— Цветков слушает… Так… Так… Соберите все установочные данные на обоих и — Мещерякову… Да, да, он полностью в курсе. Красный «Москвич» на чье имя?.. А зеленые «Жигули»?.. Аверкин часть номера, кажется, назвал. Погоди… — Кузьмич смотрит на Валю. — Ты не помнишь?
— Серия МКЖ, а первые две цифры один и семь, — немедленно отвечает Валя. — Аверкин уверенно назвал, можно не сомневаться.
Кузьмич кивает, как бы соглашаясь, и передает невидимому собеседнику то, что сообщил Валя, после чего они прощаются.
— Выходит, красный «Москвич» и зеленые «Жигули» связаны только парнем с зеленым кашне, — говорю я. — Жидковато что-то.
— И еще дачей, — добавляет Валя. — Зеленые «Жигули» собирались туда ехать, а красный «Москвич» ехал оттуда. Одна и та же дача.
— М-да, — скептически произносит Кузьмич. — Что-то тут жмет, как хотите. Две машины. И сама преступная группа больно большая. И пестрая какая-то. Глядите: Чума, Леха, тот низенький, седой и эти двое, из «Москвича».
— Не считая убитого Гвимара Ивановича, — добавляю я. — Кстати, Виктор Арсентьевич тоже на него указал. Ну, с сомнением, конечно, но все же.
— Вот, вот, — подхватывает Кузьмич и с досадой качает головой, потом обращается ко мне: — Давай-ка, Лосев, доложи, что ты сегодня успел.
— Главное, это, я считаю, встреча с Виктором Арсентьевичем Купрейчиком,
— говорю я. — Очень интересный у нас был разговор. Он, видимо, хорошо знал Гвимара Ивановича, гораздо лучше, чем хочет показать. Есть в его рассказе несколько таких слабинок. Ну вот, например. Говорит, что познакомился с Гвимаром Ивановичем у какого-то художника, случайно. Но имени этого художника не назвал. Я, правда, не нажимал, еще раз об этом мимоходом спросил, и все. И он вторично от ответа ушел. Но к Кончевским, брату и сестре, они пришли около года назад уже приятелями. Дальше. Жена Купрейчика называет Гвимара Ивановича сослуживцем мужа, он якобы в командировку на фабрику приезжает, где Купрейчик работает. Говорит о их служебных разговорах в кабинете, куда они удалялись. Она им чай туда подавала. А вот Купрейчик мне сказал, что знакомство это случайное и что связывал их только интерес к живописи. Дважды об этом упоминал. Дальше, третья неувязочка. Купрейчик мне сообщил, что Гвимар Иванович приехал якобы из Киева, работает там в Министерстве текстильного машиностроения. Неясно, то ли Гвимар Иванович его обманул, то ли Виктор Арсентьевич решил обмануть меня. Скорее все-таки первое. И еще один неясный момент. На мой вопрос, бывал ли он у Гвимара Ивановича, когда тот в Москву приезжал, ответил, что нет, не бывал. А он бывал, даже пытался там за соседкой ухаживать, помните, Шухмин докладывал, Лелей ее зовут?
— Помню, помню, — кивает внимательно слушающий меня Кузьмич, не отрывая глаз от карандашей, которые он машинально раскладывает перед собой на столе.
— Это еще в прошлый приезд Гвимара Ивановича в Москву он его с этой Лелей познакомил. И уже тогда представил Купрейчика как приятеля. Следовательно, знакомство их было давнее и близкое. А мне он старался представить сегодня это знакомство как совсем недавнее и шапочное. Впрочем, прямого вопроса, когда именно они познакомились, я не задавал. Лишь уловил его позицию, и все, уличать не стал.
— Правильно, — одобряет Кузьмич и добавляет: — Вообще это по-человечески даже понять можно. Позицию такую. Человек убит, дело темное. А тут еще и кража к нему тянется. Лучше подальше от всего держаться. Такой возможности не упускай. Не настраивай себя заранее на обвинительный лад, опасно это. Пока что Купрейчик жертва преступления, не забывай.
— Не забываю, Федор Кузьмич, — с сомнением в голосе отвечаю я. — Но все-таки кое-что тут настораживает, вы согласны?
— Что ж, пожалуй. Разговор надо с ним продолжить, вот и все.
— Он и сам так настроен. Телефон мой записал.
— Вот и прекрасно. Что еще у тебя?
— А еще одна женщина во дворе узнала по фотографии Чуму.
— Та-ак, — настороженно произносит Кузьмич.
— Он к ней подсел во дворе, когда она с внуками там гуляла, — продолжаю я. — Расспрашивал про жильцов, и в том числе про квартиру Купрейчика. Кто там живет, когда уходят, когда приходят. Словом, велась обычная подготовка к краже.
— Все это они должны были от Гвимара Ивановича знать, — говорит Денисов.
— Всего он мог и не знать, — возражаю я.
— Узнала Чуму, говоришь? — задумчиво спрашивает Кузьмич.
— В том-то и дело. И это тоже подтверждает его участие в краже. Не говоря уже о перчатке. Кстати, вторую при нем не нашли? — обращаюсь я к Вале.
— Нашли, — отвечает тот, — почему-то он ее не выбросил. — И в свою очередь спрашивает: — А зеленые «Жигули» эта женщина во дворе не видела?
— Нет, — говорю я. — Они же на улице стояли, их ведь тот таксист видел, как его?
— Аверкин, — подсказывает Денисов. — Он-то и видел их там. Но во двор они, значит, не заезжали ни разу, даже в день кражи?
— Выходит, что нет.
— А я все-таки думаю, что в тот день, вернее в то утро, они во двор заехали, — качает головой Валя. — Хоть на минуту. Четыре или даже пять чемоданов тащить через весь двор и по переулку опасно. Лишний риск.
— Пожалуй, что так, — соглашается Кузьмич. — А значит, кто-то машину во дворе должен был видеть.
— Кража могла произойти, — говорю я, — или с половины девятого, Когда Виктор Арсентьевич и его супруга уходят на работу, до половины десятого, когда выходит гулять та женщина с внуками, или с половины двенадцатого, когда они уходят домой, до половины первого, допустим, потому что около двух Леха уже садился в такси у Белорусского вокзала.
— Вещи они увезли на дачу, — замечает Валя. — Это мы уже, считайте, знаем. А езда туда и обратно занимает часа полтора. Значит, второй промежуток следует сократить, я думаю, вдвое, с половины двенадцатого до двенадцати. Вот тогда Леха мог около двух оказаться возле Белорусского.
— Вообще странно, почему ему надо было обедать непременно на Белорусском вокзале, — добавляю я. — Ведь они с дачи возвращались мимо Киевского вокзала. И потом, время ему потребовалось не только чтобы добраться до Белорусского вокзала, но еще и заскочить в ресторан там, испугаться, выскочить обратно, найти такси. Нет, второй промежуток для квартирной кражи вообще отпадает. — И я убежденно заключаю: — Она произошла с половины девятого до половины десятого.
— Про все про это, милые мои, — говорит, вздохнув, Кузьмич, — нам должен рассказать Чума. Обязательно должен будет рассказать. Его допрос сейчас — самое главное дело. Вот завтра с утра мы с Виктором Анатольевичем и займемся. Ты от этого будешь освобожден, — оборачивается Кузьмич к Вале. — Твой вид сильно ему настроение испортит. А он и без того обозлен не знаю как. А вот ты, Лосев… — Кузьмич задумчиво смотрит на меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119