ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Да так ловко, что хоть бы чуть заболело.
- Ну?
- Ну, отправился я в становище. Духи провожать пошли, чтоб зверь не
напал. Дома - гам, гвалт. Где был, где шишка? Я рассказал - так итак.
Приехал старик из саков заречных. У него тоже шишка была, только на правой
щеке. Показал я ему дорогу. Помчался заречный в чангалу, вскарабкался на
дерево. Ждет. Вот и духи явились.
- Ну?
- Опять пустились они в пляс. Одноглазый кричит: "Старик, ты здесь?"
"Здесь". "Слезай, без тебя скучно". Пляшет заречный. Но когда у них,
заречных, путный плясун попадался? Ворочался, ворочался, словно коряга в
узком протоке, - надоело Одноглазому. "Не ладится у тебя сегодня, дед, -
говорит, - дрянь ты, старик, - говорит, - убирайся отсюда, пока жив, -
говорит, - да шишку свою не забудь". И прилепил мою шишку к левой щеке
заречного. Была у человека одна шишка - стало две.
- Ну? - Спаргапа, разинув рот, смотрел на отца, ожидая продолжения.
- Ну и все. - Белый отец не выдержал и расхохотался. Его поддержали
десятки здоровенных глоток. И лишь тогда догадался юный Спаргапа, что его
просто дурачат. Догадался - и обиделся.
Ночь. Охотники, выставив охрану, улеглись на попонах, разостланных у
огня, а кое-кто прикорнул и прямо на траве.
Пламя костра постепенно сникало, опадало к земле. Вслед за
отступавшим светом на поляну двинулся влажный мрак. Он тихо выплывал из-за
кустов, осторожно сжимая круг и все тесней охватывая уменьшающийся бугорок
огня.
Едва перестала звучать человеческая речь, темнота огласилась кличем и
плачем обитателей чангалы. Ухал филин. Не верьте печальному зову его - за
скорбью филина прячется жестокость. Надрывисто мяукал хаус - камышовый
кот. Над угасающим костром, точно соглядатаи звериного царства, метались
летучие мыши. Где-то далеко-далеко коротко и хрипло рявкнул тигр, и на всю
чангалу отчаянно и жутко заверещал смертельно раненый кабан.
Скрылась добрая Анахита. Низко на юго-востоке, у Козерога, страшно
загорелся предвестник несчастья злобный Кейван-Сатурн.
В сердца стражей, только сейчас беззаботно смеявшихся у жаркого
костра, медленно и неотвратимо, подобно серой гадюке, вползающей в шатер
пастуха, закрадывалась тревога.
Ох, тоска. В темных дебрях неискушенного разума слабо, точно просвет
в непроглядных тучах, брезжило сознание человеческой неустроенности.
Хищные звери. Черная хворь. Откуда все это, зачем это все?
То один, то другой страж поднимался беспокойно, подбрасывал в костер
сучья и ветви, всматривался при свете загудевшего пламени в неподвижные
лица спящих. Только убедившись, что все на месте, что он не покинут, не
оставлен, с ним - товарищи, соплеменники, сак умиротворенно ложился в
пахучую полынь.
Терпите. Опирайтесь, как путники в бурю, друг на друга, один на всех
и все на одного - и обретете силу противостоять Пятнистой смерти, что
глядит, ощерив клыки, пристально, с неумолимостью убийцы, из угрюмой
чангалы.

...И опять - утро.
Саки, обнаженные до пояса, пали на колени, обратили к солнцу очи - и
оно ободряюще протянуло к ним теплые лучи.
Словно ветви приземистых деревьев, взметенные мощным порывом ветра в
одну сторону, в едином взмахе поднялись наискось десятки рук. Черно-синие
в сумрачном свете чангалы, они резко выделялись на ликующе-розовом поле
сияния, все ярче разгоравшегося на востоке.
Остро звякнул, задребезжал, мягко загудел медный гонг. И медленно
поплыл к горизонту хрипловатый, гортанный, низкий, как гул урагана,
рыдающий от избытка радости, напряженно колеблющийся голос жреца.
Хвала тебе, Митра. Ты взошел, засверкал, как всегда. Пятнистая смерть
может убить одного Наутара.
Сто и тысячу Наутаров. Но кто убьет бога Митру, само лучезарное
солнце? Пока ж не погаснет солнце, не погибнет и сакский род.
Белый отец отозвал сына за куст.
- Для чего я взял тебя с собой? Старайся понять. Не поймешь -
пропадешь. Скажу напоследок: слушайся Томруз, Хугаву слушайся. Ясно?
Прощай.
Старый вождь прижал на миг сына к плечу, оттолкнул, с юношеской
ловкостью вскочил на лошадь. И был таков Белый отец.
Шестерка уцелевших собак, наконец, разгадала хитрую уловку хищницы. У
бугра, заросшего ежевикой, собакам удалось сообща навалиться на Пятнистую
смерть. Разбойница очутилась в капкане из шести клыкастых пастей.
Попалась?!
С ревом подскочила Пятнистая смерть кверху на пять локтей. С визгом
грянулась Пятнистая смерть сверху вниз, на поляну. Упала на спину, подмяла
собак под себя. Пасти разомкнулись. Пятнистая смерть совершила длинный
прыжок и с маху одолела крутой бугор.
Пока псы обегали препятствие с двух сторон - не дать хищнице
увернуться, обогнув возвышение! - зверь взлетел в новом невообразимом
прыжке, теперь уже обратном, и кинулся к реке, стремясь оставить гончих
далеко за собой.
Устала Пятнистая смерть - ей не пришлось сегодня подкрепиться горячей
кровью. Она укрылась в гуще гребенчука, торопливо облизала грудь и бока.
Собаки приближались. Она хорошо слышала их прерывистый лай и визг,
переходящий в жалобный скулеж - гончие тоже неимоверно утомились. Псы уже
не пугали чудовище - краткий отдых вернул ему добрую часть иссякших сил.
Но до Пятнистой смерти вдруг дошли отовсюду иные, более страшные
звуки: шум, треск, топот, гвалт, сердитые возгласы людей. Окружена. Что
делать? Уничтожить собак. Без собак люди, как без глаз - попробуй отыщи
лукавую хозяйку чангалы в топких зарослях, раскинувшихся на много дней
пути. Легче найти блоху в шкуре верблюда.
Пятнистая смерть подтянулась, угрожающе ворча.
Пятнистая смерть напрягла мышцы упруже и тверже виноградной лозы.
Пятнистая смерть легко, как птица, вспорхнула на перистый ясень.
Собаки, тесня друг друга, подступили к дереву. И гигантской
бело-желтой, в черных цветах, невиданной бабочкой пала на них Пятнистая
смерть. Пестрая молния!
Две гончих забились с переломанными хребтами. У третьей во всю длину
было вспорото брюхо. Четвертая, с разорванной глоткой, судорожно, как
обезглавленная курица, кувыркалась в молодой осоке. Пятая и шестая
шлепнулись в мутную заводь.
И тут в правый бок Пятнистой смерти, расщепив ребро, воткнулась
оперенная стрела.
Человек?
Хищница зарычала - стонуще, с болью, и повернулась с такой быстротой,
что казалось - она и не шевелилась, так и стояла тут сейчас, мордой к
лучнику.
Вторая стрела продырявила левое плечо убийцы.
Дрожь ярости пробежала по узорчатой шкуре Пятнистой смерти - как
частая рябь по осенней воде, осыпанной желтыми листьями, как ледяной
порывистый вихрь по меху пестрых выгоревших трав.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56