Но когда я что-то делаю, она всегда суетится, торчит у меня за спиной и поучает.
– Не надо ножом, морозилку испортишь.
– Не испорчу.
– Нет, испортишь.
– Нет, не испорчу. Я осторожно.
Лед я долбил быстрыми энергичными тычками, при каждом ударе ножом меня осыпала туча мелких осколков.
– Смотри, там подо льдом провода.
– Вижу.
– Ты их сейчас перережешь.
Мне удалось засадить нож под один из пластов льда. Используя проклятия как рычаг, я попытался сдвинуть его с места. Пласт кряхтел и поскрипывал, но не поддавался.
– Не перережу.
– Нож не погни. Это один из наших лучших ножей.
– Я тебе новый куплю.
– Он из набора.
– Тогда куплю новый чертов набор.
– Это особенный набор, его мне бабушка подарила.
– Может, тогда сама попробуешь? Сделаешь по-своему.
– Не злись.
Я был весь покрыт тающими льдинками. Мокрые руки обрели цвет сырого мяса. От долбежки болела кисть. Мне явно предстоял по меньшей мере еще час каторги.
– Я не злюсь!
Отвалилась первая глыба льда. Она грохнулась об линолеум и разлетелась на десять миллиардов мелких кусочков.
– И постарайся не устраивать бардак, – наставляла Урсула.
Мои пальцы стиснули рукоятку ножа.
– А не прогуляться ли тебе?
– Куда?
– До Италии. Как минимум до Италии.
– Кажется, начинать надо было сверху.
– Спасибо. Очень ценное замечание.
– Кстати, ты помнишь, что нам понадобится транспорт для перевозки вещей? Ты еще не договорился? Время поджимает.
– В данный момент я занят холодильником! Ты хочешь, чтобы я бросил разморозку и начал договариваться о транспорте?
– Нет, я просто напомнила. На случай, если ты забыл.
– Я не забыл.
– А жильцов нашел?
– С ними я разобрался.
– Вот как? Мне ты ничего не сказал.
– А что тут говорить?
– Я должна знать. Вечно ты так. Все втихаря норовишь провернуть.
– Потерпела бы немножко, и я бы сам все рассказал без наводящих вопросов.
– Ну и кто же наши жильцы?
– Да какие-то девушки.
– Откуда ты их знаешь?
– Они учатся у нас в университете.
– А почему девушки?
– Э-э… уродились они такими, видимо.
– Ты прекрасно понял, о чем я. Почему ты выбрал девушек?
– Ты о чем? Им требовалось жилье, тут подвернулся я, они вроде нормальные, что еще надо? Какая разница, девушки они или парни?
– Для тебя разница, очевидно, есть.
– Да ну?
– Тогда почему ты сказал «девушки»? Почему не сказал «учащиеся»?
– Ты бы немедленно спросила, какого они пола. Я постарался сразу дать тебе исчерпывающую информацию.
– Симпатичные?
На самом деле потрясающие – все три. Обычно Колин Роубон трудится три года не покладая рук, чтобы довести студенток-гуманитариев до конкурентоспособного состояния, но эти столь ярко выделялись на общем фоне, что Колину наверняка приходилось приглушать их обаяние. Кандидатки в жилички состояли сплошь из сияющих глаз и непокорных темных прядей. Они искрились как шампанское, загадочно улыбались, бретельки кокетливо соскальзывали с их плеч. От них можно было ожидать чего угодно.
– Я не особо присматривался.
– Значит, несимпатичные?
– Повторяю, я не присматривался.
– Ты? Ты не присматривался? Ха!
– Для меня главное – сдать дом.
– Так симпатичные или нет?
– Я не…
– Симпатичные?
Я тихо выдохнул и покачал головой, изображая удивление:
– Ну, нормальные, на мой взгляд. Средние.
– Ах ты, кобель! Стоит восемнадцатилетним англичанкам улыбнуться, и ты уже готов отдать им наш дом. С ума сойти!
– Им уже по двадцать, в общем-то.
– Отлично. Значит, уже можно переспать.
– Я не собираюсь с ними спать, они всего лишь снимают у нас дом. Господи. Если уж на то пошло, с какой радости они станут со мной спать?
– Ты – сотрудник университета, они – студентки, ты для них типа начальник.
– Я работаю в биб-ли-о-те-ке. На всей планете Земля я никому не начальник. Для твоего сведения, правильным ответом было бы: «Потому что ты, Пэл, остроумный и привлекательный мужчина, не лишенный сексуальной притягательности».
– Ты сейчас перережешь провод.
– Не перережу.
Я дошел до стадии, когда ножом (он страшно погнулся, за это мне еще влетит, но позже) выковыривать лед было уже небезопасно. В морозилке засела ледовая гвардия, отборные, самые настырные и злонравные части. Они занимали позиции за металлическими пластинами, притаились под змеевиками, взяв в заложники хрупкие электронные узлы. Их можно было одолеть только врукопашную. Сгибая и выворачивая пальцы под немыслимым углом, я залезал в щели и просветы, вытаскивая на свет божий, выдавливая, выцарапывая и выламывая камешки льда. На самые фанатичные очаги сопротивления – на каждый кусочек льда размером с виноградину – приходилось тратить по пять минут. Ледяная струйка сбегала по моей руке в подмышку, разгонялась, врезалась в резинку трусов и расползалась пятном почти правильной окружности.
– А про родительское собрание ты помнишь?
– Что?
– Сегодня родительское собрание. Я тебе напоминала на прошлой неделе. До начала осталось пятнадцать минут. Еще успеешь.
– Черт, что же ты раньше не сказала?
– Я говорила. На прошлой неделе.
– Значит, на прошлой неделе?
– Ну и сейчас еще раз сказала.
– Огромное спасибо. Вовремя, не поспоришь. Ты неподражаема.
Я зашвырнул нож в раковину и помотал головой, стряхивая с волос ледяные капли.
– Только не надо на меня валить, если не можешь толком организовать свое время.
Галопом я взлетел наверх, в спальню, а через две минуты уже скакал вниз. Урсула по-прежнему стояла, прислонившись к кухонной стойке, и сложив руки на груди. По ее позе легко было догадаться: моего возвращения она ждала не без злорадства.
– Где вся моя гребаная одежда? – Я чуть не плакал.
– Уложена, конечно. Или в чемодан – в отпуск взять, или в коробку – для переезда.
– Вся? Ты что, всю упаковала?
– Конечно, нет. А это что? – Урсула указала на футболку, зажатую в моем кулаке. Ничего другого я не смог найти.
– Не могу же я ехать на родительское собрание в футболке с надписью «Секс-инструктор»? Господи, ты на картинку только посмотри.
– Увы, подозреваю, что все твои вещи лежат на самом дне. Если бы ты сам складывал, то мог бы…
– Ты что, самоутверждаешься таким образом? Самоутверждаешься за мой счет?
– С холодильником закончишь, когда вернешься.
– Ты… ТЫ…
Эпитет, который я подыскивал, еще не придумали, потому я издал отчаянный рев и бросился к машине. Когда через полминуты я опять прибежал на кухню, Урсула стояла в той же позе.
– Куда ты дела чертовы ключи от машины?
Я бы промчался всю дорогу до школы на бешеной скорости, но, к счастью, светофоры на всех перекрестках переключались на красный. Это не только снижает скорость до разумных пределов, но и оказывает чрезвычайно целебное воздействие на психику. Впрочем, я не из податливых – за рулем я непрерывно кричал «ну, давай же!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
– Не надо ножом, морозилку испортишь.
– Не испорчу.
– Нет, испортишь.
– Нет, не испорчу. Я осторожно.
Лед я долбил быстрыми энергичными тычками, при каждом ударе ножом меня осыпала туча мелких осколков.
– Смотри, там подо льдом провода.
– Вижу.
– Ты их сейчас перережешь.
Мне удалось засадить нож под один из пластов льда. Используя проклятия как рычаг, я попытался сдвинуть его с места. Пласт кряхтел и поскрипывал, но не поддавался.
– Не перережу.
– Нож не погни. Это один из наших лучших ножей.
– Я тебе новый куплю.
– Он из набора.
– Тогда куплю новый чертов набор.
– Это особенный набор, его мне бабушка подарила.
– Может, тогда сама попробуешь? Сделаешь по-своему.
– Не злись.
Я был весь покрыт тающими льдинками. Мокрые руки обрели цвет сырого мяса. От долбежки болела кисть. Мне явно предстоял по меньшей мере еще час каторги.
– Я не злюсь!
Отвалилась первая глыба льда. Она грохнулась об линолеум и разлетелась на десять миллиардов мелких кусочков.
– И постарайся не устраивать бардак, – наставляла Урсула.
Мои пальцы стиснули рукоятку ножа.
– А не прогуляться ли тебе?
– Куда?
– До Италии. Как минимум до Италии.
– Кажется, начинать надо было сверху.
– Спасибо. Очень ценное замечание.
– Кстати, ты помнишь, что нам понадобится транспорт для перевозки вещей? Ты еще не договорился? Время поджимает.
– В данный момент я занят холодильником! Ты хочешь, чтобы я бросил разморозку и начал договариваться о транспорте?
– Нет, я просто напомнила. На случай, если ты забыл.
– Я не забыл.
– А жильцов нашел?
– С ними я разобрался.
– Вот как? Мне ты ничего не сказал.
– А что тут говорить?
– Я должна знать. Вечно ты так. Все втихаря норовишь провернуть.
– Потерпела бы немножко, и я бы сам все рассказал без наводящих вопросов.
– Ну и кто же наши жильцы?
– Да какие-то девушки.
– Откуда ты их знаешь?
– Они учатся у нас в университете.
– А почему девушки?
– Э-э… уродились они такими, видимо.
– Ты прекрасно понял, о чем я. Почему ты выбрал девушек?
– Ты о чем? Им требовалось жилье, тут подвернулся я, они вроде нормальные, что еще надо? Какая разница, девушки они или парни?
– Для тебя разница, очевидно, есть.
– Да ну?
– Тогда почему ты сказал «девушки»? Почему не сказал «учащиеся»?
– Ты бы немедленно спросила, какого они пола. Я постарался сразу дать тебе исчерпывающую информацию.
– Симпатичные?
На самом деле потрясающие – все три. Обычно Колин Роубон трудится три года не покладая рук, чтобы довести студенток-гуманитариев до конкурентоспособного состояния, но эти столь ярко выделялись на общем фоне, что Колину наверняка приходилось приглушать их обаяние. Кандидатки в жилички состояли сплошь из сияющих глаз и непокорных темных прядей. Они искрились как шампанское, загадочно улыбались, бретельки кокетливо соскальзывали с их плеч. От них можно было ожидать чего угодно.
– Я не особо присматривался.
– Значит, несимпатичные?
– Повторяю, я не присматривался.
– Ты? Ты не присматривался? Ха!
– Для меня главное – сдать дом.
– Так симпатичные или нет?
– Я не…
– Симпатичные?
Я тихо выдохнул и покачал головой, изображая удивление:
– Ну, нормальные, на мой взгляд. Средние.
– Ах ты, кобель! Стоит восемнадцатилетним англичанкам улыбнуться, и ты уже готов отдать им наш дом. С ума сойти!
– Им уже по двадцать, в общем-то.
– Отлично. Значит, уже можно переспать.
– Я не собираюсь с ними спать, они всего лишь снимают у нас дом. Господи. Если уж на то пошло, с какой радости они станут со мной спать?
– Ты – сотрудник университета, они – студентки, ты для них типа начальник.
– Я работаю в биб-ли-о-те-ке. На всей планете Земля я никому не начальник. Для твоего сведения, правильным ответом было бы: «Потому что ты, Пэл, остроумный и привлекательный мужчина, не лишенный сексуальной притягательности».
– Ты сейчас перережешь провод.
– Не перережу.
Я дошел до стадии, когда ножом (он страшно погнулся, за это мне еще влетит, но позже) выковыривать лед было уже небезопасно. В морозилке засела ледовая гвардия, отборные, самые настырные и злонравные части. Они занимали позиции за металлическими пластинами, притаились под змеевиками, взяв в заложники хрупкие электронные узлы. Их можно было одолеть только врукопашную. Сгибая и выворачивая пальцы под немыслимым углом, я залезал в щели и просветы, вытаскивая на свет божий, выдавливая, выцарапывая и выламывая камешки льда. На самые фанатичные очаги сопротивления – на каждый кусочек льда размером с виноградину – приходилось тратить по пять минут. Ледяная струйка сбегала по моей руке в подмышку, разгонялась, врезалась в резинку трусов и расползалась пятном почти правильной окружности.
– А про родительское собрание ты помнишь?
– Что?
– Сегодня родительское собрание. Я тебе напоминала на прошлой неделе. До начала осталось пятнадцать минут. Еще успеешь.
– Черт, что же ты раньше не сказала?
– Я говорила. На прошлой неделе.
– Значит, на прошлой неделе?
– Ну и сейчас еще раз сказала.
– Огромное спасибо. Вовремя, не поспоришь. Ты неподражаема.
Я зашвырнул нож в раковину и помотал головой, стряхивая с волос ледяные капли.
– Только не надо на меня валить, если не можешь толком организовать свое время.
Галопом я взлетел наверх, в спальню, а через две минуты уже скакал вниз. Урсула по-прежнему стояла, прислонившись к кухонной стойке, и сложив руки на груди. По ее позе легко было догадаться: моего возвращения она ждала не без злорадства.
– Где вся моя гребаная одежда? – Я чуть не плакал.
– Уложена, конечно. Или в чемодан – в отпуск взять, или в коробку – для переезда.
– Вся? Ты что, всю упаковала?
– Конечно, нет. А это что? – Урсула указала на футболку, зажатую в моем кулаке. Ничего другого я не смог найти.
– Не могу же я ехать на родительское собрание в футболке с надписью «Секс-инструктор»? Господи, ты на картинку только посмотри.
– Увы, подозреваю, что все твои вещи лежат на самом дне. Если бы ты сам складывал, то мог бы…
– Ты что, самоутверждаешься таким образом? Самоутверждаешься за мой счет?
– С холодильником закончишь, когда вернешься.
– Ты… ТЫ…
Эпитет, который я подыскивал, еще не придумали, потому я издал отчаянный рев и бросился к машине. Когда через полминуты я опять прибежал на кухню, Урсула стояла в той же позе.
– Куда ты дела чертовы ключи от машины?
Я бы промчался всю дорогу до школы на бешеной скорости, но, к счастью, светофоры на всех перекрестках переключались на красный. Это не только снижает скорость до разумных пределов, но и оказывает чрезвычайно целебное воздействие на психику. Впрочем, я не из податливых – за рулем я непрерывно кричал «ну, давай же!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79