Проходит неделя. Венди по-прежнему не может понять причин неожиданного пробуждения Карен и абсолютно полного восстановления всех функций головного мозга. Венди прекрасно знает медицинскую статистику. Для всех остальных возвращение Карен — это приз, выигранный в лотерею: пожалуйста, ваш приз за дверью под номером 3, пара отличных снегоходов! Но для Венди Карен — это река, потекшая вспять, роза, распускающаяся исключительно в лунном свете, — нечто таинственное, сверхъестественное.
Венди думает и о том, сколько Карен и ее близким придется приложить усилий, чтобы добиться ее относительной физической реабилитации — способности более или менее самостоятельно выполнять привычные ежедневные движения. Хрупкие кости, атрофировавшиеся связки и мышцы. Зато лицо у нее практически сразу ожило, и улыбается она так же очаровательно, как раньше. И руки ее — уже не безвольно висящие плети, но, похожие на спички, они уже тянутся — медленно и неловко — к жевательной резинке или сжимают мягкую бутылку с водой. Все нужно проверять и взвешивать. Карен — это капсула времени, возрожденное создание другой эпохи, лотос, спавший в неприметном семечке десять тысяч лет и вдруг потянувшийся к свету, распустившийся, словно родившись только вчера.
Венди переживает по поводу того, что Карен загружают слишком большими объемами информации. Как врач, Венди может до некоторой степени ограничить этот процесс, но за всем не уследишь. Ричард один за другим приносит ей ежегодные Энциклопедические справочники, и они вместе отслеживают основные события и открытия прошедших лет. Они дошли уже до 1989 года: падение Берлинской стены, огромное лоскутное одеяло в память о жертвах СПИДа — Карен все это должно повергнуть в изумление. А дальше — настает черед крэка. За ним идут клонирование, жизнь на Марсе, застежки-липучки от Велкроу. Чарльз и Диана. Косметика МАК. Представить только — въехать во все это за короткое время.
Несколько часов Карен просидела с Пэм над журналами мод; Венди не могла нарадоваться, глядя на них, — совсем как в старые добрые времена. Ложка меда — хоть какие-то добрые вести.
— Знаешь, Карен, какая теперь еда стала? Что ты, просто чудо! Году в восемьдесят восьмом все как-то резко изменилось к лучшему, — говорит Пэм, и у Карен текут слюнки от желания попробовать все эти новшества: текс-мекс — техасско-мексиканскую кухню, луизианскую, тайскую, нувель, японскую, фьюжн, калифорнийскую… Суши, пицца-гурмэ, соевые хот-доги, фахитас, ароматизированные холодные чаи и — главное — обезжиренное все-все-все.
А где-то в глубине памяти у Венди ждет своего часа воспоминание о непонятных, синхронных героиновых кошмарах Пэм и Гамильтона. Сестра показала ей кассету со стереоснами и две идентичные ленты самописцев, регистрирующих токи мозговой деятельности. Теперь перед Венди встали одновременно две медицинские загадки. Она решает до поры до времени припрятать кассету. Пэм и Гамильтон даже не в курсе, что эта запись существует.
Сейчас важнее другое — чтобы Карен могла поскорее перебраться домой, подальше от общественного внимания.
Меган нравится ходить к маме в больницу и помогать ей разрабатывать руки, ноги, пальцы. Ей никогда еще не приходилось помогать кому-либо, и теперь она ощущает себя так, словно, открыв дверь собственной комнаты, обнаружила за порогом большой новый дом со множеством комнат, которые еще только предстоит осмотреть и обследовать.
Меган очень рада тому, что у Карен прекрасное чувство юмора, что хоть она физически и старше, но фактически — они примерно одного возраста.
— Меган, слушай, вот смотрю я телевизор и вижу, что все девушки, которых показывают, одеты как-то… ну…
— Как шлюхи?
— Это ты сказала, не я.
— Это Лоис так говорит, — хихикает Меган. — Лоис, она ведь из другой эпохи, когда женщине полагалось быть подстилкой. Мы теперь одеваемся так вызывающе, чтобы показать, что мы не боимся мужчин, что мы сильнее их. А у вас разве не так было?
Карен вспоминает свои подростковые годы.
— Да нет вроде. По-моему, мы считали себя равными парням, но чтобы казаться сильнее… нет, такого не было.
— Вот-вот, в этом-то вся и разница. Ничего, скоро ты у нас в спортзал пойдешь.
— Ой, боюсь, далеко мне еще до этого.
— Да брось, мама.
Меган нравится называть Карен мамой. Она произносит это слово с особым пылом, словно каждый раз легонько пиная Лоис.
А Карен и сама не нарадуется тому, что Меган — такая бунтарка, что она осмеливается перечить Лоис. У самой Карен никогда не хватало на это духу. А еще Меган обижена — на Ричарда, на родителей Карен, на весь мир. А Карен сердится на Ричарда за то, что тот не приложил достаточно усилий, чтобы помочь воспитать Меган. Придется теперь что-то нагонять, что-то переделывать. Карен злится и теряется, находит решение и снова заходит в тупик. Новый мир лежит перед нею, как открытый сундук с сокровищами, как стая птиц над Африкой, как тысяча телевизоров, одновременно показывающих каждый свое.
Венди думает о Карен. Как и следовало ожидать, она стала новостью номер один по всему миру. Медицинский курьез, статья в разделе «Сплетни и домыслы», приманка на обложке бульварной газеты. Правда, единственная фотография Карен, доставшаяся журналистам, — это ее снимок из выпускного альбома. Ни одной фотографии Карен в ее теперешнем состоянии журналистам сделать не удалось; ее портрет после выхода из комы стал своего рода золотым руном для аргонавтов желтой прессы. Были попытки подкупить родственников, Венди делали выгодные предложения французские фоторепортеры, Лайнусу — немцы. Вот ведь наглость какая! Карен и в добрые-то времена всячески избегала попадать в кадр, а снимать ее в таком виде, как сейчас, было бы просто издевательством.
Друзья и родственники хотят защитить Карен и ее чистоту от жесткости современной жизни, оградить ее от тех перемен, что произошли в мире за время, которое она провела в коме. Ее чистота — это своего рода образец, по которому можно измерять степень пресыщенности и испорченности мира. А он, этот мир, очень жесток. Он не терпит простодушия и свободного, ненапряженного состояния.
А еще мир жаждет видеть фотографии Меган — девочки, которая встретилась с мертвой матерью. Школьные друзья Меган не столь щепетильны, и десятки ее фотографий красуются в газетах и журналах. То она «Потерянное дитя», а то и вовсе «Родившаяся от покойницы».
Особенно усердствуют в желании заполучить эксклюзивное интервью с Карен некоторые американские агентства. Предлагают они за это дело немалые суммы, да и последующая известность позволит кое-что заработать.
— Может быть, попозже, Ричард, но не теперь.
Карен недоговаривает. Она не говорит Ричарду о том, что ждет новостей, готовых вот-вот обрушиться на нее, но пока лишь угадывающихся где-то у кромки горизонта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83