За это время около вокзала, на склоне, успевает вырасти огромный чёрный холм угля.
Если забраться на вершину ближайшей к нашей базе горы и посмотреть на Баренцбург с высоты птичьего полёта, то помимо аккуратно расставленных домов, ступенями спускающихся вниз, бросаются в глаза дощатые ленты многих коробов, режущих в разных направлениях посёлок. В них «укутаны» от замерзания трубы отопления, канализации, горячей и холодной воды. В тёмную полярную ночь очищенные от снега деревянные настилы служат баренцбуржцам тротуарами. Ходить же по посёлку во время сильного ветра или метели не такое уж простое дело, как может показаться.
В южной части посёлка расположено здание рудоуправления. Это мозг рудника — в нём размещены его основные службы, которые осуществляют руководство огромным хозяйством, скрытым под землёй и открытым на поверхности. Ежедневно рано утром, до завтрака, начальник рудника (теперь он называется директором) проводит здесь производственную «планёрку». На ней присутствуют руководители самых различных участков производства. Они получают оперативные задания, обсуждают неотложные дела, а иногда вынуждены выслушивать и резкую критику в свой адрес и вести не очень приятный разговор с начальником… На первом этаже есть одна комната, в которую сходятся многочисленные невидимые нити со всего рудника. Не умолкает в ней телефонный разговор, почти непрерывно мигают на пульте управления сигнальные лампочки, слегка пощёлкивают самописцы. Сюда ненадолго заглядывают горняки, чтобы что-то выяснить. Из этой комнаты уходят предельно чёткие и решительные команды в шахту и на ЦЭС, на насосную станцию и другие объекты Баренцбурга. Даёт же их сменный диспетчер рудника — своеобразный руководитель координационного центра Баренцбурга, человек, который должен не только быстро, но и правильно оценить любую самую сложную обстановку, чтобы принять нужное решение. Для этого он обязан быть высокообразованным инженером и умелым организатором производства, знать не только технологию горняцкого дела, но и всю специфику полярного рудника.
С первых же дней моего пребывания в Баренцбурге горняки, работники механического цеха, вертолётчики, моряки выражали желание чем-либо помочь нашей экспедиции. Я старался по мелочам не беспокоить директорат рудника. Во многом этому способствовали друзья Шершнева, по вечерам заходившие поговорить со «свежими» людьми, прибывшими с материка. Все они — токари, слесари, кузнецы, водители вездеходов и автомашин, радисты, инженеры-механики и даже пожарники оказали мне массу необходимых в любой полярной экспедиции услуг. Это были добрые, бескорыстные помощники, которые стали моими верными друзьями на острове и которых я окрестил гляциоспутниками.
Особенно запомнился экспедиции простой душевный парень Boлодя Потапенко. Молодой токарь из донецкого города Краматорска часто помогал нам не только советом, но и делом. Так, он смастерил печку для палатки, бадью для выемки снега и льда из глубоких шурфов и много других крайне нужных вещей. Когда однажды я спросил Володю, не может ли он сделать какую-то очередную важную деталь для научного прибора, то услышал бойкий ответ:
— Для нашей науки я готов сделать всё что угодно, кроме атомной бомбы!
И надо сказать, слова верного «гляциоспутника» не были пустым бахвальством.
В одной комнате с Потапенко жил его лучший друг Юра Туфатулин — высоченный здоровяк с крепкими руками рабочего-строителя, с необыкновенно лучистыми ясными глазами. Товарищи уважительно называли Юрия «безотказным». Он хорошо работал на строительстве — на бетонировании резервуара, котлована и других объектах Баренцбурга. При мне он закончил школу рабочей молодёжи. Шахтёры часто улыбались или громко хохотали, увидев на страницах стенной газеты «Строитель» остроумные карикатуры и дружеские шаржи, под которыми стояла подпись: «Рис. Ю. Туфатулина». Победители островных фестивалей получали почётные грамоты и адреса, нарисованные Юрием. Не считаясь со временем, он ещё успевал не только со вкусом оформить концерты художественной самодеятельности, но и выступить на них в качестве конферансье. Но особой страстью молодого рабочего было фотографировать природу и животный мир острова. Я видел множество хороших снимков в его коллекции. Некоторые из них, бесспорно, сделаны с чисто профессиональным вкусом.
Первая же экскурсия по Баренцбургу убедила меня в том, что его жители имеют здесь всё необходимое, чтобы нормально жить и работать.
Отсюда, со своей главной экспедиционной базы, в дальнейшем мы начинали все свои пешие, воздушные и морские маршруты. Здесь, в Баренцбурге, мы их и заканчивали. Каждый раз этот рудник тепло встречал нас весной и столь же тепло провожал домой осенью.
В ЧЕРТОГИ СНЕЖНОЙ КОРОЛЕВЫ
Через неделю «Сестрорецк» вновь показался в Грён-фьорде. Теплоход заканчивал свой второй рейс с материка. Теперь и мне невольно довелось участвовать в торжестве встречи этого судна.
Воспользовавшись оказией, мы с Антонычем погрузили на палубу различное снаряжение и оборудование, изготовленное в Баренцбурге и предоставленное на время ленинградскими геологами. К утру «Сестрорецк» ушёл на рудник Пирамида. С ним отправился и я. На другой день туда же должны были прибыть вертолёты, чтобы перебросить нашу экспедицию на вершину ледникового плато Ломоносова, удалённую к востоку от Пирамиды на 40 километров.
Ис-фьорд вклинивается на 100 с лишним километров в самое сердце острова Западный Шпицберген. Словно фантастический водяной веер, разветвляется он на три обширных рукава. В самом конце Ис-фьорда, вблизи вершины среднего залива — Билле-фьорда, как раз и раскинулся посёлок Пирамида. От Баренцбурга его отделяет почти 100 километров. Напротив Билле-фьорда расположена бухта Адольфа, в которую обрывается длинной отвесной стеной крупный ледник Норденшельда. Бухта и ледник названы в честь известного исследователя Шпицбергена Адольфа Эрика Норденшельда.
Многие пассажиры вышли из тёплых кают, чтобы лучше увидеть распластавшегося между горами ледяного гиганта. Его язык расщеплён несчётным количеством глубоких трещин. Чуть в глубине, над сверкающей в лучах яркого полуденного солнца поверхностью ледника, высятся две приметные горы — Терьер и Ферьер. Издали они напоминают сказочные корабли-великаны, вмёрзшие в лёд на пути в Ис-фьорд. Ещё выше едва заметна над снежной поверхностью тёмная цепочка скал — Эхо и Бумеранг. Все эти горные выступы, торчащие надо льдом, принято называть нунатаками — словом, заимствованным у гренландских эскимосов.
Ходовой (он же капитанский) мостик — святая святых любого корабля. Посторонним, а тем более пассажирам здесь находиться не положено.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
Если забраться на вершину ближайшей к нашей базе горы и посмотреть на Баренцбург с высоты птичьего полёта, то помимо аккуратно расставленных домов, ступенями спускающихся вниз, бросаются в глаза дощатые ленты многих коробов, режущих в разных направлениях посёлок. В них «укутаны» от замерзания трубы отопления, канализации, горячей и холодной воды. В тёмную полярную ночь очищенные от снега деревянные настилы служат баренцбуржцам тротуарами. Ходить же по посёлку во время сильного ветра или метели не такое уж простое дело, как может показаться.
В южной части посёлка расположено здание рудоуправления. Это мозг рудника — в нём размещены его основные службы, которые осуществляют руководство огромным хозяйством, скрытым под землёй и открытым на поверхности. Ежедневно рано утром, до завтрака, начальник рудника (теперь он называется директором) проводит здесь производственную «планёрку». На ней присутствуют руководители самых различных участков производства. Они получают оперативные задания, обсуждают неотложные дела, а иногда вынуждены выслушивать и резкую критику в свой адрес и вести не очень приятный разговор с начальником… На первом этаже есть одна комната, в которую сходятся многочисленные невидимые нити со всего рудника. Не умолкает в ней телефонный разговор, почти непрерывно мигают на пульте управления сигнальные лампочки, слегка пощёлкивают самописцы. Сюда ненадолго заглядывают горняки, чтобы что-то выяснить. Из этой комнаты уходят предельно чёткие и решительные команды в шахту и на ЦЭС, на насосную станцию и другие объекты Баренцбурга. Даёт же их сменный диспетчер рудника — своеобразный руководитель координационного центра Баренцбурга, человек, который должен не только быстро, но и правильно оценить любую самую сложную обстановку, чтобы принять нужное решение. Для этого он обязан быть высокообразованным инженером и умелым организатором производства, знать не только технологию горняцкого дела, но и всю специфику полярного рудника.
С первых же дней моего пребывания в Баренцбурге горняки, работники механического цеха, вертолётчики, моряки выражали желание чем-либо помочь нашей экспедиции. Я старался по мелочам не беспокоить директорат рудника. Во многом этому способствовали друзья Шершнева, по вечерам заходившие поговорить со «свежими» людьми, прибывшими с материка. Все они — токари, слесари, кузнецы, водители вездеходов и автомашин, радисты, инженеры-механики и даже пожарники оказали мне массу необходимых в любой полярной экспедиции услуг. Это были добрые, бескорыстные помощники, которые стали моими верными друзьями на острове и которых я окрестил гляциоспутниками.
Особенно запомнился экспедиции простой душевный парень Boлодя Потапенко. Молодой токарь из донецкого города Краматорска часто помогал нам не только советом, но и делом. Так, он смастерил печку для палатки, бадью для выемки снега и льда из глубоких шурфов и много других крайне нужных вещей. Когда однажды я спросил Володю, не может ли он сделать какую-то очередную важную деталь для научного прибора, то услышал бойкий ответ:
— Для нашей науки я готов сделать всё что угодно, кроме атомной бомбы!
И надо сказать, слова верного «гляциоспутника» не были пустым бахвальством.
В одной комнате с Потапенко жил его лучший друг Юра Туфатулин — высоченный здоровяк с крепкими руками рабочего-строителя, с необыкновенно лучистыми ясными глазами. Товарищи уважительно называли Юрия «безотказным». Он хорошо работал на строительстве — на бетонировании резервуара, котлована и других объектах Баренцбурга. При мне он закончил школу рабочей молодёжи. Шахтёры часто улыбались или громко хохотали, увидев на страницах стенной газеты «Строитель» остроумные карикатуры и дружеские шаржи, под которыми стояла подпись: «Рис. Ю. Туфатулина». Победители островных фестивалей получали почётные грамоты и адреса, нарисованные Юрием. Не считаясь со временем, он ещё успевал не только со вкусом оформить концерты художественной самодеятельности, но и выступить на них в качестве конферансье. Но особой страстью молодого рабочего было фотографировать природу и животный мир острова. Я видел множество хороших снимков в его коллекции. Некоторые из них, бесспорно, сделаны с чисто профессиональным вкусом.
Первая же экскурсия по Баренцбургу убедила меня в том, что его жители имеют здесь всё необходимое, чтобы нормально жить и работать.
Отсюда, со своей главной экспедиционной базы, в дальнейшем мы начинали все свои пешие, воздушные и морские маршруты. Здесь, в Баренцбурге, мы их и заканчивали. Каждый раз этот рудник тепло встречал нас весной и столь же тепло провожал домой осенью.
В ЧЕРТОГИ СНЕЖНОЙ КОРОЛЕВЫ
Через неделю «Сестрорецк» вновь показался в Грён-фьорде. Теплоход заканчивал свой второй рейс с материка. Теперь и мне невольно довелось участвовать в торжестве встречи этого судна.
Воспользовавшись оказией, мы с Антонычем погрузили на палубу различное снаряжение и оборудование, изготовленное в Баренцбурге и предоставленное на время ленинградскими геологами. К утру «Сестрорецк» ушёл на рудник Пирамида. С ним отправился и я. На другой день туда же должны были прибыть вертолёты, чтобы перебросить нашу экспедицию на вершину ледникового плато Ломоносова, удалённую к востоку от Пирамиды на 40 километров.
Ис-фьорд вклинивается на 100 с лишним километров в самое сердце острова Западный Шпицберген. Словно фантастический водяной веер, разветвляется он на три обширных рукава. В самом конце Ис-фьорда, вблизи вершины среднего залива — Билле-фьорда, как раз и раскинулся посёлок Пирамида. От Баренцбурга его отделяет почти 100 километров. Напротив Билле-фьорда расположена бухта Адольфа, в которую обрывается длинной отвесной стеной крупный ледник Норденшельда. Бухта и ледник названы в честь известного исследователя Шпицбергена Адольфа Эрика Норденшельда.
Многие пассажиры вышли из тёплых кают, чтобы лучше увидеть распластавшегося между горами ледяного гиганта. Его язык расщеплён несчётным количеством глубоких трещин. Чуть в глубине, над сверкающей в лучах яркого полуденного солнца поверхностью ледника, высятся две приметные горы — Терьер и Ферьер. Издали они напоминают сказочные корабли-великаны, вмёрзшие в лёд на пути в Ис-фьорд. Ещё выше едва заметна над снежной поверхностью тёмная цепочка скал — Эхо и Бумеранг. Все эти горные выступы, торчащие надо льдом, принято называть нунатаками — словом, заимствованным у гренландских эскимосов.
Ходовой (он же капитанский) мостик — святая святых любого корабля. Посторонним, а тем более пассажирам здесь находиться не положено.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71