Они не представляют себе такой жизни. И хорошо. И я больше не боюсь этого. Я решила, что не буду чувствовать себя виноватой…
– Тебе и раньше не в чем было винить себя, – заметила Виктория. – Я так рада за тебя.
Она встала, чтобы обнять Венди.
– Эй, это же всего лишь ребенок, – с деланным сарказмом произнесла та. – Еще один… Но на этот раз хотя бы настоящий ребенок, а не взрослый мужчина.
Посмотрев на Викторию и Венди, Нико чуть не расплакалась. «Мы все счастливы», – внезапно подумала она.
– И Виктория со своей шляпой, – весело сказала Нико. – Это восхитительно. Твоя шляпа уже сделала счастливыми двадцать тысяч женщин. Не говоря уже о двух девочках.
Виктория с благодарностью посмотрела на нее.
«Я становлюсь сентиментальной, – подумала Нико. – Вот что со мной происходит. Нужно немедленно прекратить это».
Выйдя после ленча на улицу, Нико решила пойти к Кирби и положить конец их связи. Она планировала заскочить к нему после премьерной вечеринки Венди, но, возможно, чем скорее с этим покончить, тем лучше. Их роман длится уже больше года. Как это случилось? Как и все в жизни, он превратился в рутину. Сначала страсть, возбуждение и трепет, что это сошло тебе с рук. Сейчас трепет отчасти остался – необходимость заметать следы, возможность иметь свою личную жизнь, о которой никто не знает. Вероятно, нечто подобное испытывают наркоманы. Только вот наркомана видно сразу, а тут люди постепенно начали догадываться о ее романе. Нико свернула на Пятьдесят седьмую улицу и поморщилась, вспомнив о заметке в «Пост». Она походила на огромный предупреждающий сигнальный флаг: кто-то что-то знает, но редакторы сочли, что информации недостаточно, чтобы назвать имена.
Небо казалось очень низким и тяжелым, и, быстро идя по Западной Пятьдесят седьмой улице, Нико подумала, что, если бы не холод, она не ощутила бы, что находится на улице. Ей всегда казалось, что этот город накрыт стеклянным колпаком и «находиться на улице» – лишь иллюзия. Все они, размышляла Нико, глядя на лица встречных прохожих, напоминают крохотных существ, заключенных в наполненные водой пресс-папье, в них вглядываются дети, завороженные тем, что происходит в этом крохотном мирке.
На углу Пятьдесят седьмой улицы и Пятой авеню Нико остановилась, собираясь перейти на другую сторону и проехать на такси по Мэдисон-авеню до дома Кирби, но внезапно вспомнила о галстуке для Сеймура. Муж не огорчится, если она забудет, но запомнит, как запоминал все сказанное другими, а потом ловил на слове.
– Люди должны отвечать за свои слова, – говорил он, – должны делать то, что обещали. Вообрази, во что превратится мир, если никто не будет чувствовать необходимости выполнять свои обещания, – воцарится анархия.
– Обещания бывают разной степени важности, – всегда пыталась втолковать ему Нико. – Приходится делать скидку на обстоятельства и важность.
– Важность – чепуха! – возражал он. – Важность – это вершина скользкого склона, ведущего в пропасть хаоса!
Она должна купить ему этот галстук, решила Нико.
Она пересекла Пятую авеню и словно переступила какую-то невидимую границу. Эта часть города, к востоку от Пятой авеню, была значительно приятнее, чем западная сторона. Архитекторы, что ли, много лет назад собрались и наколдовали – наша сторона будет лучше вашей? Толкнув вращающуюся дверь магазина мужской одежды «Бергдорф», Нико попала в объятия теплого, чуть ароматного воздуха. Пахло сосной, скоро Рождество. В этом году они поедут в Аспен и на Сен-Бартс; Сеймур будет кататься на лыжах и плавать, а она, видимо, – в основном работать.
Венди отправится в Индию со своим выводком и Селденом, оставив Шона в Нью-Йорке. Впрочем, нет, теперь, забеременев, она, наверное, не поедет. Шон, должно быть, страшно злится, но что он может сделать? Венди похожа на одного из тех преуспевающих мужчин, которые, разведясь, сразу же обретают новое счастье, тогда как женщина после этого варится в собственном соку дома. Нико пока не вполне была уверена в Селдене (поживем – увидим), но ей очень понравилось, что Венди так ловко обернула ситуацию против Шона. Он даже пожаловаться не мог – Венди дала ему все, что он требовал по бракоразводному соглашению: квартиру, совместную опеку над детьми, средства и алименты на них. Она платила ему пятнадцать тысяч долларов в месяц после вычета налогов.
– Когда мы были женаты, я давала Шону все, что он хотел, но ему и этого было мало, – сказала Венди, и Нико подумала, что точно так же многие мужчины говорят о своих бывших женах.
Шон хотел чего-то неуловимого (возможно, самоуважения), эмоционального, но заполнить эмоциональную пустоту никто другой не поможет. Это должно прийти изнутри. Шон, видимо, сделал ту же ошибку, что и все те несчастные домохозяйки пятидесятых.
– Будь с Сеймуром полюбезнее, – полушутя заметила Венди, – не то он проделает с тобой нечто подобное.
Пятнадцать лет назад такой разговор, по мнению Нико, могли вести только мужчины. Но нет, подумала она, щупая галстук, Сеймур никогда так не поступит. Сеймур доволен. Он командный игрок. Он всегда пытался сделать их жизнь лучше, и Нико ценила его. И проявляла к нему щедрость. Когда в отношениях ты по большому счету играешь мужскую роль, приходится быть щедрой и осторожной. Партнер никогда не должен чувствовать, что платишь ты; и, в сущности, это твое шоу. Иными словами, следует вести себя соответственно требованиям женщин к идеальным мужчинам, крайне редко выполняемым.
К Нико тихо подошел продавец в темном костюме и галстуке.
– Чем могу служить?
Нико внезапно почувствовала себя, как мужчина в магазине женского белья.
– Я хотела бы купить мужу галстук.
Она должна чаще это делать – каждую неделю покупать Сеймуру какую-нибудь мелочь, он заслужил это.
– Какой-то определенный цвет? Или особый случай? – спросил продавец.
– Это для кинопремьеры…
– Значит, ваш муж в кинобизнесе?
– Нет, – ответила Нико. – Моя подруга… это ее премьера.
– Следовательно, вы гости.
– Да.
– Есть ли какой-то определенный цвет?..
– Не знаю.
«Зеленый, – подумала Нико. – Но нет, зеленый считается несчастливым цветом. Желтый? Никогда. У Сеймура желтый ассоциируется с Уолл-стрит восьмидесятых годов».
– Как насчет розового? – спросил продавец. – Розовый сейчас очень популярен у мужчин.
Сеймур в розовом галстуке? Нет, это уж слишком.
– Только не розовый, – решительно произнесла Нико.
– Серебристый, – предложил продавец. – Он прекрасно подходит для любого случая. Ставит завершающую точку в костюме. Идеален для особых случаев.
Нико кивнула:
– Пусть будет серебряный.
– Пройдемте сюда…
Она пошла за продавцом в глубь магазина. По обе стороны стояли примерочные платформы – своими трехстворчатыми зеркалами они напоминали поставленные вертикально гробы без днищ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114
– Тебе и раньше не в чем было винить себя, – заметила Виктория. – Я так рада за тебя.
Она встала, чтобы обнять Венди.
– Эй, это же всего лишь ребенок, – с деланным сарказмом произнесла та. – Еще один… Но на этот раз хотя бы настоящий ребенок, а не взрослый мужчина.
Посмотрев на Викторию и Венди, Нико чуть не расплакалась. «Мы все счастливы», – внезапно подумала она.
– И Виктория со своей шляпой, – весело сказала Нико. – Это восхитительно. Твоя шляпа уже сделала счастливыми двадцать тысяч женщин. Не говоря уже о двух девочках.
Виктория с благодарностью посмотрела на нее.
«Я становлюсь сентиментальной, – подумала Нико. – Вот что со мной происходит. Нужно немедленно прекратить это».
Выйдя после ленча на улицу, Нико решила пойти к Кирби и положить конец их связи. Она планировала заскочить к нему после премьерной вечеринки Венди, но, возможно, чем скорее с этим покончить, тем лучше. Их роман длится уже больше года. Как это случилось? Как и все в жизни, он превратился в рутину. Сначала страсть, возбуждение и трепет, что это сошло тебе с рук. Сейчас трепет отчасти остался – необходимость заметать следы, возможность иметь свою личную жизнь, о которой никто не знает. Вероятно, нечто подобное испытывают наркоманы. Только вот наркомана видно сразу, а тут люди постепенно начали догадываться о ее романе. Нико свернула на Пятьдесят седьмую улицу и поморщилась, вспомнив о заметке в «Пост». Она походила на огромный предупреждающий сигнальный флаг: кто-то что-то знает, но редакторы сочли, что информации недостаточно, чтобы назвать имена.
Небо казалось очень низким и тяжелым, и, быстро идя по Западной Пятьдесят седьмой улице, Нико подумала, что, если бы не холод, она не ощутила бы, что находится на улице. Ей всегда казалось, что этот город накрыт стеклянным колпаком и «находиться на улице» – лишь иллюзия. Все они, размышляла Нико, глядя на лица встречных прохожих, напоминают крохотных существ, заключенных в наполненные водой пресс-папье, в них вглядываются дети, завороженные тем, что происходит в этом крохотном мирке.
На углу Пятьдесят седьмой улицы и Пятой авеню Нико остановилась, собираясь перейти на другую сторону и проехать на такси по Мэдисон-авеню до дома Кирби, но внезапно вспомнила о галстуке для Сеймура. Муж не огорчится, если она забудет, но запомнит, как запоминал все сказанное другими, а потом ловил на слове.
– Люди должны отвечать за свои слова, – говорил он, – должны делать то, что обещали. Вообрази, во что превратится мир, если никто не будет чувствовать необходимости выполнять свои обещания, – воцарится анархия.
– Обещания бывают разной степени важности, – всегда пыталась втолковать ему Нико. – Приходится делать скидку на обстоятельства и важность.
– Важность – чепуха! – возражал он. – Важность – это вершина скользкого склона, ведущего в пропасть хаоса!
Она должна купить ему этот галстук, решила Нико.
Она пересекла Пятую авеню и словно переступила какую-то невидимую границу. Эта часть города, к востоку от Пятой авеню, была значительно приятнее, чем западная сторона. Архитекторы, что ли, много лет назад собрались и наколдовали – наша сторона будет лучше вашей? Толкнув вращающуюся дверь магазина мужской одежды «Бергдорф», Нико попала в объятия теплого, чуть ароматного воздуха. Пахло сосной, скоро Рождество. В этом году они поедут в Аспен и на Сен-Бартс; Сеймур будет кататься на лыжах и плавать, а она, видимо, – в основном работать.
Венди отправится в Индию со своим выводком и Селденом, оставив Шона в Нью-Йорке. Впрочем, нет, теперь, забеременев, она, наверное, не поедет. Шон, должно быть, страшно злится, но что он может сделать? Венди похожа на одного из тех преуспевающих мужчин, которые, разведясь, сразу же обретают новое счастье, тогда как женщина после этого варится в собственном соку дома. Нико пока не вполне была уверена в Селдене (поживем – увидим), но ей очень понравилось, что Венди так ловко обернула ситуацию против Шона. Он даже пожаловаться не мог – Венди дала ему все, что он требовал по бракоразводному соглашению: квартиру, совместную опеку над детьми, средства и алименты на них. Она платила ему пятнадцать тысяч долларов в месяц после вычета налогов.
– Когда мы были женаты, я давала Шону все, что он хотел, но ему и этого было мало, – сказала Венди, и Нико подумала, что точно так же многие мужчины говорят о своих бывших женах.
Шон хотел чего-то неуловимого (возможно, самоуважения), эмоционального, но заполнить эмоциональную пустоту никто другой не поможет. Это должно прийти изнутри. Шон, видимо, сделал ту же ошибку, что и все те несчастные домохозяйки пятидесятых.
– Будь с Сеймуром полюбезнее, – полушутя заметила Венди, – не то он проделает с тобой нечто подобное.
Пятнадцать лет назад такой разговор, по мнению Нико, могли вести только мужчины. Но нет, подумала она, щупая галстук, Сеймур никогда так не поступит. Сеймур доволен. Он командный игрок. Он всегда пытался сделать их жизнь лучше, и Нико ценила его. И проявляла к нему щедрость. Когда в отношениях ты по большому счету играешь мужскую роль, приходится быть щедрой и осторожной. Партнер никогда не должен чувствовать, что платишь ты; и, в сущности, это твое шоу. Иными словами, следует вести себя соответственно требованиям женщин к идеальным мужчинам, крайне редко выполняемым.
К Нико тихо подошел продавец в темном костюме и галстуке.
– Чем могу служить?
Нико внезапно почувствовала себя, как мужчина в магазине женского белья.
– Я хотела бы купить мужу галстук.
Она должна чаще это делать – каждую неделю покупать Сеймуру какую-нибудь мелочь, он заслужил это.
– Какой-то определенный цвет? Или особый случай? – спросил продавец.
– Это для кинопремьеры…
– Значит, ваш муж в кинобизнесе?
– Нет, – ответила Нико. – Моя подруга… это ее премьера.
– Следовательно, вы гости.
– Да.
– Есть ли какой-то определенный цвет?..
– Не знаю.
«Зеленый, – подумала Нико. – Но нет, зеленый считается несчастливым цветом. Желтый? Никогда. У Сеймура желтый ассоциируется с Уолл-стрит восьмидесятых годов».
– Как насчет розового? – спросил продавец. – Розовый сейчас очень популярен у мужчин.
Сеймур в розовом галстуке? Нет, это уж слишком.
– Только не розовый, – решительно произнесла Нико.
– Серебристый, – предложил продавец. – Он прекрасно подходит для любого случая. Ставит завершающую точку в костюме. Идеален для особых случаев.
Нико кивнула:
– Пусть будет серебряный.
– Пройдемте сюда…
Она пошла за продавцом в глубь магазина. По обе стороны стояли примерочные платформы – своими трехстворчатыми зеркалами они напоминали поставленные вертикально гробы без днищ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114