Но останавливаться было нельзя и показать свою растерянность тем более.
Но вот из-за угла показалась какая-то женщина в валенках и сером пуховом платке. Она с трудом несла в каждой руке по тяжелой сумке. Увидев идущих по середине улицы людей и в руке одного из них пистолет, она громко ахнула и остановилась в испуге, уронив на снег сумки.
— Господи!.. — плачущим голосом произнесла она, не в силах оторвать глаз от идущих. — Это вы чего же делаете?..
— Где дача Брюхановых, академика? — не останавливаясь и не отводя пистолет в сторону, отрывисто спросил Валя.
— Направо сейчас, направо сворачивай, — цепенея от страха, ответила женщина и, осмелев, в свою очередь, спросила: — Это кого же ты ведешь?
— Бандита веду, — ответил, проходя мимо нее, Валя. — Это он сейчас такой смирный, пока я в него выстрелить могу.
— Давно бы и выстрелил, — вдруг с ожесточением сказала женщина. — Они вон намедни дачу дотла спалили, а другую ограбили и испоганили всю. Выйти на улицу вечером и то боимся.
Валя не ответил.
Они все так же медленно и осторожно свернули за угол. А через минуту Валя увидел знакомую дачу. Подойдя к незапертым воротам, он приказал:
— Заходи!
От дома к ним уже бежал человек.
Как Валя и предполагал, он задержал Гаврилова. Когда они вошли в дом, Шершень сидел в углу большой комнаты на стуле и, жалобно всхлипывая, нудно и глупо скулил:
— Ну, отпустите, ребята… Ну, чего я вам сделал?.. Ну, не буду больше… Забирайте хоть все… пропади оно… ну, отпустите…
Увидев входящих, он подскочил на стуле и воскликнул не то испуганно, не то обрадованно:
— Гляди, поймали!.. Ей-богу, все-таки поймали!..
— Молчи уж, дура… — зло процедил Гаврилов.
Больше сказать приятелю он ничего не успел. Его тут же увели в другую комнату и там, защелкнув на руках стальные браслеты наручников, усадили на стул. Один из сотрудников остался его сторожить. В третьей, дальней комнате, где ночью играли в шахматы, Валя без сил повалился на короткий диванчик, ему принесли стакан крепчайшего горячего чая. Обжигаясь, Валя стал жадно, короткими глотками пить и сразу почувствовал, как жаркая волна разливается по телу и голова начинает кружиться от слабости. Допив стакан, он сказал товарищу, показывая на беспомощно висевшую руку:
— А ну, дерни. Вывихнул я плечо, понял? Только сильнее дергай! — И, заметив нерешительность на лице того, сердито прикрикнул: — Дергай, тебе говорят! Ну!..
И тот наконец решился.
Дикая боль пронзила плечо, Валя вскрикнул, до крови прикусив губу, и на секунду, как ему показалось, потерял сознание.
Но боль стала тут же утихать. Вскоре Валя даже решился шевельнуть правой рукой. И вдруг почувствовал, что рука управляема и он может делать ею все, что пожелает. Впервые он неожиданно ощутил радость от обладания собственной рукой. Только потеряв на время эту способность, можно понять и эту радость. Валя вытер проступившую на лбу испарину, облегченно вздохнул и сказал товарищу:
— Вот и порядок. Встала на место, представляешь?
И тот успокоенно и почти уже равнодушно согласился:
— Ясное дело. Так и вправляют. У меня, помню, точно такая же история была. Мы в прошлом году…
Этот парень всегда умудрялся переводить на себя любой разговор. Но Валя, оборвав его, нетерпеливо сказал:
— Ты, Гена, вот что! Иди-ка лучше звонить. Срочно пусть высылают сюда машины. Только сперва звони Кузьмичу, ну, а если его нет, то прямо дежурному. Понял?
— Ясное дело, — с готовностью откликнулся Гена.
— Ну, давай. По-быстрому.
Товарищ ушел, а Валя, устало привалившись к стене на маленькой тахте, прикрыл глаза.
Машины прибыли через час.
Валя за это время, как ему показалось, успел чуток вздремнуть. А вернее сказать, каменный сон навалился на него, как только он закрыл глаза, каменный сон без всяких сновидений.
Вскрикнув, он проснулся, только когда Петя Шухмин, ничего не ведая, слегка потрепал его по больному плечу.
Петя только накануне вышел из госпиталя, и Валя на работе его еще не видел. Поэтому ему в первый момент показалось, что он еще спит, и Валя растерянно спросил, уставившись на друга:
— Это ты, Петро?
— Я самый, — бодро подтвердил Петя. — Разве не похож?
— Очень похож, — засмеялся Валя, окончательно проснувшись. — Здорово тебя там Лена выходила, однако.
— При чем тут Лена? — чуть смутился, очень, однако, довольный, Петя. — В таких важных делах я привык полагаться только на себя.
— Ну, ну. Нежные женские руки, что там ни говори… — примирительно произнес Валя, продолжая лежать на тахте и инстинктивно стараясь отдалить минуту, когда все-таки придется подняться. — Она подала тебе какие-нибудь надежды, а, старичок? Будь откровенен с другом.
— Вставай, — прорычал Петя, подступая к тахте.
— Тихо! — испуганно воскликнул Валя, мгновенно поднимаясь. — Хочешь, чтобы я на твое место в госпиталь лег? Учти, я на медперсонал вполне полагаюсь.
— Ничего, — многозначительно усмехнулся Петя. — Я тогда пойду обедать в один ресторан и загляну там в бухгалтерию.
— Вот черт! — искренне удивился Валя. — Ну и народ. Ничего невозможно скрыть из личной жизни.
Он, однако, поднялся с тахты, осторожно помахал правой рукой и снова убедился, что боль действительно проходит. После этого Валя натянул на себя пальто, которым до этого укрывался, и поспешил к выходу.
Во дворе мерно рокотали две «Волги», а их водители возились с красным «Москвичом», который, и трех часов не простояв на морозе, однако же, ни за что не желал заводиться. Но в конце концов его все же одолели. Водители разошлись по своим машинам, за руль «Москвича» сел один из сотрудников. Вывели арестованных. И вскоре вся колонна тронулась в Москву.
…Я появляюсь на работе буквально за минуту до того, как Кузьмич и Валя начинают допрос Шершня. Гаврилова они решили оставить на вторую очередь и уличать его данными, полученными от Шершня, резонно рассудив, что этот перепуганный и трусоватый парень расскажет куда больше, чем молчаливый и озлобленный Гаврилов.
Увидев меня в дверях своего кабинета, Кузьмич, заметно обрадованный, выходит из-за стола и крепко жмет мне руку, даже хлопает по плечу. Такое неожиданное для него проявление чувств — обычно Кузьмич лишь спокойно кивает мне, когда я возвращаюсь из командировки, и сразу переходит к делу, — такое проявление чувств, повторяю, меня несколько удивляет, и я начинаю подозревать, что кто-нибудь позвонил мне вдогонку из Южноморска и наговорил Кузьмичу чего-нибудь лишнего.
— Вовремя, — говорит между тем Кузьмич. — Бери-ка к себе Гаврилова да и побеседуй с ним по душам. Пока он еще разогретый. Но особо не горюй, если он ничего сказать не пожелает. Характер у него крутоватый. Ну, а мы потом, после допроса Шершня, с ним еще разок займемся, посолиднее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
Но вот из-за угла показалась какая-то женщина в валенках и сером пуховом платке. Она с трудом несла в каждой руке по тяжелой сумке. Увидев идущих по середине улицы людей и в руке одного из них пистолет, она громко ахнула и остановилась в испуге, уронив на снег сумки.
— Господи!.. — плачущим голосом произнесла она, не в силах оторвать глаз от идущих. — Это вы чего же делаете?..
— Где дача Брюхановых, академика? — не останавливаясь и не отводя пистолет в сторону, отрывисто спросил Валя.
— Направо сейчас, направо сворачивай, — цепенея от страха, ответила женщина и, осмелев, в свою очередь, спросила: — Это кого же ты ведешь?
— Бандита веду, — ответил, проходя мимо нее, Валя. — Это он сейчас такой смирный, пока я в него выстрелить могу.
— Давно бы и выстрелил, — вдруг с ожесточением сказала женщина. — Они вон намедни дачу дотла спалили, а другую ограбили и испоганили всю. Выйти на улицу вечером и то боимся.
Валя не ответил.
Они все так же медленно и осторожно свернули за угол. А через минуту Валя увидел знакомую дачу. Подойдя к незапертым воротам, он приказал:
— Заходи!
От дома к ним уже бежал человек.
Как Валя и предполагал, он задержал Гаврилова. Когда они вошли в дом, Шершень сидел в углу большой комнаты на стуле и, жалобно всхлипывая, нудно и глупо скулил:
— Ну, отпустите, ребята… Ну, чего я вам сделал?.. Ну, не буду больше… Забирайте хоть все… пропади оно… ну, отпустите…
Увидев входящих, он подскочил на стуле и воскликнул не то испуганно, не то обрадованно:
— Гляди, поймали!.. Ей-богу, все-таки поймали!..
— Молчи уж, дура… — зло процедил Гаврилов.
Больше сказать приятелю он ничего не успел. Его тут же увели в другую комнату и там, защелкнув на руках стальные браслеты наручников, усадили на стул. Один из сотрудников остался его сторожить. В третьей, дальней комнате, где ночью играли в шахматы, Валя без сил повалился на короткий диванчик, ему принесли стакан крепчайшего горячего чая. Обжигаясь, Валя стал жадно, короткими глотками пить и сразу почувствовал, как жаркая волна разливается по телу и голова начинает кружиться от слабости. Допив стакан, он сказал товарищу, показывая на беспомощно висевшую руку:
— А ну, дерни. Вывихнул я плечо, понял? Только сильнее дергай! — И, заметив нерешительность на лице того, сердито прикрикнул: — Дергай, тебе говорят! Ну!..
И тот наконец решился.
Дикая боль пронзила плечо, Валя вскрикнул, до крови прикусив губу, и на секунду, как ему показалось, потерял сознание.
Но боль стала тут же утихать. Вскоре Валя даже решился шевельнуть правой рукой. И вдруг почувствовал, что рука управляема и он может делать ею все, что пожелает. Впервые он неожиданно ощутил радость от обладания собственной рукой. Только потеряв на время эту способность, можно понять и эту радость. Валя вытер проступившую на лбу испарину, облегченно вздохнул и сказал товарищу:
— Вот и порядок. Встала на место, представляешь?
И тот успокоенно и почти уже равнодушно согласился:
— Ясное дело. Так и вправляют. У меня, помню, точно такая же история была. Мы в прошлом году…
Этот парень всегда умудрялся переводить на себя любой разговор. Но Валя, оборвав его, нетерпеливо сказал:
— Ты, Гена, вот что! Иди-ка лучше звонить. Срочно пусть высылают сюда машины. Только сперва звони Кузьмичу, ну, а если его нет, то прямо дежурному. Понял?
— Ясное дело, — с готовностью откликнулся Гена.
— Ну, давай. По-быстрому.
Товарищ ушел, а Валя, устало привалившись к стене на маленькой тахте, прикрыл глаза.
Машины прибыли через час.
Валя за это время, как ему показалось, успел чуток вздремнуть. А вернее сказать, каменный сон навалился на него, как только он закрыл глаза, каменный сон без всяких сновидений.
Вскрикнув, он проснулся, только когда Петя Шухмин, ничего не ведая, слегка потрепал его по больному плечу.
Петя только накануне вышел из госпиталя, и Валя на работе его еще не видел. Поэтому ему в первый момент показалось, что он еще спит, и Валя растерянно спросил, уставившись на друга:
— Это ты, Петро?
— Я самый, — бодро подтвердил Петя. — Разве не похож?
— Очень похож, — засмеялся Валя, окончательно проснувшись. — Здорово тебя там Лена выходила, однако.
— При чем тут Лена? — чуть смутился, очень, однако, довольный, Петя. — В таких важных делах я привык полагаться только на себя.
— Ну, ну. Нежные женские руки, что там ни говори… — примирительно произнес Валя, продолжая лежать на тахте и инстинктивно стараясь отдалить минуту, когда все-таки придется подняться. — Она подала тебе какие-нибудь надежды, а, старичок? Будь откровенен с другом.
— Вставай, — прорычал Петя, подступая к тахте.
— Тихо! — испуганно воскликнул Валя, мгновенно поднимаясь. — Хочешь, чтобы я на твое место в госпиталь лег? Учти, я на медперсонал вполне полагаюсь.
— Ничего, — многозначительно усмехнулся Петя. — Я тогда пойду обедать в один ресторан и загляну там в бухгалтерию.
— Вот черт! — искренне удивился Валя. — Ну и народ. Ничего невозможно скрыть из личной жизни.
Он, однако, поднялся с тахты, осторожно помахал правой рукой и снова убедился, что боль действительно проходит. После этого Валя натянул на себя пальто, которым до этого укрывался, и поспешил к выходу.
Во дворе мерно рокотали две «Волги», а их водители возились с красным «Москвичом», который, и трех часов не простояв на морозе, однако же, ни за что не желал заводиться. Но в конце концов его все же одолели. Водители разошлись по своим машинам, за руль «Москвича» сел один из сотрудников. Вывели арестованных. И вскоре вся колонна тронулась в Москву.
…Я появляюсь на работе буквально за минуту до того, как Кузьмич и Валя начинают допрос Шершня. Гаврилова они решили оставить на вторую очередь и уличать его данными, полученными от Шершня, резонно рассудив, что этот перепуганный и трусоватый парень расскажет куда больше, чем молчаливый и озлобленный Гаврилов.
Увидев меня в дверях своего кабинета, Кузьмич, заметно обрадованный, выходит из-за стола и крепко жмет мне руку, даже хлопает по плечу. Такое неожиданное для него проявление чувств — обычно Кузьмич лишь спокойно кивает мне, когда я возвращаюсь из командировки, и сразу переходит к делу, — такое проявление чувств, повторяю, меня несколько удивляет, и я начинаю подозревать, что кто-нибудь позвонил мне вдогонку из Южноморска и наговорил Кузьмичу чего-нибудь лишнего.
— Вовремя, — говорит между тем Кузьмич. — Бери-ка к себе Гаврилова да и побеседуй с ним по душам. Пока он еще разогретый. Но особо не горюй, если он ничего сказать не пожелает. Характер у него крутоватый. Ну, а мы потом, после допроса Шершня, с ним еще разок займемся, посолиднее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119