Во время полёта мы пронеслись над всем длинным ледяным «телом» Норденшельда: от его окончания — фронта — до самых истоков. Внизу проплыли, словно кадры киноленты, оторванные от берега залива огромные поля припая; моренные холмы и гряды, сооружённые ледником; бесчисленные трещины, совершенно нестрашные сверху; тонкие нити бегущих ручьёв и речушек. Слева и справа от летевшей машины можно было заметить отвесные горы, крупные и небольшие нунатаки. Позади синел широкий красавец Ис-фьорд, а за ним вздымался ступенчатый пик горы Пирамида, прикрытый тонким круглым облачком, издали напоминавшим сомбреро.
Вдруг впереди показалась маленькая чёрная точка. Она быстро увеличивалась, словно плыла на нас. Вертолёт сделал резкий вираж. Только теперь я смог разглядеть через иллюминатор небольшую кучу груза, доставленного сюда предыдущим рейсом, и усиленно жестикулирующего Володю Корякина. По-видимому, он сообщал нам, что ему надоело сидеть здесь одному. Чтобы скоротать время, Володя «написал» ногами на снегу размашистыми буквами лозунг в своём чисто корякинском стиле: «Привет от Снежной королевы! По поручению её гляциологического величества Вл. Корякин».
Наш вертолёт ведёт круглолицый крепыш Василий Фурсов -весёлый, общительный человек, впоследствии ставший большим другом гляциологов. Пилот делает круг над Корякиным, зависает около него, скрыв в туче поднятой снежной бури груз, «лозунг» и его автора.
Бортмеханик пулей вылетает наружу, прыгая на поверхность ледника, и под аккомпанемент надрывно ревущего могучего двигателя начинает руководить приземлением, а точнее, наверно, приледнением. Вертолёт плавно опускается сразу на все четыре колеса, смолкает шум двигателя. Через минуту наступает такая неожиданная и непривычная тишина, что от неё даже слегка ломит уши.
Прав оказался Андрей Васюков: погода на вершине плато в течение недолгого времени действительно «исправилась». Сначала солнце едва просвечивало сквозь пелену невысокого облака. Постепенно это огромное матовое «стекло», скрывавшее от нас желанный жёлтый круг светила, начало растворяться, и вскоре, как на цветном фотоснимке, стала появляться ласкающая синева неба, из которой брызнули золотые лучи. Пришлось немедленно вооружиться чёрными очками, чтобы «снежная болезнь» не вывела нас из строя. За какие-нибудь минут пятнадцать небосвод сбросил с себя серую вуаль облачности, и лишь далеко-далеко, на самом горизонте, туман ещё продолжал лизать край ледникового плато.
В солнечных лучах засверкали тончайшие серебристые кристаллики снега, которые метеорологи называют удивительно точно ледяные иглы. Они настолько миниатюрны, что сразу их и не заметишь. В отличие от привычных всем нам снежинок эти иголочки не падают, а слегка парят или плавают. Над поверхностью плато заструился воздух, словно обрадовался появлению солнца. Он придал окружающей природе необычный вид — подобие картины, наблюдаемой при дрожании ненастроенного изображения в телевизоре.
На многие километры вокруг простиралась безжизненная, уходящая вдаль снежная пустыня ледникового плато. Гигантскую работу должна была проделать здесь Снежная королева, чтобы надежукрыть свои чертоги толстым белым одеялом. Куда только ни посмотришь — кругом снег, снег и снег. В нескольких километрах отсюда горделиво изогнул свою исполинскую покатую «спину» темно-коричневый нунатак Терьер. Правее его, внизу, виднелась узкая лента Ис-фьорда, а за ним отчётливо выделялись дальние гряды острых гор. Сейчас они поражали нас своими картинно резкими очертаниями на фоне очень синего неба. Далеко на севере выглядывала заснеженная макушка наивысшей точки архипелага — горы Ньютона, а на востоке, под мохнатыми шапками облаков, висящих за невидимой отсюда широкой полосой пролива Жиневра, голубели неясные, расплывчатые очертания четвёртого по величине острова Шпицбергена, носящего имя Баренца…
Понадобилось пять рейсов, чтобы забросить снаряжение станции с побережья на вершину плато Ломоносова. С помощью воздушного «моста», созданного вертолётчиками, удалось перевезти весь наш лагерь на высоту около 1100 метров над уровнем моря за два часа. Груза оказалось довольно много.
Последним рейсом лётчики привезли из Пирамиды всю группу кинохроникёров и шестого участника нашей экспедиции геолога Юрия Лаврушина.
— Евгений Максимович, забирай вещички кой-какие! — весело крикнул мне Фурсов. — В Пирамиде валялись без дела, вот мы их и прихватили для вас!
Из вертолёта извлекаем стол, табуретки, больничный стул белого цвета, рогожные мешки с пирамидским углём, дрова для растопки и даже лестницу. Командир дружелюбно улыбается:
— Берите, берите! Они вам пригодятся во как. — И лётчик провёл остриём ладони по горлу. — Ведь здесь, как я вижу, кроме снега, ничего нет.
Уже на другой день фурсовские дары нашли применение в нашем скромном быту и работе. Не раз потом мы вспоминали добрым словом заботливого командира вертолёта.
Авиаторы оказались впервые на вершине ледника. Одни из них живо интересуются, с какой скоростью он движется, а другие деловито спрашивают о наличии здесь ледниковых трещин. Мы успокаиваем их: ведь скорость на ледоразделе, то есть месте, от которого расходится ледник в противоположные стороны, ничтожно мала, а ширина возможных трещин вряд ли превышает полметра. Васюков даёт указание радисту сообщить на базу в Баренцбург окончании операции по заброске гляциологов. По неписаной традиции полевиков, прежде чем отпустить домой наших помощников, организуем на скорую руку «торжественно-прощальный» обед. Вокруг привезённого Фурсовым стола выстраивается солидная компания — около 20 человек. Не исключено, что это был первый случай подобного столпотворения на вершине ледника, как и то, что две ярко-красные громады вертолётов спокойно расположились на его плотной снежной поверхности.
Уже немолодой, но ещё по-юношески живой и деятельный кинооператор-режиссёр Иван Дмитриевич Горчилин всё время суетится ловит подходящий момент, чтобы увековечить ещё одну сцену для новой документальной ленты, посвящённой природе и жизни людей на полярном архипелаге. Но вот он прервал съёмку и быстро направился по протоптанной дорожке к вертолёту Фурсова. Через минуту оператор вернулся к столу и извлёк из-за пазухи необычно длинный свежий огурец.
— Совсем забыл про него, подарили сегодня в баренцбургской теплице. Христом-богом прошу, братцы, не трогать без команды огурчик! Уж больно хорош натюрморт — сам просится на плёнку!
Люди авиации, науки и кино в полной мере оценили «пожертвование» Горчилина во славу родного киноискусства и с достоинством дождались окончания важной документальной съёмки полярного натюрморта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71