Просто Аня считала, что ритуал есть ритуал. А чем больше ритуалов в семейной жизни, тем она стабильнее. И не обращала внимания на то, что Корнилов с утра всегда спешит. В глаза не смотрит. Отвечает односложно. Зато она его видела. А времени, отпущенного друг на друга, стало как-то катастрофически мало.
Работы у следственных органов было как обычно невпроворот. И Корнилов не уставал иронизировать по поводу ментовских сериалов, в которых на чистеньких и свободных от бумаг столах лежала одна-единственная папка с текущим делом. У Корнилова в работе одновременно было целых восемнадцать.
Утром Михаил убегал. А вечером либо задерживался допоздна, либо проводил нерегулярные тренировки. После того, как измученные ученики разъезжались, Аня еще долгое время приглядывалась к мужу, задавала ему мягкие вопросы из области психологических тестов на вменяемость. А время между тем стремительно шло к ночи. Попытки урвать для общения законные часы заканчивались тем, что засыпали они все позже и позже. И вот количество недосыпа перешло в качество. И Аня просто не слышала корниловского будильника. Или он специально так быстро придушил его трели?
Самой Ане в это утро спешить было некуда. Однако, вспомнив все, что предстояло ей днем, она почувствовала волнение, острое, как перед экзаменом.
Вчера днем ее мобильник зажужжал, как травмированный шмель и пополз к краю ванной именно тогда, когда она лежала там в пене, с закрытыми глазами, и думала о том, какая все-таки странная штука жизнь. Голос, который она услышала, заставил сесть так резко, что волна воды из ванной выплеснулась на пол.
— Аня, — сказала ей трубка из какого-то далекого далека. — Я вылетаю из Мадрида завтра. Изменились кое-какие планы. Если ты завтра свободна, то я лечу в Питер. Если нет — тогда в Москву. Ну так как?
— Да. — Аня даже закивала головой, хотя это было необязательно. — Да. В Питер. Конечно. Я смогу!
— Тогда, — Ане послышалась тень сомнения, — ты сможешь встретить меня в аэропорту? Доберешься сама?
— Да я уже давно хожу по улицам сама, — улыбнулась Аня.
— Я имел в виду, без машины…
— Да, Сергей Владиславович. Думаю, у меня получится.
— Тогда до встречи, — сказал он неуверенно, как будто до конца не верил, что она действительно вот-вот произойдет.
— До завтра, — ответила Аня. И находясь под впечатлением от этого долгожданного звонка, чуть не нырнула в ванну вместе с зажатым в руке телефоном.
Вероятно, историческая значимость этой встречи росла пропорционально тому, насколько встреча откладывалась. Невозможно было не думать о человеке, который возник в ее жизни таким парадоксальным образом, отогнать от себя мысли о нем, не разрешить себе представлять эту встречу в подробностях. Вдруг ужасно захотелось использовать шанс и приобрести в жизни человека, на любовь которого она может претендовать независимо от того, хороша она или плоха.
Сначала ее мучило чувство вины по отношению к своему «детскому» папе. Но путем нехитрых логических умозаключений она вывела универсальную формулу родственной любви. Если у матери рождается второй ребенок, это не значит, что первого пора выкидывать на помойку. Просто любовь умножается на два. Трое детей — на три. Ладно, мужья — бог с ними, их принято любить поодиночке. Или же в порядке очереди. И Аня знала это на собственном опыте. Но отец ведь не муж. Ведь делят же все любовь свою изначально между двумя родителями, отцом и матерью. И считают неприличным вопрос: «Кого ты больше любишь — маму или папу?». А значит, и отцов тоже можно любить в том количестве, какое тебе отпущено судьбой.
Она сама удивлялась себе. Своей готовности идти навстречу незнакомому человеку. И чем большее нетерпение ее охватывало, тем больше она боялась разочароваться.
Но что тут сделаешь? Волков бояться, в лес не ходить…
Слова «эррайвел» и «депарче» сразу же разбередили душу. Любые ограничения рождают мгновенное желание их нарушить. И даже такая громадная страна, как Россия, перед этими словами становится просто клеткой с узенькой дверцей через паспортный контроль.
Вспомнилось, как улетали с Корниловым в свадебное путешествие в Японию. Сейчас казалось, что было это давным-давно. И хотя времени прошло совсем немного, восприятие Аней окружающего мира поменялось почти полностью, как будто бы эстафетную палочку ее жизни схватила какая-то другая Аня и бодро побежала преодолевать доверенный ей кусок дистанции. Или она повзрослела?
По Аниным подсчетам мадридский рейс должен был уже приземлиться. Больше всего ей в этой ситуации не хотелось затягивать ожидание. Она бы и опоздала минут на пятнадцать с превеликим удовольствием, только вот опаздывать у нее никогда не получалось.
Даже не пытаясь вставать на цыпочки и всматриваться в лабиринт таможенных постов, она решительно повернулась к ним спиной. Скрестила на груди руки. И стала смотреть в окно, в котором, кроме дальних полей, видно не было ничего.
Она всегда немного завидовала «папиным дочкам». Было в этом что-то ужасно трогательное и настоящее. Она помнила, что в свое время, еще в университете, она смотрела во все глаза на папу сокурсницы Кати Бровченко. Он частенько появлялся на факультете — то забирал Катьку и вез по их общим делам, то спасал ее, если надо было что-то срочно сделать, привезти забытое, отдать потерянное. Один звонок папе — и все проблемы решались мигом. И никогда никакого упрека в глазах. Один сплошной позитив, радушие и нежный поцелуй в лобик. И когда Аня наблюдала за ними, ей казалось, что Катя такая вся гармоничная и желанная именно потому, что такой у нее папа. Образец мужчины. Он Катьку обожал. И она в ответ относилась ко всему мужскому поголовью с любовью. Не было у нее врожденных претензий к мужчинам.
Аня сама не понимала до конца, что именно заставляет ее так пристально приглядываться к чужому папе. Зависть — чувство негодное. И Аня себя неплохо контролировала.
Нет, это была не зависть. Легкое сожаление по поводу того, что своего папу в такой роли она представить не могла бы. Да, конечно, если бы он жил в Питере, может быть, она и могла бы разок побеспокоить его своими просьбами. Но представить ответный поток тепла и его кровной заинтересованности никак не получалось. Папа обладал потрясающей способностью отсутствовать даже при формальном присутствии.
Аня же всегда была «маминой дочкой». И похожа была на нее очень. И всегда жалела папу, несправедливо попрекаемого громкоголосой мамой. И таким образом, как сама она стала понимать после сдачи зачета по психологии, с детства впитала в качестве модели отношения к мужчине именно жалость. Но, зная своего врага в лицо, Аня сознательно пыталась над собой работать. А результатом внутренней работы становилось состояние прямо противоположное — безжалостность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
Работы у следственных органов было как обычно невпроворот. И Корнилов не уставал иронизировать по поводу ментовских сериалов, в которых на чистеньких и свободных от бумаг столах лежала одна-единственная папка с текущим делом. У Корнилова в работе одновременно было целых восемнадцать.
Утром Михаил убегал. А вечером либо задерживался допоздна, либо проводил нерегулярные тренировки. После того, как измученные ученики разъезжались, Аня еще долгое время приглядывалась к мужу, задавала ему мягкие вопросы из области психологических тестов на вменяемость. А время между тем стремительно шло к ночи. Попытки урвать для общения законные часы заканчивались тем, что засыпали они все позже и позже. И вот количество недосыпа перешло в качество. И Аня просто не слышала корниловского будильника. Или он специально так быстро придушил его трели?
Самой Ане в это утро спешить было некуда. Однако, вспомнив все, что предстояло ей днем, она почувствовала волнение, острое, как перед экзаменом.
Вчера днем ее мобильник зажужжал, как травмированный шмель и пополз к краю ванной именно тогда, когда она лежала там в пене, с закрытыми глазами, и думала о том, какая все-таки странная штука жизнь. Голос, который она услышала, заставил сесть так резко, что волна воды из ванной выплеснулась на пол.
— Аня, — сказала ей трубка из какого-то далекого далека. — Я вылетаю из Мадрида завтра. Изменились кое-какие планы. Если ты завтра свободна, то я лечу в Питер. Если нет — тогда в Москву. Ну так как?
— Да. — Аня даже закивала головой, хотя это было необязательно. — Да. В Питер. Конечно. Я смогу!
— Тогда, — Ане послышалась тень сомнения, — ты сможешь встретить меня в аэропорту? Доберешься сама?
— Да я уже давно хожу по улицам сама, — улыбнулась Аня.
— Я имел в виду, без машины…
— Да, Сергей Владиславович. Думаю, у меня получится.
— Тогда до встречи, — сказал он неуверенно, как будто до конца не верил, что она действительно вот-вот произойдет.
— До завтра, — ответила Аня. И находясь под впечатлением от этого долгожданного звонка, чуть не нырнула в ванну вместе с зажатым в руке телефоном.
Вероятно, историческая значимость этой встречи росла пропорционально тому, насколько встреча откладывалась. Невозможно было не думать о человеке, который возник в ее жизни таким парадоксальным образом, отогнать от себя мысли о нем, не разрешить себе представлять эту встречу в подробностях. Вдруг ужасно захотелось использовать шанс и приобрести в жизни человека, на любовь которого она может претендовать независимо от того, хороша она или плоха.
Сначала ее мучило чувство вины по отношению к своему «детскому» папе. Но путем нехитрых логических умозаключений она вывела универсальную формулу родственной любви. Если у матери рождается второй ребенок, это не значит, что первого пора выкидывать на помойку. Просто любовь умножается на два. Трое детей — на три. Ладно, мужья — бог с ними, их принято любить поодиночке. Или же в порядке очереди. И Аня знала это на собственном опыте. Но отец ведь не муж. Ведь делят же все любовь свою изначально между двумя родителями, отцом и матерью. И считают неприличным вопрос: «Кого ты больше любишь — маму или папу?». А значит, и отцов тоже можно любить в том количестве, какое тебе отпущено судьбой.
Она сама удивлялась себе. Своей готовности идти навстречу незнакомому человеку. И чем большее нетерпение ее охватывало, тем больше она боялась разочароваться.
Но что тут сделаешь? Волков бояться, в лес не ходить…
Слова «эррайвел» и «депарче» сразу же разбередили душу. Любые ограничения рождают мгновенное желание их нарушить. И даже такая громадная страна, как Россия, перед этими словами становится просто клеткой с узенькой дверцей через паспортный контроль.
Вспомнилось, как улетали с Корниловым в свадебное путешествие в Японию. Сейчас казалось, что было это давным-давно. И хотя времени прошло совсем немного, восприятие Аней окружающего мира поменялось почти полностью, как будто бы эстафетную палочку ее жизни схватила какая-то другая Аня и бодро побежала преодолевать доверенный ей кусок дистанции. Или она повзрослела?
По Аниным подсчетам мадридский рейс должен был уже приземлиться. Больше всего ей в этой ситуации не хотелось затягивать ожидание. Она бы и опоздала минут на пятнадцать с превеликим удовольствием, только вот опаздывать у нее никогда не получалось.
Даже не пытаясь вставать на цыпочки и всматриваться в лабиринт таможенных постов, она решительно повернулась к ним спиной. Скрестила на груди руки. И стала смотреть в окно, в котором, кроме дальних полей, видно не было ничего.
Она всегда немного завидовала «папиным дочкам». Было в этом что-то ужасно трогательное и настоящее. Она помнила, что в свое время, еще в университете, она смотрела во все глаза на папу сокурсницы Кати Бровченко. Он частенько появлялся на факультете — то забирал Катьку и вез по их общим делам, то спасал ее, если надо было что-то срочно сделать, привезти забытое, отдать потерянное. Один звонок папе — и все проблемы решались мигом. И никогда никакого упрека в глазах. Один сплошной позитив, радушие и нежный поцелуй в лобик. И когда Аня наблюдала за ними, ей казалось, что Катя такая вся гармоничная и желанная именно потому, что такой у нее папа. Образец мужчины. Он Катьку обожал. И она в ответ относилась ко всему мужскому поголовью с любовью. Не было у нее врожденных претензий к мужчинам.
Аня сама не понимала до конца, что именно заставляет ее так пристально приглядываться к чужому папе. Зависть — чувство негодное. И Аня себя неплохо контролировала.
Нет, это была не зависть. Легкое сожаление по поводу того, что своего папу в такой роли она представить не могла бы. Да, конечно, если бы он жил в Питере, может быть, она и могла бы разок побеспокоить его своими просьбами. Но представить ответный поток тепла и его кровной заинтересованности никак не получалось. Папа обладал потрясающей способностью отсутствовать даже при формальном присутствии.
Аня же всегда была «маминой дочкой». И похожа была на нее очень. И всегда жалела папу, несправедливо попрекаемого громкоголосой мамой. И таким образом, как сама она стала понимать после сдачи зачета по психологии, с детства впитала в качестве модели отношения к мужчине именно жалость. Но, зная своего врага в лицо, Аня сознательно пыталась над собой работать. А результатом внутренней работы становилось состояние прямо противоположное — безжалостность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70