этих процессов на земную жизнь, давая очень многое для конструкторов ракетной техники. Биологическая программа включала в себя пробные пуски животных на ракетах. Победили собачники, как называли тех, кто выступал за полет в космос собак. Яздовский со своими подопечными подбирал собак для первых полетов. Дело было не слишком простое, требовались небольшие собаки килограммов по шесть-семь. Домашние собачки такого веса были довольно изнеженными, поэтому дворняжки, которые были выносливее остальных, имели преимущество. Кроме того, проводился отбор и по масти — специалисты по съемкам требовали, чтобы животные были беленькие. Подобранная по весу и масти собака затем отбиралась по состоянию здоровья, нраву и реакциям.
Подобранных собак готовили к полету. Их держали в барокамерах, крутили на центрифуге, трясли на вибростенде, проводили испытание на тепло и холод. Жизнь у отобранных собачек получалась в полном смысле слова собачья. Одна была у них радость — кормили неплохо. Некоторые уже начали обживать ракетный контейнер, в котором им предстояло лететь.
Двух из них — Дезика и Цыгана — Королев даже полюбил и часто брал на прогулки по степи и на речку. Но сейчас он только скользнул по ним взглядом, машинально почесал Цыгана между ушей и побрел в степь, где копошились фигурки технических рабочих, в буквальном смысле слова просеивающих землю в поисках обломков.
Яздовский его понимал, поэтому догонять не стал, направился к домам, а ухоженные и совсем не похожие на бездомных дворняг песики побежали за ним следом. На свежем снегу остались уверенные отпечатки Яздовского и мелкие цепочки собачьих следов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112