Миранда хотела за ним последовать, но Бишоп задержал ее.
— Ты заимела еще одну головную боль, Миранда?
Она обронила небрежно:
— Вся моя жизнь — сплошная головная боль, и ничего больше.
Он не поддался на ее притворство.
— Миранда, ты хоть понимаешь, как опасно то, что ты делаешь?
— Не понимаю, о чем ты говоришь.
— Нет, ты прекрасно все понимаешь. Ты тратишь столько сил, удерживая меня от…
— Не льсти себе, — отрезала она. — Ты много на себя берешь.
Бишоп мысленно досчитал до десяти.
— Ну хорошо, ты тратишь столько сил, удерживая нас от проникновения, направляя всю свою психическую энергию на блокирование нас, и дошло до того, что твое тело начало бунтовать. Головные боли, реакция на свет, тошнота.
— У тебя богатое воображение, Бишоп.
— Это может нанести тебе непоправимый вред, Миранда. Пойми, мы узнали массу нового о психических способностях за последние несколько лет. Импульсы, порождающие телепатию, способны также разрушить мозг, особенно если их держат взаперти.
— Я это учту, — сказала она. — Ты доволен?
Он молча разглядывал ее некоторое время, потом сказал:
— Надеюсь, ты понимаешь, что Бонни нуждается в тебе? Ты должна беречь себя хотя бы ради Бонни.
Миранда удивлялась, почему она просто не встанет и не уйдет, а продолжает слушать Бишопа. Что сковывает ее волю?
— Бонни — не твоя забота.
— Она может ею стать, ты знаешь. Не потому, что я твой должник, а потому, что я в долгу перед ней.
Для Миранды такое высказывание явилось сюрпризом, и она не попыталась это скрыть.
— Это не тот долг, который ты можешь уплатить.
— Знаю.
Миранда ощутила внезапную потребность уединиться где-нибудь и там, в покое, укрепить свои защитные силы.
Она, опираясь руками на стол, начала подниматься со стула. Однако Бишоп стремительно обогнул стол и, приблизившись, сжал в пальцах ее запястья.
Застыв на какой-то момент, Миранда в паническом ужасе глядела в его глаза, непроницаемые и завораживающие. Затем она ловко избавилась от его хватки и попятилась.
Бишоп остался на месте. Его длинные гибкие пальцы, лишившись добычи, медленно сомкнулись в кулак.
— Ты не впустила меня.
Смех у Миранды получился каким-то надтреснутым.
— А у тебя хватает наглости рассчитывать на что-то другое?
Шрам Бишопа так побагровел, что казалось, будто его нанесли только что.
— Чего ты боишься, Миранда? — Его тон был груб и требователен. — Что ты скрываешь от меня? Чего я не должен знать?
— Я уже говорила, что ты слишком много возомнил о себе.
— Миранда…
Она не намеревалась затягивать перепалку. Ей следовало просто повернуться и уйти. Но паническое настроение не проходило. Непонятный страх сбивал ее с толку, удерживал на месте, заставлял произносить какие-то слова:
— Я впустила тебя однажды. В свою жизнь, в свое сознание, в свою постель… Даже, да поможет мне сейчас господь, в свое сердце. И эта ошибка обошлась мне так дорого, что вряд ли я ее повторю.
Он ответил ей, с величайшей осторожностью подбирая слова:
— Это я ошибся. Я был глуп и самоуверен и слишком увлекся поимкой убийцы. Я был слеп ко всему остальному. И я виноват. Ни дня не проходило без того, чтобы я не сожалел о том, что произошло восемь лет назад. Но вернуться и исправить хоть что-то нельзя, Миранда, как бы я этого ни хотел. Я должен был жить с тем, что совершил, чему позволил свершиться, но…
Она не пошевельнулась, не перебила его, ничего не возразила, просто выжидала, когда он кончит.
— Но если что-то случится с тобой или с Бонни из-за меня, я с этим не смогу жить. Я не прошу у тебя прощения. Я только прошу — не наноси себе вред, защищаясь от меня. Я не стану проникать, я воздержусь. Обещаю, клянусь…
Миранда предпочла бы произнести в ответ что-то насмешливое, обескураживающее, как холодный душ, но не ручалась, что слова, ею сказанные, будут звучать именно так. Раз она себе не доверяла, то лучше было бы промолчать. Так она и сделала, молча покинув комнату.
Но как долго еще она сможет утаивать от него правду?
Глава 8
Среда, 12 января
У своей бабушки Лиз Хэллоуэл научилась читать по лицам. Цвет и разрез глаз, форма челюстей и изгиб бровей, очертания губ. «Все это указующие знаки, — говорила бабуля. — Внешние признаки человеческой души».
И поэтому, когда она где-то около полудня, устроив себе короткий перерыв, ступила за порог своего магазина, чтобы выкурить очередную сигарету, число которых в день было строго ограничено, и увидела в нескольких ярдах от себя агента ФБР с весьма примечательным лицом, то сразу же принялась за его изучение.
Их до сих пор еще не представили друг другу; другие двое агентов уже побывали у нее в кофейне, а этот нет.
Он беседовал с Питером Грином, владельцем парикмахерской, возле которой они и стояли, и Лиз не надо было прибегать к услугам чаинок, чтобы догадаться, о чем они говорят. Половина помощников и заместителей Рэнди плюс двое из трех федеральных агентов весь день с утра методично обходили город, разговаривая со всеми, кто мог что-то увидеть вчера, когда парнишка Пенман испарился с главной улицы, не оставив следов. К Лиз пока еще никто не обращался с вопросами.
Растягивая удовольствие, получаемое от сигареты и от редких минут безделья, она откровенно разглядывала агента, не очень беспокоясь, что он застанет ее за этим занятием. Большинство прохожих, уличных зевак и продавцов из соседних магазинчиков занимались в данный момент тем же, так почему она должна вести себя иначе?
Бабушке Лиз такое лицо очень бы понравилось. Бесспорно, выражение мрачной, непреклонной суровости в сочетании с правильностью черт очень шло мужчине, и шрам ничуть не умалял его привлекательности. Это было лицо человека, хранящего в себе множество секретов; недоступных даже богатому воображению Лиз. Оно оставалось для нее закрытой книгой, но хотя бы по обложке она могла догадываться о ее содержании, вернее, о некоторых свойствах характера обладателя такого лица.
Лиз решила, что он — человек, несомненно, выдающийся, талантливый во многих областях и отсюда гордый и заносчивый, проницательный, быстро схватывающий все на лету, и поэтому ему нередко недостает терпения выслушивать до конца медлительного, туго соображающего собеседника. Он язвителен, часто беспощаден, но не чужд и жалости к слабым и обиженным и проявляет ее, впрочем, как и другие чувства, достаточно бурно. Однако тлавное он все-таки тщательно прячет внутри себя, в глубинах, куда доступа нет никому. Он способен на любой жестокий поступок, если верит, что обстоятельства того требуют и… если результат для него важен.
Его друзья, подумала Лиз, ни в коем случае не могут рассчитывать на безусловную преданность, на его безоговорочную поддержку, если в нем зародилось сомнение в их правоте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87