а он такой, может и не поднять, ему мать сказала, чтобы все учил, на хрена столько учишь, Касальс? «так время быстрей идет», тебе не нравится в школе? «нет, а тебя зато от экзаменов не освободят и оставят еще на месяц», в ноябре он уже будет плевать дома в потолок, отец его вкалывать не погонит, а ботинки я фиг почищу, и чего братец, сукин сын, раско-мандовался? нанялся я, что ли, ишачить на него в магазине? а отец говорил: «ступай, Яшенька, иди на реку порыбачь, окунек хороший попадется — неси домой, а бычков не надо, от них, Яшенька, мало проку, ступай, сынок, только голову прикрой, а то солнце печет». Будь отец жив, я бы ему написал, Касальс матери по письму в день строчит, написал бы ему, что в этой дыре всего одна лавка, Касальс, ты про что два листа каждый день сочиняешь? а мне мать пишет: «Дорогой Яковито! у нас все в порядке и работы, к счастью, много, ты понадобишься брату в магазине, зима выдалась удачная, твой папа остался бы доволен, будь он жив, но я хожу грустная. Если и летом пойдет, как зимой, мы сможем оплатить расходы по наследству», а я в такую жару за прилавком и выучить ничего не успел, а Касальс уже отзанимался, опустил башку и строчит свое письмецо, между самоподготовкой и ужином целый лист накатал и после ужина в одной руке апельсин от десерта посасывает, а другой что делает? в штанах ковыряется? кхе-кхе, бойкий малыш, второй лист дописывает и ставит подпись с завитушкой, перед звонком на последнюю самоподготовку, кхе-кхе, а чего ты в понедельник два часа сидишь в сортире после отбоя? еще одну страницу шпарит! во дает, чертов шпендик, каждый понедельник пишешь зазнобе? «не твое дело», эй, полегче, малышка-то у нас скрытная… хлоп! парагваец Ваггер вырвал у него из рук листок на выходе из сортира, парагвашка, ты чего там делал в одиночку? ну-ну, ясно, его кровать рядом с надзирателем, заскрипит — сразу слышно вот грязный индейчик и гоняет в сортир босиком по холодному полу, и только он наладился, как слышит — воду спустили, и выходит Касальс с карандашом и бумагой, целых три листа исписано: «Дорогая мамочка!» — кхе-кхе! — «вот и еще одна неделя прошла а значит, неделей меньше до нашей встречи теперь недолго ждать, мамочка; неделя до конца сентября, а потом октябрь и ноябрь, окажись я среди неуспевающих, я бы не выдержал: лишний месяц в школе готовиться к экзаменам. Кормят по-прежнему средне но я ем все, чтобы не заболеть», читал парагваец — а мне-то не спалось, и я пошел глянуть, какого рожна они там делают, и на второй странице: «…вчера было воскресенье и мы встречались с Эктором на вокзале Онсе, он, как всегда, опоздал, и его отец сразу повез нас на машине обедать. Дядя был очень недоволен Эктором, они не разговаривают, потому что Эктор почти не готовится к поступлению в военно-морское училище…» — вот стукач, падла! — «…В пансионе давали равиоли, а потом тушеное мясо, такое вкусное…» — здоров жрать зараза! — «а после обеда Эктор собрался спать, потому что поздно лег в субботу, и мы условились, что он поспит двадцать минут, а в половине третьего мы поедем автобусом в кино, на дневной сеанс „Завороженного“, детективной ленты о любви. Я его очень торопил, но к началу мы не успели, и я пропустил название, жаль, не посмотрел, какие там были буквы, как на афише снаружи? такие все будто треснувшие…» — треснуть бы тебе по морде! — «…В кино сидело несколько девочек и ребят из четвертого и пятого, а из первоклассников я один, они ведь не понимают взрослых фильмов…», и тут коротышка Касальс вылетел вон, схлопотав пинка от обиженного парагвайца, а я потянулся за третьим листком, но скотина парагваец оказался шустрее и уже собирался подтереться бумажкой, но передумал, а ну, для кого третий листок? кхе-кхе, башковитый малыш, «…Сегодня мне предстоит рассказать тебе очень трудный фильм, и надо бы написать о нем не одну страницу, а три или четыре, потому что в „Завороженном“ обвиняемый теряет рассудок и не знает, виновен он или не виновен, и я даже не совсем понял: то ли он бежит потому, что считает себя виновным, то ли это он от страха, что его поймают и приговорят к тюрьме, ведь если его схватят, то непременно приговорят, и если бы не девушка, которая, спрятав его, все выясняет, они-то думают, что он убийца, и гонятся за ним, а на него находит какое-то затмение, и он не может вспомнить, что было в момент преступления, вот он и считает себя виновным и сразу убегает, прежде чем кто-то за ним погонится, он же знает, что он убийца, или думает, что похож на убийцу…», да пошел ты со своим убийцей! тут парагваец отстрелялся, слушай, парагваец, расскажи про Кармелу, ну про ту маленькую шлюшку, скотина парагваец, в прошлом году он еще был сосунком, а уже подкатывался к этой малышке, которая недавно приехала из Италии, надо же — иностранка, а гуляет в Чако напропалую, бойкие у них там девки. Не то что здешние, пусть только Лаурита мне попадется, сотру в порошок, зараза, погуляешь еще с пятиклассниками, тварь, да и все эти из первого, и толстая Бартолли, балда, и пигалица Марини, все с первых парт, а Касальс во главе, на кой тебе первая парта, Касальс? все равно эти сучки любят пятиклассников, сосунка Коломбо они тоже в упор не видят, самые смачные лимоны у Марини, а Лаурита чего пыжится, ведь сама еврейка, и Уса-тик все пожирает ее глазами, «Ребята, сегодня мы поговорим о финикийцах…», а попа у Лауры совсем даже не финикийская, и чего он на нее зырит? Усатик, вставь лучше недостающие зубы, а то слюни растеряешь ЛУ вот, начинается: «Уманский, это что за выходки, приятель, такие жесты при девушках недопустимы, это не по-мужски, это ребячество», сволочь, и отсылает к господину директору интерната, а тот лишает меня на месяц выхода в город, все бы ему командовать -иуда, отец наш духовный: «Мальчики! сейчас я говорю с вами как отец» (дурозвон, а не отец), «не директор интерната перед вами а человек, испытывающий к вам совершенно иные чувства, дети мои, с вами говорит ваш отец, мальчики», какой я тебе сын, офонарел, что ли, ты на своего сынка погляди — первый в округе обалдуй, девятилетка соплей перешибешь, весь зеленый от курева и руку небось из штанов не вынимает, а если он малыша не гоняет, то потому только что руки заняты: в одной сигарета, а в другой Фотки с голыми бабами, которые он спер у парагвайца, ты ему нотации читай, сынку своему, ему читай: «Я хочу поговорить с вами о сексе, но не о сексе в понимании этого общества, развращенного гнусными рекламными афишами… Секс — это любовь!», а жена, усатая оглобля, станешь ее целовать и заклинишься, придется пожарных вызывать, чтоб отдирали, «рукоблудие — порок а от всякого порока можно постепенно избавиться, невозможно вырвать зло с корнем, наши жалкие силы не позволяют вырвать с корнем сосну но если срезать один росток сегодня другой завтра, перетерпеть одну ночь, вторую отсекая по очереди мелкие ветки, сокращать вредную привычку до двух раз в неделю, затем до одного, уже падают крупные ветви и вот остается лишь ствол:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70