Помогите!
Я бросился поднимать огромные валуны, чтобы успеть водрузить их на место. Лягушки сыпались на меня, попадая в штаны и расхристанный ботинок. Животные взбунтовались и вовсю натягивали поводья, чтобы устремиться к утекающей воде. Но она была осквернена, и люди не давали им пить. А вскоре и её поглотил песок.
Обезумевшие от горя туземцы разбежались — остались только Итело и Мталба.
— Боже! — вскричал я. — Что я наделал! Какая ужасная катастрофа!
Потом я задрал мокрую, грязную рубашку и, обнажив живот, обратился к Итело:
— Убейте меня, принц! Возьмите мою пустую, никчёмную жизнь! Скорее!
Однако вместо шагов палача я слышал только душераздирающие вопли Мталбы.
— Миста Хендерсон, сэр, — произнёс принц, — что происходит?
— Вонзите в меня нож, — уговаривал я его. — Возьмите мой, если свой оставили дома. Казните меня! Только не прощайте — этого я не вынесу!
Клянусь всем святым — вместе с цистерной я взорвал что-то очень важное. И поэтому с надеждой ожидал, когда Итело выпустит из меня кишки. Вода под ногами почти полностью испарилась. Дохлые тельца лягушек начали разлагаться под палящим солнцем.
ГЛАВА 10
Мталба запричитала:
— Ай-и-и, йелли, йелли!
— Что она говорит? — обратился я к Ромилайу.
— Прощай. Прощай навсегда.
Я услышал дрожащий голос Итело:
— Пожалуйста, миста Хендерсон, откройте лицо.
— В чем дело? Вы не собираетесь лишать меня жизни?
— Нет, нет, вы одержали надо мной верх в поединке. Хотите умереть — вам придётся сделать это самому. Вы — друг.
— Хорош друг! — горько усмехнулся я. — Принц, я бы отдал жизнь, чтобы только вам помочь. Какая жалость, что бомба не взорвалась у меня в руке и не разнесла меня на куски! Со мной вечно одно и то же: за что бы ни взялся на людях, обязательно сяду в лужу. Не зря ваши люди встретили меня в слезах.
Они чуяли беду.
Так как Итело явно не собирался всаживать мне кинжал в брюхо, я опустил тенниску.
— Что ж, принц, если вы не хотите обагрить свои руки моей кровью…
— Нет-нет, ни в коем случае.
— Спасибо. Придётся как-то жить дальше.
— Что будем делать, сэр? — подал голос Ромилайу.
— Уйдём отсюда. Это — лучшее, что я могу сделать для моих друзей. Прощайте, принц. Прощайте, дорогая леди, передайте от меня привет королеве. Я надеялся постичь с её помощью смысл жизни, но, видно, поспешил. Не созрел ещё для приличного общества. Но я полюбил эту достойную женщину. Я полюбил всех арневи. Благослови вас Бог. Может, мне стоило бы задержаться — починить цистерну?
— Лучше не надо, сэр, — ответил Итело.
Что ж, ему виднее. Ромилайу пошёл в нашу хижину собирать вещи, а я сказал, что подожду его за оградой. Деревня словно вымерла — даже животных затащили в дома, чтобы не осквернять их взоры лицезрением такого растяпы. И я ушёл, покрытый позором. Вместе с водой испарились мои надежды. Никогда я не узнаю всего о «грун ту молани»…
Ромилайу, естественно, рвался обратно в Бавентай. Я сказал, что он выполнил свою часть контракта и может забирать джип.
— Что до меня, то как я могу вернуться в Штаты? Итело не захотел пачкать о меня руки. Он благородный человек, дружба для него — не пустой звук. Но что мне мешает самому снести себе башку из «магнума»?
— Как вас понимать, сэр?
— А вот так, Ромилайу. Я в последний раз попытался сделать в жизни хоть что-нибудь хорошее — и ты видел, чем это кончилось. Так что решай сам за себя. Хочешь вернуться в Бавентай — возвращайся без меня.
— Вы идти дальше один, сэр?
— Да, дружище, — если вообще решу идти дальше. Не беспокойся: у меня есть кое-какой запас провизии и четыре тысячи долларов. Как-нибудь найду воду. Буду питаться саранчой. Хочешь мой автоматический пистолет — бери.
— Нет, — произнёс Ромилайу после минутного раздумья. — Вы не идти один, сэр.
— Какой же ты золотой парень, Ромилайу! Я всего лишь жалкий неудачник, прошляпивший все, что у меня было хорошего; царь Мидас наоборот, так что с моим мнением можно не считаться, но я все-таки его высказал. Итак, Ромилайу, что же дальше? Куда будем путь держать?
— Не знаю. Может быть, к варири?
— Варири? Ага, принц Итело учился в школе с их правителем — как бишь его?
— Дахфу.
— Точно, Дахфу. Ну так что же — двигаем туда?
— О»кей, сэр, — неохотно протянул Ромилайу. Похоже, он уже пожалел о своём предложении.
— Пошли. Может быть, нам не захочется заходить в их селение. Там увидим. Сейчас мне ясно одно: у себя дома я — человек конченый.
Мы шли дней восемь или десять; местность сильно напоминала Хинчагарское плато. Постепенно её характер начал меняться; кое-где на горных склонах стали появляться деревья. Ромилайу обладал редкостной способностью отыскивать воду: знал, в каком месте следует воткнуть в сухую почву соломинку, чтобы добыть капельку живительной влаги.
Мы видели гигантских пауков, сплетающих между кактусами паутину, так что получалось похоже на радарные станции. Видели огромных термитов и их колоссальные муравейники. Я немало дивился страусам — как они могут бегать в такую жару? По ночам до нас доносились крики ночных птиц и львиный рык.
Перед сном, после того, как Ромилайу заканчивал молитву, я рассказывал ему о своей жизни, и, странное дело, в этих рассказах было куда больше фантастики, чем вокруг нас.
— Интересно, — сказал я однажды, — что сказали бы варири, если б знали, кто к ним направляется?
— Не знаю, сэр. Там не такие хорошие люди, как арневи.
— Вот как? Но ты не расскажешь им о цистерне с лягушками, да, Ромилайу?
— Нет, что вы, сэр.
— Спасибо, дружище. Вообще-то я не заслуживаю доверия, но и теперь, задним числом, могу сказать, что у меня были самые добрые намерения. Меня просто убивает мысль о том, как мучаются бедные животные, у которых вообще не осталось воды. Но представим себе, что я — доктор Гренфелл или доктор Швейцер. Разве им не случалось по ошибке отправлять пациентов на тот свет? Да за ними наверняка ходит целая толпа призраков. А почему ты так сказал о варири?
— Они — дети тьмы.
— Но скажи по совести, Ромилайу: если взять их и меня, кому сейчас следует больше беспокоиться?
В больших глазах Ромилайу сверкнули искры мрачного юмора.
— Пожалуй, им, сэр.
Как видите, я изменил своему первоначальному намерению пройти мимо варири. Если они — грубые и земные, вероятность того, что я причиню им вред, весьма мала.
Мы шли уже девять или десять дней. Горный пейзаж за это время претерпел значительные изменения. Нам стали часто попадаться невысокие белые скалы с покатыми, как купола, вершинами. Кое-где они собирались группками, образуя круг; в одном таком каменном кольце мы наконец-то встретили человека. Это оказался темнокожий пастух варири в кожаном фартуке и с суковатой палкой, похожей на рогатину. Почему-то он внушил нам опасения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59