После он, кажется, приезжал уже по каким-то другим делам и не к нам. Ну, и непременно звонил мне. Заходил. Приятнейший собеседник был, доложу вам. Живопись любил. Не хочется даже плохо думать, — он горестно вздыхает. — Все-таки ужасная история с ним приключилась. Где же на него напали?
— У вас во дворе и напали.
— О господи! Я думал, просто слухи какие-то дурацкие. Прямо во дворе?
— Именно.
— И никого не нашли?
— Пока нет. А тут еще у вас кража.
— Да. Кошмар какой-то.
Я вижу, что Виктор Арсентьевич не на шутку взволнован. Еще бы не волноваться, когда вокруг тебя происходят такие события.
— А тогда, раньше, у вас не возникало никаких подозрений на его счет?
— Подозрений?..
Виктор Арсентьевич несколько нервно потягивает коньяк из своей рюмки и задумчиво трет подбородок, стараясь успокоиться.
Он, кажется, сейчас заново припоминает свои встречи с Гвимаром Ивановичем и напряженно что-то прикидывает в уме, время от времени испытующе поглядывая на меня, потом неуверенно говорит:
— Подозрений, пожалуй, не было… Но… так, знаете… Кое-что странным казалось. Ну, например. Он почему-то ничего не рассказывал мне о своей работе. Словно и вовсе не работал. О семье тоже… Ах да! Последний раз вдруг сообщил, что женится. Даже пригласил нас с женой на свадьбу. Это было весьма неожиданно.
— А кто невеста, сказал?
— Нет, ничего не сказал. Даже когда именно свадьба будет, где. Тоже странно, я вам скажу. Хотя в тот момент я как-то не обратил на это внимания.
— Где же он в Москве останавливался?
— На квартире у приятеля, художника Кончевского. Я там разок был у него.
Виктор Арсентьевич улыбается, словно это воспоминание связано с чем-то приятным для него. Впрочем, ведь он там познакомился с симпатичной соседкой Лелей, хотя продолжения это знакомство, кажется, не имело. А может, он доволен, что прояснил мне еще один неясный пункт в нашей прошлой беседе? Точнее, исправил свою оплошность. Вторую, кстати говоря. И теперь, пожалуй, у меня не осталось к нему претензий.
— Скажите, а Гвимар Иванович знакомил вас еще с кем-нибудь?
— M-м… Кажется, нет.
— Пожалуйста, припомните. Это очень важно.
Виктор Арсентьевич разрезает яблоко, очищает дольку и задумчиво ее жует. Наконец сообщает:
— Ну, познакомил как-то с соседкой, милой молодой особой.
— Ее зовут Леля?
— Да. Так вы ее тоже знаете?
— По долгу службы, — улыбаюсь я. — А еще с кем он вас знакомил?
— Больше, ей-богу, не припомню.
— Например, с кем-нибудь из приезжих. Скажем, со своими земляками?
— Нет. Не припоминаю, — качает седоватой головой Виктор Арсентьевич, продолжая чистить новую дольку. Потом, спохватившись, придвигает вазу ко мне: — Прошу. Вы ничего не берете. Прошу.
Я благодарю и задумчиво добавляю:
— А ведь Гвимар Иванович не один приехал в Москву, а со своим земляком. Они даже поссорились однажды у вас во дворе.
Виктор Арсентьевич перестает чистить яблоко и пристально смотрит на меня.
— Поссорились? — недоверчиво переспрашивает он.
— Да. И сильно.
— А вот это уже меня не касается, — вдруг резко говорит Виктор Арсентьевич. — Кто там с кем изволил поссориться.
— Это конечно, — охотно соглашаюсь я.
А про себя удивляюсь его внезапному раздражению. Оно возникло при упоминании ссоры во дворе его дома. Что ж, усилим этот момент и проверим реакцию.
— Скажите, — спрашиваю я небрежно, как бы вовсе между прочим, — вы случайно с неким Львом Игнатьевичем не знакомы?
И тут мне кажется, что именно эта небрежность производит впечатление на моего собеседника. Впрочем, и сам вопрос ему тоже явно не нравится.
— Понятия не имею, — раздраженно говорит он. — Кто это такой? Тоже приезжий, так, что ли?
— Да. Приезжий.
— Как, интересно, вы их узнаете?
— Иногда по сущим пустякам.
— А этого… Льва… Льва Игнатьевича, так, кажется?
Он делает вид, что не сразу вспоминает это имя. Но мне почему-то кажется, что он этого человека знает.
— Тоже по пустякам, — загадочным тоном говорю я.
Если его этот ответ не устраивает, то пусть понервничает, это полезно.
— Конечно, сверхсекретные методы, не так ли? — пытается иронизировать Виктор Арсентьевич, которого и в самом деле нервирует мой ответ.
— Только отчасти, — спокойно говорю я, словно не замечая его иронии, и возвращаюсь к прерванному разговору: — Значит, вы такого Льва Игнатьевича не помните? Странно.
— Почему странно?
— Мне казалось, вы должны его знать.
— А мне вот кажется, что вы не должны его знать, — запальчиво говорит Виктор Арсентьевич и, спохватившись, поправляется: — То есть мне, конечно, ничего такого не может казаться, но… и вам тоже. А впрочем, чепуха все это!
Он досадливо машет рукой и вытягивает из лежащей перед ним пачки сигарету.
Все-таки странно. Почему, признав знакомство с Гвимаром Ивановичем, он не хочет признать, что знаком и с Львом Игнатьевичем? Какая разница? А может быть, это мне только показалось, что он его знает? Ведь этот Лев Игнатьевич… Он ругался с Гвимаром Ивановичем так, что на них обратили внимание и сидевшая недалеко Софья Семеновна, и проходившая через двор Инна Борисовна. Обе дали приметы этого Льва Игнатьевича… приметы… Я их прекрасно помню. Но сейчас, кажется, впервые представляю себе по ним живого человека, такого плотного, невысокого, пожилого, седые стриженые усики, мешки под глазами… И неожиданно меня берет оторопь. Я вдруг понимаю то безотчетное беспокойство, которое овладело мной утром, в кабинете Кузьмича, когда мы заговорили об этом Льве Игнатьевиче. Неужели?.. Неужели я вчера вечером встречался с ним? Да, да, очень похоже, что так. Но тогда…
Чтобы иметь хотя бы еще минуту времени для размышлений, я тоже тянусь за сигаретой, медленно вытягиваю ее из пачки, щелкаю зажигалкой, прикуриваю, затягиваюсь… И у Льва Игнатьевича оказывается мой телефон, имя и отчество. Уж не Виктор ли Арсентьевич всем этим его снабдил? Нет, не может быть. Мы уже об этом думали. Достал, конечно, другим путем. Вот и Свиристенко он откопал. Нет, тут непонятно другое. Зачем совсем неглупому Льву Игнатьевичу понадобилось совершить такой наглый и такой рискованный шаг? Зачем? Ведь квартирная кража, в которой он замешан, и даже убийство Семанского не имеют никакого отношения к тому, о чем он меня предупреждал. Это именно «мой огород», и именно этим он и предлагал ограничить мою работу. Что ж, он нарочно пускал меня по своему следу, чтобы сбить с другого? Непонятно. И выходит, его кто-то действительно подослал ко мне. Но кто? Зачем?
Я с усилием прогоняю от себя все эти вопросы. Потом, потом. Сейчас надо каким-то путем убедиться, знает мой собеседник Льва Игнатьевича или нет, и что именно он о нем в этом случае знает.
— Совершенно верно, — соглашаюсь я. — Чепуха это все. И вы вовсе не обязаны его знать, и я тоже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
— У вас во дворе и напали.
— О господи! Я думал, просто слухи какие-то дурацкие. Прямо во дворе?
— Именно.
— И никого не нашли?
— Пока нет. А тут еще у вас кража.
— Да. Кошмар какой-то.
Я вижу, что Виктор Арсентьевич не на шутку взволнован. Еще бы не волноваться, когда вокруг тебя происходят такие события.
— А тогда, раньше, у вас не возникало никаких подозрений на его счет?
— Подозрений?..
Виктор Арсентьевич несколько нервно потягивает коньяк из своей рюмки и задумчиво трет подбородок, стараясь успокоиться.
Он, кажется, сейчас заново припоминает свои встречи с Гвимаром Ивановичем и напряженно что-то прикидывает в уме, время от времени испытующе поглядывая на меня, потом неуверенно говорит:
— Подозрений, пожалуй, не было… Но… так, знаете… Кое-что странным казалось. Ну, например. Он почему-то ничего не рассказывал мне о своей работе. Словно и вовсе не работал. О семье тоже… Ах да! Последний раз вдруг сообщил, что женится. Даже пригласил нас с женой на свадьбу. Это было весьма неожиданно.
— А кто невеста, сказал?
— Нет, ничего не сказал. Даже когда именно свадьба будет, где. Тоже странно, я вам скажу. Хотя в тот момент я как-то не обратил на это внимания.
— Где же он в Москве останавливался?
— На квартире у приятеля, художника Кончевского. Я там разок был у него.
Виктор Арсентьевич улыбается, словно это воспоминание связано с чем-то приятным для него. Впрочем, ведь он там познакомился с симпатичной соседкой Лелей, хотя продолжения это знакомство, кажется, не имело. А может, он доволен, что прояснил мне еще один неясный пункт в нашей прошлой беседе? Точнее, исправил свою оплошность. Вторую, кстати говоря. И теперь, пожалуй, у меня не осталось к нему претензий.
— Скажите, а Гвимар Иванович знакомил вас еще с кем-нибудь?
— M-м… Кажется, нет.
— Пожалуйста, припомните. Это очень важно.
Виктор Арсентьевич разрезает яблоко, очищает дольку и задумчиво ее жует. Наконец сообщает:
— Ну, познакомил как-то с соседкой, милой молодой особой.
— Ее зовут Леля?
— Да. Так вы ее тоже знаете?
— По долгу службы, — улыбаюсь я. — А еще с кем он вас знакомил?
— Больше, ей-богу, не припомню.
— Например, с кем-нибудь из приезжих. Скажем, со своими земляками?
— Нет. Не припоминаю, — качает седоватой головой Виктор Арсентьевич, продолжая чистить новую дольку. Потом, спохватившись, придвигает вазу ко мне: — Прошу. Вы ничего не берете. Прошу.
Я благодарю и задумчиво добавляю:
— А ведь Гвимар Иванович не один приехал в Москву, а со своим земляком. Они даже поссорились однажды у вас во дворе.
Виктор Арсентьевич перестает чистить яблоко и пристально смотрит на меня.
— Поссорились? — недоверчиво переспрашивает он.
— Да. И сильно.
— А вот это уже меня не касается, — вдруг резко говорит Виктор Арсентьевич. — Кто там с кем изволил поссориться.
— Это конечно, — охотно соглашаюсь я.
А про себя удивляюсь его внезапному раздражению. Оно возникло при упоминании ссоры во дворе его дома. Что ж, усилим этот момент и проверим реакцию.
— Скажите, — спрашиваю я небрежно, как бы вовсе между прочим, — вы случайно с неким Львом Игнатьевичем не знакомы?
И тут мне кажется, что именно эта небрежность производит впечатление на моего собеседника. Впрочем, и сам вопрос ему тоже явно не нравится.
— Понятия не имею, — раздраженно говорит он. — Кто это такой? Тоже приезжий, так, что ли?
— Да. Приезжий.
— Как, интересно, вы их узнаете?
— Иногда по сущим пустякам.
— А этого… Льва… Льва Игнатьевича, так, кажется?
Он делает вид, что не сразу вспоминает это имя. Но мне почему-то кажется, что он этого человека знает.
— Тоже по пустякам, — загадочным тоном говорю я.
Если его этот ответ не устраивает, то пусть понервничает, это полезно.
— Конечно, сверхсекретные методы, не так ли? — пытается иронизировать Виктор Арсентьевич, которого и в самом деле нервирует мой ответ.
— Только отчасти, — спокойно говорю я, словно не замечая его иронии, и возвращаюсь к прерванному разговору: — Значит, вы такого Льва Игнатьевича не помните? Странно.
— Почему странно?
— Мне казалось, вы должны его знать.
— А мне вот кажется, что вы не должны его знать, — запальчиво говорит Виктор Арсентьевич и, спохватившись, поправляется: — То есть мне, конечно, ничего такого не может казаться, но… и вам тоже. А впрочем, чепуха все это!
Он досадливо машет рукой и вытягивает из лежащей перед ним пачки сигарету.
Все-таки странно. Почему, признав знакомство с Гвимаром Ивановичем, он не хочет признать, что знаком и с Львом Игнатьевичем? Какая разница? А может быть, это мне только показалось, что он его знает? Ведь этот Лев Игнатьевич… Он ругался с Гвимаром Ивановичем так, что на них обратили внимание и сидевшая недалеко Софья Семеновна, и проходившая через двор Инна Борисовна. Обе дали приметы этого Льва Игнатьевича… приметы… Я их прекрасно помню. Но сейчас, кажется, впервые представляю себе по ним живого человека, такого плотного, невысокого, пожилого, седые стриженые усики, мешки под глазами… И неожиданно меня берет оторопь. Я вдруг понимаю то безотчетное беспокойство, которое овладело мной утром, в кабинете Кузьмича, когда мы заговорили об этом Льве Игнатьевиче. Неужели?.. Неужели я вчера вечером встречался с ним? Да, да, очень похоже, что так. Но тогда…
Чтобы иметь хотя бы еще минуту времени для размышлений, я тоже тянусь за сигаретой, медленно вытягиваю ее из пачки, щелкаю зажигалкой, прикуриваю, затягиваюсь… И у Льва Игнатьевича оказывается мой телефон, имя и отчество. Уж не Виктор ли Арсентьевич всем этим его снабдил? Нет, не может быть. Мы уже об этом думали. Достал, конечно, другим путем. Вот и Свиристенко он откопал. Нет, тут непонятно другое. Зачем совсем неглупому Льву Игнатьевичу понадобилось совершить такой наглый и такой рискованный шаг? Зачем? Ведь квартирная кража, в которой он замешан, и даже убийство Семанского не имеют никакого отношения к тому, о чем он меня предупреждал. Это именно «мой огород», и именно этим он и предлагал ограничить мою работу. Что ж, он нарочно пускал меня по своему следу, чтобы сбить с другого? Непонятно. И выходит, его кто-то действительно подослал ко мне. Но кто? Зачем?
Я с усилием прогоняю от себя все эти вопросы. Потом, потом. Сейчас надо каким-то путем убедиться, знает мой собеседник Льва Игнатьевича или нет, и что именно он о нем в этом случае знает.
— Совершенно верно, — соглашаюсь я. — Чепуха это все. И вы вовсе не обязаны его знать, и я тоже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119