Она слегка поежилась, затем отвернулась от унылого зрелища, но меланхолия преследовала ее, как тень.
Гасси оглядела спальню, которую она делила с Ричардом, и нахмурилась, заметив его ключи и бумажник, аккуратно выложенные на столик. Он всегда такой аккуратный, педантичный и предсказуемый! Вся его жизнь — тщательно проработанная постановка, она же сама — только часть декорации…
Гасси не могла понять, почему это не дает ей покоя. Ведь ее брак — всего лишь контракт, и Ричард скрупулезно выполняет свои обязательства. Они жили в роскошном загородном особняке, снабженном всеми существующими в природе удобствами, и были приняты в лучшем вашингтонском обществе. Она должна была бы быть безумно счастлива или, во всяком случае, вполне довольна.
Но на самом деле Гасси была глубоко несчастна.
Она ненавидела свою жизнь, ей было противно, просыпаясь каждое утро, сталкиваться со стерильным однообразием и мучительной скукой. Как-то незаметно вышло, что она потеряла себя: так приспособилась играть заданную роль, что почти забыла, какая женщина скрывается за этим фасадом. Куда подевалась Гасси Тремейн? Где та молодая девушка, которая так страстно любила одного темноглазого мужчину?..
Ощутив знакомую пульсацию в голове, Гасси села и устало потерла виски. Ее всегда поражало, что она, оказывается, все еще любит Тони, все еще пытается представить себе, какой была бы ее жизнь, если бы она рискнула выйти за него замуж. Но сколько ни фантазируй, всегда приходится возвращаться к печальной реальности — ее жизни с Ричардом, которая стала для нее совершенно невыносимой.
Ее размышления прервал вышедший из ванной голый Ричард с мокрыми после душа волосами. Она продолжала тереть виски, надеясь избежать разговора, но он, как всегда, не обратил внимания на ее состояние.
— Я думал, мы сегодня идем на ленч с твоей матерью, Огаста, — сказал он.
Гасси кивнула:
— У меня очень болит голова, но, наверное, все равно придется пойти.
Уверен, тебе станет лучше, если выберешься из дома. Только не забудь, что вечером мы приглашены на прием. Это очень важно: там будет обсуждаться сбор денег на предстоящую кампанию.
Одна мысль о скучном вечере в прокуренном зале отеля привела Гасси в отчаяние.
— Мне очень не хочется, Ричард. Я лучше останусь дома.
— Это невозможно. Огаста! — Казалось, его даже раздуло от возмущения. — Люди ждут, что ты там будешь. Ты же знаешь, кампания будет трудной. Мне нужна твоя поддержка.
Гасси с отвращением смотрела на него. Обвисший живот напомнил ей мягкую белую подушку, а вялый пенис, болтающийся между ног, — съежившуюся сосиску. Гасси закрыла на секунду глаза, чтобы побороть приступ тошноты, и сказала:
— Вряд ли я нанесу большой вред твоей кампании, если пропущу один прием.
— Возможно, но я хочу, чтобы ты была рядом. Видит бог, я не слишком многого от тебя требую!
В его голосе слышался сарказм, и Гасси поняла, что он имеет в виду не только ее постоянное нежелание посещать политические мероприятия. Но ссориться не было сил.
— Хорошо, Ричард, — устало сказала она. — К какому часу я должна быть готова?
Он растянул в улыбке тонкие губы:
— Мы выезжаем в восемь.
Гасси кивнула, потом резко встала и направилась в ванную. Механическая улыбка Ричарда вывела ее из себя — для нее она символизировала все, что она в нем терпеть не могла. Гасси понимала, что глупо расстраиваться из-за таких мелочей, но никак не могла выбросить эту улыбку из головы.
Пока она принимала душ и причесывалась, Ричард уехал в офис, и в спальне было приятно и тихо. Она неторопливо оделась, затем села за изящный столик красного дерева и налила себе чашку кофе, который только что принесла горничная.
Наслаждаясь душистым напитком, она листала газету, и взгляд ее задержался на объявлении об открытии выставки Молинари в модной галерее Джорджтауна. Хотя она никогда не была поклонницей модерна, ей внезапно захотелось увидеть яркие краски Молинари. Она взглянула на часы и решила сократить ленч с Элизабет, а вместо этого устроить себе короткий отдых от семейной рутины и съездить в галерею.
Когда Гасси появилась в родительском доме, Элизабет сидела в бело-голубой комнате для завтраков. Ее седые серебристые волосы были забраны в элегантный пучок, простое платье цвета морской волны подчеркивало цвет глаз. Ей было почти шестьдесят, но тем не менее она производила впечатление очень красивой женщины.
Гасси заставила себя улыбнуться, но Элизабет отличалась исключительной проницательностью, и провести ее было невозможно.
— В чем дело, дорогая? У тебя неважный вид.
— Утром опять голова ужасно болела, но сейчас уже легче.
Элизабет с некоторым раздражением вздохнула:
— Ты давно была у врача? Такими вещами нельзя шутить. Возможно, головные боли как-то связаны с тем, что ты… В общем, с тем, что у тебя до сих пор нет детей.
Гасси села в кресло, глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, но не смогла справиться с гневом.
— Это совершенная чушь!
— Ты можешь ошибаться, Огаста. Лучше посоветуйся с врачом.
Гасси с горечью рассмеялась:
— Мама, если ты думаешь, что я бесплодна, то это не так. Ричард стерилизовался пятнадцать лет назад. Он просто не потрудился поставить меня об этом в известность.
Как раз в этот момент в комнату вошла горничная с подносом, и Элизабет бросила на Гасси предупреждающий взгляд. Обе молчали, пока горничная расставляла на столе тарелки с салатом из креветок, бокалы и бутылку охлажденного вина. Как только она исчезла, Элизабет продолжила прерванный разговор:
— Этого просто не может быть. Никогда не поверю, что Ричард мог так поступить.
— Придется поверить, мамочка. У тебя никогда не будет ни внука, ни внучки — по крайней мере, пока я замужем за Ричардом.
Элизабет побледнела:
— Пожалуйста, Огаста, не надо так говорить даже в шутку!
Гасси почувствовала, что ее предали. Вместо того чтобы заклеймить Ричарда за его гнусный обман, Элизабет беспокоится лишь о репутации семьи. «Зря я так разоткровенничалась с матерью», — подумала Гасси, но остановиться уже не могла, потому что эта проблема причиняла ей невероятные страдания.
— Неужели ты будешь порицать меня, если я с ним разведусь? Ведь он намеренно меня обманул, мама!
Элизабет выглядела очень расстроенной. Около рта, откуда ни возьмись, появились глубокие морщины; рука, в которой она держала вилку, чуть заметно дрожала.
— О разводе не может быть и речи. Ты это прекрасно знаешь.
— Почему? Люди постоянно разводятся!
— Но не в нашей семье. Мы должны сохранять свой имидж. Мне неприятно даже думать, что будут писать в прессе, если речь пойдет о разводе.
Гасси понимала, что спорить с матерью абсолютно бесполезно, но упрямо гнула свое:
— Значит, я должна оставаться с Ричардом, даже если чувствую себя глубоко несчастной?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
Гасси оглядела спальню, которую она делила с Ричардом, и нахмурилась, заметив его ключи и бумажник, аккуратно выложенные на столик. Он всегда такой аккуратный, педантичный и предсказуемый! Вся его жизнь — тщательно проработанная постановка, она же сама — только часть декорации…
Гасси не могла понять, почему это не дает ей покоя. Ведь ее брак — всего лишь контракт, и Ричард скрупулезно выполняет свои обязательства. Они жили в роскошном загородном особняке, снабженном всеми существующими в природе удобствами, и были приняты в лучшем вашингтонском обществе. Она должна была бы быть безумно счастлива или, во всяком случае, вполне довольна.
Но на самом деле Гасси была глубоко несчастна.
Она ненавидела свою жизнь, ей было противно, просыпаясь каждое утро, сталкиваться со стерильным однообразием и мучительной скукой. Как-то незаметно вышло, что она потеряла себя: так приспособилась играть заданную роль, что почти забыла, какая женщина скрывается за этим фасадом. Куда подевалась Гасси Тремейн? Где та молодая девушка, которая так страстно любила одного темноглазого мужчину?..
Ощутив знакомую пульсацию в голове, Гасси села и устало потерла виски. Ее всегда поражало, что она, оказывается, все еще любит Тони, все еще пытается представить себе, какой была бы ее жизнь, если бы она рискнула выйти за него замуж. Но сколько ни фантазируй, всегда приходится возвращаться к печальной реальности — ее жизни с Ричардом, которая стала для нее совершенно невыносимой.
Ее размышления прервал вышедший из ванной голый Ричард с мокрыми после душа волосами. Она продолжала тереть виски, надеясь избежать разговора, но он, как всегда, не обратил внимания на ее состояние.
— Я думал, мы сегодня идем на ленч с твоей матерью, Огаста, — сказал он.
Гасси кивнула:
— У меня очень болит голова, но, наверное, все равно придется пойти.
Уверен, тебе станет лучше, если выберешься из дома. Только не забудь, что вечером мы приглашены на прием. Это очень важно: там будет обсуждаться сбор денег на предстоящую кампанию.
Одна мысль о скучном вечере в прокуренном зале отеля привела Гасси в отчаяние.
— Мне очень не хочется, Ричард. Я лучше останусь дома.
— Это невозможно. Огаста! — Казалось, его даже раздуло от возмущения. — Люди ждут, что ты там будешь. Ты же знаешь, кампания будет трудной. Мне нужна твоя поддержка.
Гасси с отвращением смотрела на него. Обвисший живот напомнил ей мягкую белую подушку, а вялый пенис, болтающийся между ног, — съежившуюся сосиску. Гасси закрыла на секунду глаза, чтобы побороть приступ тошноты, и сказала:
— Вряд ли я нанесу большой вред твоей кампании, если пропущу один прием.
— Возможно, но я хочу, чтобы ты была рядом. Видит бог, я не слишком многого от тебя требую!
В его голосе слышался сарказм, и Гасси поняла, что он имеет в виду не только ее постоянное нежелание посещать политические мероприятия. Но ссориться не было сил.
— Хорошо, Ричард, — устало сказала она. — К какому часу я должна быть готова?
Он растянул в улыбке тонкие губы:
— Мы выезжаем в восемь.
Гасси кивнула, потом резко встала и направилась в ванную. Механическая улыбка Ричарда вывела ее из себя — для нее она символизировала все, что она в нем терпеть не могла. Гасси понимала, что глупо расстраиваться из-за таких мелочей, но никак не могла выбросить эту улыбку из головы.
Пока она принимала душ и причесывалась, Ричард уехал в офис, и в спальне было приятно и тихо. Она неторопливо оделась, затем села за изящный столик красного дерева и налила себе чашку кофе, который только что принесла горничная.
Наслаждаясь душистым напитком, она листала газету, и взгляд ее задержался на объявлении об открытии выставки Молинари в модной галерее Джорджтауна. Хотя она никогда не была поклонницей модерна, ей внезапно захотелось увидеть яркие краски Молинари. Она взглянула на часы и решила сократить ленч с Элизабет, а вместо этого устроить себе короткий отдых от семейной рутины и съездить в галерею.
Когда Гасси появилась в родительском доме, Элизабет сидела в бело-голубой комнате для завтраков. Ее седые серебристые волосы были забраны в элегантный пучок, простое платье цвета морской волны подчеркивало цвет глаз. Ей было почти шестьдесят, но тем не менее она производила впечатление очень красивой женщины.
Гасси заставила себя улыбнуться, но Элизабет отличалась исключительной проницательностью, и провести ее было невозможно.
— В чем дело, дорогая? У тебя неважный вид.
— Утром опять голова ужасно болела, но сейчас уже легче.
Элизабет с некоторым раздражением вздохнула:
— Ты давно была у врача? Такими вещами нельзя шутить. Возможно, головные боли как-то связаны с тем, что ты… В общем, с тем, что у тебя до сих пор нет детей.
Гасси села в кресло, глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, но не смогла справиться с гневом.
— Это совершенная чушь!
— Ты можешь ошибаться, Огаста. Лучше посоветуйся с врачом.
Гасси с горечью рассмеялась:
— Мама, если ты думаешь, что я бесплодна, то это не так. Ричард стерилизовался пятнадцать лет назад. Он просто не потрудился поставить меня об этом в известность.
Как раз в этот момент в комнату вошла горничная с подносом, и Элизабет бросила на Гасси предупреждающий взгляд. Обе молчали, пока горничная расставляла на столе тарелки с салатом из креветок, бокалы и бутылку охлажденного вина. Как только она исчезла, Элизабет продолжила прерванный разговор:
— Этого просто не может быть. Никогда не поверю, что Ричард мог так поступить.
— Придется поверить, мамочка. У тебя никогда не будет ни внука, ни внучки — по крайней мере, пока я замужем за Ричардом.
Элизабет побледнела:
— Пожалуйста, Огаста, не надо так говорить даже в шутку!
Гасси почувствовала, что ее предали. Вместо того чтобы заклеймить Ричарда за его гнусный обман, Элизабет беспокоится лишь о репутации семьи. «Зря я так разоткровенничалась с матерью», — подумала Гасси, но остановиться уже не могла, потому что эта проблема причиняла ей невероятные страдания.
— Неужели ты будешь порицать меня, если я с ним разведусь? Ведь он намеренно меня обманул, мама!
Элизабет выглядела очень расстроенной. Около рта, откуда ни возьмись, появились глубокие морщины; рука, в которой она держала вилку, чуть заметно дрожала.
— О разводе не может быть и речи. Ты это прекрасно знаешь.
— Почему? Люди постоянно разводятся!
— Но не в нашей семье. Мы должны сохранять свой имидж. Мне неприятно даже думать, что будут писать в прессе, если речь пойдет о разводе.
Гасси понимала, что спорить с матерью абсолютно бесполезно, но упрямо гнула свое:
— Значит, я должна оставаться с Ричардом, даже если чувствую себя глубоко несчастной?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83