— Я свое отработал и теперь намерен воспользоваться правом, по которому могу — и даже обязан! — лечь спать.
— Не пузырься. Нашел, где право искать. Поспишь потом, а сейчас пойдешь со мной. И — без разговоров!
Другие заключенные молча прислушивались к пререканиям Пархомова с Матвеевым. Кто-то из уже залезших на нары бросил Пархомову:
— Иди, иди. Это же Матвеев. Не слушаться нельзя.
— Силантьев! — позвал Пархомов. — Я ухожу, и ты заметь, что увел меня вот этот тип!
— За «типа» тебе следовало бы намять шею, — медленно сказал Матвеев. — Но сейчас некогда. Шагай за мной и не особенно отставай.
— Не горячись, — попытался успокоить приятеля Силантьев. — Может быть, ты действительно очень нужен.
Пархомов пошел за Матвеевым, который оглянулся с порога, проверяя, идет ли Пархомов.
Они вышли из барака и в полутьме направились в глубину лагеря к глухому концу ущелья. Шли молча, Пархомов на несколько шагов позади. Он еще плохо освоился с лагерными порядками и теперь размышлял: «Что за тип этот Матвеев? Почему его ослушаться нельзя? Тоже еще начальство!»
Матвеев подошел к крайнему, восьмому бараку, но миновал вход и, обогнув угол, пошел дальше между стеной барака и скалой, до конца. Там у заднего входа остановился, поджидая отставшего спутника.
Пархомов подходил медленно, подозрительно озираясь: «Куда он меня завел? Какое тут ко мне может быть дело в ночное время?»
— Зачем ты притащил меня сюда? — Пархомов остановился в двух шагах от Матвеева. — Для чего я тут нужен в такую поздноту?
— Тише, — предупредил Матвеев. — Что относится к тебе — узнаешь не от меня.
— Да что за черт! — ощетинился Пархомов. — Что за тайны мадридского двора?
— Тихо, — снова оборвал его Матвеев. — Здесь шуметь нельзя. И предупреждаю: о том, что ты увидишь и узнаешь здесь, никто не должен от тебя услышать. Никто! Ни друг, ни недруг. Молчать придется так, как молчат мертвецы! Понял?
— Ты мне не угрожай, — раздельно заговорил Пархомов. — Я не из пугливых. И учти: Кирилла Пархомова ни на какое грязное дело завербовать не удастся. Я предателей ненавижу. Прислужников — тоже. Ясно?
Матвеев выслушал Пархомова с непроницаемым выражением на лице и холодно сказал:
— Не спеши разгораться, — это вредно. Поостынь и иди за мной.
— Опять идти? Куда?
— Что надо, я тебе сказал. Остальное узнаешь не от меня.
— А я, представь, не имею желания разговаривать с малознакомыми личностями, — продолжал Пархомов. — Особенно с такими, которые стараются услужить начальству.
Лицо Матвеева оставалось невозмутимым. Он бесстрастно дослушал Пархомова до конца; затем тихо постучал в дверь. На пороге сразу появился незнакомый Пархомову человек в ватнике, в стеганых брюках и ушанке. Он впустил Матвеева и Пархомова в помещение и закрыл дверь на засов.
Пархомов быстро осмотрелся. Крошечная керосиновая лампочка, висевшая на стене, еле освещала небольшое помещение вроде сеней, с дверью в глубине.
Матвеев подошел к ней и осторожно постучал. Дверь открылась. На пороге стоял Смуров.
— Кирилл Пархомов? С «Невы»? — спросил он, в упор рассматривая Пархомова.
Пархомов насторожился: «Имя и фамилию знает. Значит, вызывал именно меня…»
— Да, я Кирилл Пархомов, с торпедированной «Невы».
— Входи. — Смуров отодвинулся в сторону. — А ты, Матвеев, подожди здесь. Будешь нужен.
Пархомов вошел в тесную каморку, заставленную ящиками и коробками. Посередине стояла вверх дном широкая бочка, и на ней горела свеча, вставленная в горлышко приземистой бутылки. На ящике, около бочки, сидел человек без шапки, с белой седой головой и такими же седыми бровями. Он молча разглядывал Пархомова.
Смуров закрыл дверь.
— Садись.
Все более настораживаясь, Пархомов подошел ближе к бочке, но садиться не стал.
— Я хочу знать, зачем я понадобился вам, староста?
— Тебя рекомендовал Василий Иванович Шерстнев. Да ты садись.
— Василий Иванович Шерстнев умер в первую же ночь по прибытии в лагерь, — сказал Пархомов, продолжая стоять. — Вы, видимо, не знаете этого, староста.
Смуров улыбнулся.
— Это верно. Но остался жить Василий Иннокентьевич Тамарин. Он тоже говорил мне о тебе. Затем еще и Андрей Васильевич Борщенко.
Пархомов слушал внешне спокойно, не проявляя своего взволнованного отношения к исключительной осведомленности Смурова. «Как он все знает. Не попасть бы в ловушку…»
— Сядь наконец! — строго приказал Смуров. — Торчишь тут столбом.
Пархомов сел на ящик, продолжая молчать.
— Так вот слушай. Тебе как коммунисту, за которого поручились два уважаемых товарища, придется заняться весьма важным и секретным делом.
Пархомов напряженно посмотрел на Смурова, ожидая, что будет дальше.
— Тебя предупредил Борщенко, что ты скоро понадобишься, и чтобы вел себя осторожно?
— Да. — Пархомов наконец начал понимать, куда он попал и кто такой Смуров. — Андрей Васильевич действительно предупредил меня об этом.
— Вот ты и понадобился. — Смуров подал Пархомову вычерченную на ватмане схему. — Сможешь ты разобраться в этом?
Пархомов положил схему перед свечой и стал внимательно рассматривать.
— Это схема трехлампового радиоприемника.
— Так и должно быть. А ты сможешь собрать такой приемник?
— Могу я узнать, для чего он предназначается?
— Не для того, понятно, чтобы ловить лай Гитлера. Сам должен понимать, что нам надо слушать Москву. Мы должны знать, как идут дела на фронте, на родине. Достаточно тебе этого разъяснения?
Пархомов весь загорелся.
— Я готов не спать ночами и приступить к работе хоть сейчас. Но ведь понадобятся детали… И много. Разные.
— У нас кое-что есть. Посмотри, хватит ли? Если нет — скажи, чего недостает.
Смуров повернулся, и в руках у него оказалась большая коробка. Он бережно выложил на бочку перед Пархомовым все ее содержимое.
Пархомов с жадностью начал разбирать детали; заглядывая в схему, раскладывал их. Так, в глухом молчании, он проработал минут десять. Наконец поднял голову и посмотрел на Смурова.
— Здесь имеется все, что надо. Но… — голос его стал озабоченным. — Нужны батареи.
— Аккумуляторы от автомашины годятся?
— Вполне. Я только посмотрю, на какое напряжение здесь рассчитано.
Он еще раз углубился в схему, машинально ощупывая нагрудный карман, в поисках карандаша.
— Тебе надо карандаш? Бумагу? — спросил до сих пор молчавший седой человек.
Пархомов поднял голову. Акцент и тип лица показали, что перед ним немец. «Фу, черт возьми!» — выбранился Пархомов про себя, снова наполняясь тревогой.
Смуров заметил облачко, набежавшее на радостное до этого лицо Пархомова, и сказал:
— Не настораживайся. Это — товарищ из западного сектора. Тоже коммунист и такой же узник, как мы с тобой. Он и достал эти детали. С риском для жизни добыл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
— Не пузырься. Нашел, где право искать. Поспишь потом, а сейчас пойдешь со мной. И — без разговоров!
Другие заключенные молча прислушивались к пререканиям Пархомова с Матвеевым. Кто-то из уже залезших на нары бросил Пархомову:
— Иди, иди. Это же Матвеев. Не слушаться нельзя.
— Силантьев! — позвал Пархомов. — Я ухожу, и ты заметь, что увел меня вот этот тип!
— За «типа» тебе следовало бы намять шею, — медленно сказал Матвеев. — Но сейчас некогда. Шагай за мной и не особенно отставай.
— Не горячись, — попытался успокоить приятеля Силантьев. — Может быть, ты действительно очень нужен.
Пархомов пошел за Матвеевым, который оглянулся с порога, проверяя, идет ли Пархомов.
Они вышли из барака и в полутьме направились в глубину лагеря к глухому концу ущелья. Шли молча, Пархомов на несколько шагов позади. Он еще плохо освоился с лагерными порядками и теперь размышлял: «Что за тип этот Матвеев? Почему его ослушаться нельзя? Тоже еще начальство!»
Матвеев подошел к крайнему, восьмому бараку, но миновал вход и, обогнув угол, пошел дальше между стеной барака и скалой, до конца. Там у заднего входа остановился, поджидая отставшего спутника.
Пархомов подходил медленно, подозрительно озираясь: «Куда он меня завел? Какое тут ко мне может быть дело в ночное время?»
— Зачем ты притащил меня сюда? — Пархомов остановился в двух шагах от Матвеева. — Для чего я тут нужен в такую поздноту?
— Тише, — предупредил Матвеев. — Что относится к тебе — узнаешь не от меня.
— Да что за черт! — ощетинился Пархомов. — Что за тайны мадридского двора?
— Тихо, — снова оборвал его Матвеев. — Здесь шуметь нельзя. И предупреждаю: о том, что ты увидишь и узнаешь здесь, никто не должен от тебя услышать. Никто! Ни друг, ни недруг. Молчать придется так, как молчат мертвецы! Понял?
— Ты мне не угрожай, — раздельно заговорил Пархомов. — Я не из пугливых. И учти: Кирилла Пархомова ни на какое грязное дело завербовать не удастся. Я предателей ненавижу. Прислужников — тоже. Ясно?
Матвеев выслушал Пархомова с непроницаемым выражением на лице и холодно сказал:
— Не спеши разгораться, — это вредно. Поостынь и иди за мной.
— Опять идти? Куда?
— Что надо, я тебе сказал. Остальное узнаешь не от меня.
— А я, представь, не имею желания разговаривать с малознакомыми личностями, — продолжал Пархомов. — Особенно с такими, которые стараются услужить начальству.
Лицо Матвеева оставалось невозмутимым. Он бесстрастно дослушал Пархомова до конца; затем тихо постучал в дверь. На пороге сразу появился незнакомый Пархомову человек в ватнике, в стеганых брюках и ушанке. Он впустил Матвеева и Пархомова в помещение и закрыл дверь на засов.
Пархомов быстро осмотрелся. Крошечная керосиновая лампочка, висевшая на стене, еле освещала небольшое помещение вроде сеней, с дверью в глубине.
Матвеев подошел к ней и осторожно постучал. Дверь открылась. На пороге стоял Смуров.
— Кирилл Пархомов? С «Невы»? — спросил он, в упор рассматривая Пархомова.
Пархомов насторожился: «Имя и фамилию знает. Значит, вызывал именно меня…»
— Да, я Кирилл Пархомов, с торпедированной «Невы».
— Входи. — Смуров отодвинулся в сторону. — А ты, Матвеев, подожди здесь. Будешь нужен.
Пархомов вошел в тесную каморку, заставленную ящиками и коробками. Посередине стояла вверх дном широкая бочка, и на ней горела свеча, вставленная в горлышко приземистой бутылки. На ящике, около бочки, сидел человек без шапки, с белой седой головой и такими же седыми бровями. Он молча разглядывал Пархомова.
Смуров закрыл дверь.
— Садись.
Все более настораживаясь, Пархомов подошел ближе к бочке, но садиться не стал.
— Я хочу знать, зачем я понадобился вам, староста?
— Тебя рекомендовал Василий Иванович Шерстнев. Да ты садись.
— Василий Иванович Шерстнев умер в первую же ночь по прибытии в лагерь, — сказал Пархомов, продолжая стоять. — Вы, видимо, не знаете этого, староста.
Смуров улыбнулся.
— Это верно. Но остался жить Василий Иннокентьевич Тамарин. Он тоже говорил мне о тебе. Затем еще и Андрей Васильевич Борщенко.
Пархомов слушал внешне спокойно, не проявляя своего взволнованного отношения к исключительной осведомленности Смурова. «Как он все знает. Не попасть бы в ловушку…»
— Сядь наконец! — строго приказал Смуров. — Торчишь тут столбом.
Пархомов сел на ящик, продолжая молчать.
— Так вот слушай. Тебе как коммунисту, за которого поручились два уважаемых товарища, придется заняться весьма важным и секретным делом.
Пархомов напряженно посмотрел на Смурова, ожидая, что будет дальше.
— Тебя предупредил Борщенко, что ты скоро понадобишься, и чтобы вел себя осторожно?
— Да. — Пархомов наконец начал понимать, куда он попал и кто такой Смуров. — Андрей Васильевич действительно предупредил меня об этом.
— Вот ты и понадобился. — Смуров подал Пархомову вычерченную на ватмане схему. — Сможешь ты разобраться в этом?
Пархомов положил схему перед свечой и стал внимательно рассматривать.
— Это схема трехлампового радиоприемника.
— Так и должно быть. А ты сможешь собрать такой приемник?
— Могу я узнать, для чего он предназначается?
— Не для того, понятно, чтобы ловить лай Гитлера. Сам должен понимать, что нам надо слушать Москву. Мы должны знать, как идут дела на фронте, на родине. Достаточно тебе этого разъяснения?
Пархомов весь загорелся.
— Я готов не спать ночами и приступить к работе хоть сейчас. Но ведь понадобятся детали… И много. Разные.
— У нас кое-что есть. Посмотри, хватит ли? Если нет — скажи, чего недостает.
Смуров повернулся, и в руках у него оказалась большая коробка. Он бережно выложил на бочку перед Пархомовым все ее содержимое.
Пархомов с жадностью начал разбирать детали; заглядывая в схему, раскладывал их. Так, в глухом молчании, он проработал минут десять. Наконец поднял голову и посмотрел на Смурова.
— Здесь имеется все, что надо. Но… — голос его стал озабоченным. — Нужны батареи.
— Аккумуляторы от автомашины годятся?
— Вполне. Я только посмотрю, на какое напряжение здесь рассчитано.
Он еще раз углубился в схему, машинально ощупывая нагрудный карман, в поисках карандаша.
— Тебе надо карандаш? Бумагу? — спросил до сих пор молчавший седой человек.
Пархомов поднял голову. Акцент и тип лица показали, что перед ним немец. «Фу, черт возьми!» — выбранился Пархомов про себя, снова наполняясь тревогой.
Смуров заметил облачко, набежавшее на радостное до этого лицо Пархомова, и сказал:
— Не настораживайся. Это — товарищ из западного сектора. Тоже коммунист и такой же узник, как мы с тобой. Он и достал эти детали. С риском для жизни добыл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76