– Но я действительно считаю, что семья имеет большое значение...
– Мы все считаем, что семья имеет большое значение, – резко обрываю я. – Только у одних из нас близких родственников оказывается больше, чем у других. Вот и вся разница.
– М-м, – мямлит Крессида, которая явно не изменила своего мнения, но в отличие от меня готова к примирению.
– А что касается секса, то, откровенно говоря, я не понимаю, почему, родив ребенка, я должна была превратиться во фригидную монашку. Не просветите меня в этом отношении? Видите ли, я не занимаюсь сексом на глазах собственной дочери. Я не прихожу к ней в комнату со словами: “Эй, детка, гляди, какого мама мужика себе урвала. Хочешь посмотреть, доченька?”
– Хм, вы правы.
– Рада, что мы это выяснили. Я иду спать. К своему ужасу, понимаю, что вот-вот заплачу.
– Нет, – говорит Фрэнк, кладя руки мне на шею и массируя плечи. – Останься.
Но его забывчивость меня сейчас тоже раздражает. Вот поэтому я и не могу поговорить с ним в открытую. Мне он очень нравится, мы славно провели вечер, но вот упомянули безотцовщину, а он и глазом не моргнул, да еще шуточки отпускал. По-моему, у него проблемы с моралью. Да, с нравственными ценностями. Извините за громкие слова, но этот человек бросил свою собственную дочь. И у него хватает наглости шутить по поводу моей одержимости сексом!
– Пожалуйста, не уходи, – просит Руперт. – Выпей чего-нибудь. Вот, возьми мой бокал, – и протягивает мне бокал с кальвадосом.
– Пожалуйста, – вторит ему Крессида.
– Хорошо. – Я поворачиваюсь к Крессиде: – И прошу прощения. Я слишком бурно реагирую на подобные разговоры.
– Все нормально. С моей стороны было неосмотрительно поднимать эту тему. Я слишком много выпила.
– Нет. Просто не люблю, когда люди начинают воспитывать меня, говорить, будто у меня странный подход к воспитанию дочери, что я богема.
Фрэнк сует мне мятый носовой платок, и я сморкаюсь.
– Ну, формально, ты действительно из богемы, – вежливо вставляет Руперт, за что получает по голове мастерски запущенной подушкой.
– У Хани в жизни есть мужчина! – объявляю я, указывая на Фрэнка. – Так что ей не грозит вырасти лесбиянкой, до смерти боящейся мужчин. И у нее есть крестный отец – Руперт. И у нее есть я, а я люблю ее больше всех на свете. У нее прекрасная няня. Друзья. Отец обожает ее, посылает ей подарки, факсы, звонит по телефону. Он видится с ней при каждой возможности. К сожалению, сейчас он живет на другом конце земли. Но я совершенно спокойна за ее будущее. А теперь давайте сменим тему.
Некоторое время мы сидим в тишине.
– Как насчет фильма? – шепчет Фрэнк.
– А который час?
– Почти два.
– Давай посмотрим в другой раз. Я бы хотела завтра поспать подольше, но Хани все равно встанет рано. А завтра выходной, и я не пригласила Мэри.
– Ладно, ты, наверное, права.
– Я иду наверх принимать ванну, – говорю я и встаю. На ногах я держусь не слишком уверенно – не надо было залпом пить бренди Руперта.
– А я иду спать, – сообщает Фрэнк.
– А ты как? – спрашиваю я Руперта. – Не устал? Уже два часа ночи.
– Да нет, не очень, – отвечает Руперт, косясь на Крессиду, которая изучает пол.
– Крессида, ты тоже можешь остаться, – улыбаюсь я ей, направляясь к двери. – Спокойной ночи.
Пусть сами разбираются. Хотя она не похожа на девушку, которая даст на первом же свидании. Да что там, я же ничего в этом не понимаю, – может, она очень даже похотливая самка.
Быстренько принимаю ванну и засыпаю, как только моя голова касается подушки. Последняя пьяная мысль перед погружением в глубокий сон: “Интересно, а как будет выглядеть Фрэнк, если его перекрасить в шатена?”
12
– Я принесу тебе сок, – шепчет Фрэнк, словно возникнув из моего сна.
Глаза слепит свет. У меня жуткая пульсирующая мигрень, голову словно схватила чья-то огромная рука и сжимает, сжимает, сжимает...
– О-о-о, – стону я, отчаянно пытаясь вспомнить, что было вчера вечером. А вспоминаю я всегда туго – сплю очень крепко, будто в кому впадаю, с похмелья же соображаю еще хуже. – А ты что делаешь в моей постели?
– Стелла, я не в твоей постели, а в твоей спальне, - улыбается Фрэнк.
– А. – Я приподнимаюсь на подушке.
– Мне видно твою грудь, – радостно сообщает Фрэнк. – Ты замерзла?
– Эй... не смотреть! – Я натягиваю одеяло и подтыкаю его со всех сторон. – Который час? Где Хани? И почему ты здесь и строишь мне глазки? Перестань смотреть, я сказала. Ты пожираешь меня глазами, как... как похотливый самец.
Фрэнк смеется, прикрывает глаза ладонью и протягивает мне стакан.
– Твой папа оставил записку. Хани проснулась вчера в девять вечера и, видимо, потом долго не могла уснуть, потому что спит до сих пор. Он пошел по магазинам, в записке спрашивает, не хотим ли мы встретиться с ним в шесть в баре “Рида”. Руперта и Крессиды нигде не видно, и дверь в его комнату закрыта. Сейчас полдесятого. Прости, что расстроили тебя вечером. Но ты им тоже спуску не дала, – улыбается он. – И если ты себя чувствуешь примерно так же, как я, то, думаю, стаканчик сока тебе не помешает. А еще на кухне есть свежий чай. В памяти всплывают события вчерашнего вечера. Кажется, я нахамила Крессиде... или она нахамила мне? Перематываем дальше: Фрэнк, коктейли с личи, карри...
– Ах да, на автоответчике сообщение от Доминика, – говорит Фрэнк. – Спрашивает разрешения прийти на ланч. Он в Сардесон.
– Боже, – хриплю я, – как мне плохо. Будь добр, позвони ему и скажи, пусть приходит. Я спущусь через пару минут. Дома еда какая-нибудь есть? Душевное тебе спасибо за сок. Думаешь, с Хани все в порядке?
– Наверное. Просто она впервые так поздно заснула. Сходить проверить?
– Нет-нет. Пусть спит. А теперь выйди, пожалуйста, я хочу встать.
Он поворачивается и направляется к двери.
– Ах да, Фрэнки?
– М-м?
– Мне вчера тоже было очень весело. А теперь иди, мне надо одеться.
Фрэнк подмигивает и вежливо закрывает за собой дверь.
За ланчем собралась вся наша большая семья, которой я вчера вечером пугала Крессиду.
Папы, правда, нет – он у своего портного. Но зато здесь Руперт, с ним скромная, молчаливая Крессида, Доминик со своей супругой Кейко (она ужасно высокая, особенно для японки), я, Фрэнк и Хани, которая, проснувшись только в десять, приветствовала своего отца без обычного восторга и весь день не слезала с коленей Фрэнка. (Я вижу, что Доминик это заметил и ему не понравилось.) Хани в восторге от куклы, которую ей подарила Кейко, и она очень приветлива с Домиником, просто с Фрэнком она еще приветливее.
Несмотря на грандиозное похмелье, мы с Фрэнком сходили в магазин, нафаршировали и запекли двух куриц и целый грузовик тыквы. Фрэнк героически взял на себя чистку тыквы, нарезку пастернака, а я приготовила стручки фасоли. Мы накрыли стол в кухне и рухнули без сил в полдвенадцатого, размышляя, не опохмелиться ли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
– Мы все считаем, что семья имеет большое значение, – резко обрываю я. – Только у одних из нас близких родственников оказывается больше, чем у других. Вот и вся разница.
– М-м, – мямлит Крессида, которая явно не изменила своего мнения, но в отличие от меня готова к примирению.
– А что касается секса, то, откровенно говоря, я не понимаю, почему, родив ребенка, я должна была превратиться во фригидную монашку. Не просветите меня в этом отношении? Видите ли, я не занимаюсь сексом на глазах собственной дочери. Я не прихожу к ней в комнату со словами: “Эй, детка, гляди, какого мама мужика себе урвала. Хочешь посмотреть, доченька?”
– Хм, вы правы.
– Рада, что мы это выяснили. Я иду спать. К своему ужасу, понимаю, что вот-вот заплачу.
– Нет, – говорит Фрэнк, кладя руки мне на шею и массируя плечи. – Останься.
Но его забывчивость меня сейчас тоже раздражает. Вот поэтому я и не могу поговорить с ним в открытую. Мне он очень нравится, мы славно провели вечер, но вот упомянули безотцовщину, а он и глазом не моргнул, да еще шуточки отпускал. По-моему, у него проблемы с моралью. Да, с нравственными ценностями. Извините за громкие слова, но этот человек бросил свою собственную дочь. И у него хватает наглости шутить по поводу моей одержимости сексом!
– Пожалуйста, не уходи, – просит Руперт. – Выпей чего-нибудь. Вот, возьми мой бокал, – и протягивает мне бокал с кальвадосом.
– Пожалуйста, – вторит ему Крессида.
– Хорошо. – Я поворачиваюсь к Крессиде: – И прошу прощения. Я слишком бурно реагирую на подобные разговоры.
– Все нормально. С моей стороны было неосмотрительно поднимать эту тему. Я слишком много выпила.
– Нет. Просто не люблю, когда люди начинают воспитывать меня, говорить, будто у меня странный подход к воспитанию дочери, что я богема.
Фрэнк сует мне мятый носовой платок, и я сморкаюсь.
– Ну, формально, ты действительно из богемы, – вежливо вставляет Руперт, за что получает по голове мастерски запущенной подушкой.
– У Хани в жизни есть мужчина! – объявляю я, указывая на Фрэнка. – Так что ей не грозит вырасти лесбиянкой, до смерти боящейся мужчин. И у нее есть крестный отец – Руперт. И у нее есть я, а я люблю ее больше всех на свете. У нее прекрасная няня. Друзья. Отец обожает ее, посылает ей подарки, факсы, звонит по телефону. Он видится с ней при каждой возможности. К сожалению, сейчас он живет на другом конце земли. Но я совершенно спокойна за ее будущее. А теперь давайте сменим тему.
Некоторое время мы сидим в тишине.
– Как насчет фильма? – шепчет Фрэнк.
– А который час?
– Почти два.
– Давай посмотрим в другой раз. Я бы хотела завтра поспать подольше, но Хани все равно встанет рано. А завтра выходной, и я не пригласила Мэри.
– Ладно, ты, наверное, права.
– Я иду наверх принимать ванну, – говорю я и встаю. На ногах я держусь не слишком уверенно – не надо было залпом пить бренди Руперта.
– А я иду спать, – сообщает Фрэнк.
– А ты как? – спрашиваю я Руперта. – Не устал? Уже два часа ночи.
– Да нет, не очень, – отвечает Руперт, косясь на Крессиду, которая изучает пол.
– Крессида, ты тоже можешь остаться, – улыбаюсь я ей, направляясь к двери. – Спокойной ночи.
Пусть сами разбираются. Хотя она не похожа на девушку, которая даст на первом же свидании. Да что там, я же ничего в этом не понимаю, – может, она очень даже похотливая самка.
Быстренько принимаю ванну и засыпаю, как только моя голова касается подушки. Последняя пьяная мысль перед погружением в глубокий сон: “Интересно, а как будет выглядеть Фрэнк, если его перекрасить в шатена?”
12
– Я принесу тебе сок, – шепчет Фрэнк, словно возникнув из моего сна.
Глаза слепит свет. У меня жуткая пульсирующая мигрень, голову словно схватила чья-то огромная рука и сжимает, сжимает, сжимает...
– О-о-о, – стону я, отчаянно пытаясь вспомнить, что было вчера вечером. А вспоминаю я всегда туго – сплю очень крепко, будто в кому впадаю, с похмелья же соображаю еще хуже. – А ты что делаешь в моей постели?
– Стелла, я не в твоей постели, а в твоей спальне, - улыбается Фрэнк.
– А. – Я приподнимаюсь на подушке.
– Мне видно твою грудь, – радостно сообщает Фрэнк. – Ты замерзла?
– Эй... не смотреть! – Я натягиваю одеяло и подтыкаю его со всех сторон. – Который час? Где Хани? И почему ты здесь и строишь мне глазки? Перестань смотреть, я сказала. Ты пожираешь меня глазами, как... как похотливый самец.
Фрэнк смеется, прикрывает глаза ладонью и протягивает мне стакан.
– Твой папа оставил записку. Хани проснулась вчера в девять вечера и, видимо, потом долго не могла уснуть, потому что спит до сих пор. Он пошел по магазинам, в записке спрашивает, не хотим ли мы встретиться с ним в шесть в баре “Рида”. Руперта и Крессиды нигде не видно, и дверь в его комнату закрыта. Сейчас полдесятого. Прости, что расстроили тебя вечером. Но ты им тоже спуску не дала, – улыбается он. – И если ты себя чувствуешь примерно так же, как я, то, думаю, стаканчик сока тебе не помешает. А еще на кухне есть свежий чай. В памяти всплывают события вчерашнего вечера. Кажется, я нахамила Крессиде... или она нахамила мне? Перематываем дальше: Фрэнк, коктейли с личи, карри...
– Ах да, на автоответчике сообщение от Доминика, – говорит Фрэнк. – Спрашивает разрешения прийти на ланч. Он в Сардесон.
– Боже, – хриплю я, – как мне плохо. Будь добр, позвони ему и скажи, пусть приходит. Я спущусь через пару минут. Дома еда какая-нибудь есть? Душевное тебе спасибо за сок. Думаешь, с Хани все в порядке?
– Наверное. Просто она впервые так поздно заснула. Сходить проверить?
– Нет-нет. Пусть спит. А теперь выйди, пожалуйста, я хочу встать.
Он поворачивается и направляется к двери.
– Ах да, Фрэнки?
– М-м?
– Мне вчера тоже было очень весело. А теперь иди, мне надо одеться.
Фрэнк подмигивает и вежливо закрывает за собой дверь.
За ланчем собралась вся наша большая семья, которой я вчера вечером пугала Крессиду.
Папы, правда, нет – он у своего портного. Но зато здесь Руперт, с ним скромная, молчаливая Крессида, Доминик со своей супругой Кейко (она ужасно высокая, особенно для японки), я, Фрэнк и Хани, которая, проснувшись только в десять, приветствовала своего отца без обычного восторга и весь день не слезала с коленей Фрэнка. (Я вижу, что Доминик это заметил и ему не понравилось.) Хани в восторге от куклы, которую ей подарила Кейко, и она очень приветлива с Домиником, просто с Фрэнком она еще приветливее.
Несмотря на грандиозное похмелье, мы с Фрэнком сходили в магазин, нафаршировали и запекли двух куриц и целый грузовик тыквы. Фрэнк героически взял на себя чистку тыквы, нарезку пастернака, а я приготовила стручки фасоли. Мы накрыли стол в кухне и рухнули без сил в полдвенадцатого, размышляя, не опохмелиться ли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57