Курти Вюнзе с Гундулой уложили на диване в гостиной: он был раздвижной, так что на нем худо-бедно могли поместиться двое.
Дедуля и Кессель разместились в комнате Зайчика, бывшем кесселевском кабинете: дедуля – в Зайчикиной кровати (он был такого маленького роста, что уместился бы. наверное, и в колыбели), Кессель – на раскладушке.
– Иначе не получается: бабуля и дедуля спят в разных комнатах. Бабуля уже много лет не может спать с ним вместе. Кроме того, куда бы я тогда положила Зайчика?
– К Курти и Гундуле, – предложил Кессель.
– Ну что ты говоришь! Ты хоть немного подумал?
– Но, может быть, они не будут заниматься этим сегодня? Не обязательно же…
– Не в этом дело. Зайчик уже совсем взрослая девушка. Ты только посмотри на ее грудь! – Рената вздохнула. – Она так выросла…
– И что же, если она у нее так выросла…
– …Она не может спать в одной комнате с мужчиной. Тыже сам говорил, что брал себе и дочери отдельный номер, когда вы ездили в Байрейт.
– Зайчика можно положить к бабуле, а мы бы с тобой пошли в комнату Зайчика…
– А дедулю куда?
– К Курти и…
– И Гундула будет раздеваться в присутствии дедули?
– Она может раздеться в ванной, – предложил Кессель, – и выйти уже в ночной рубашке.
– Гундула спит нагишом, чтобы ты знал. Курти предупредил меня об этом. Нет, я все сделала правильно, это единственный возможный вариант. Ладно, давай спать. Завтра у нас и так тяжелый день.
– Это почему? Еще кто-нибудь приедет?
Рената тяжело вздохнула.
– Потому что мы должны сказать бабуле.
– Что же вы собираетесь ей сказать?
– Что Зайчик беременна.
Пошатываясь, Кессель дошел до ванной, заперся там и расхохотался. Позже, рассказывая всю эту историю Вермуту Грефу, он и сам не мог объяснить, что его так рассмешило. Он был уверен, что судьба Зайчика не трогает его ни с какой стороны, будь та хоть трижды беременна. И все-таки он готов был лопнуть от смеха. Ему казалось, что где-то внутри у него сидит гном, которого почему-то трогает судьба Зайчика, и этому гному сделалось так смешно, что вслед за ним волей-неволей расхохотался и Кессель. Он сидел на крышке унитаза и хохотал, не зная, как остановиться, минут пятнадцать. Наконец ему пришло в голову посмотреть на себя в зеркало, и собственная смеющаяся физиономия показалась ему настолько не смешной, что он перестал смеяться.
В дверь постучала Рената.
Кессель впустил ее.
– Тебе лучше? – спросила Рената. – Когда я узнала, мне тоже сделалось плохо. У тебя уже все прошло, да?
– Да, – солгал Кессель.
Рената прижалась к Кесселю. Очевидно, это была награда за его любовь к Зайчику: раз ему стало плохо, значит, он волновался за ее судьбу. Вероятно, она сказала себе: вот и он наконец полюбил Зайчика. Какой он все-таки милый!
– Завтра… Завтра вечером они, наверное, уже уедут – мне так кажется. Конечно, уедут…
Рената стояла спиной к двери. Жаба распахнула дверь ванной – пинком, по своему обыкновению, – и ручка двери впилась Ренате в спину, в самое чувствительное место. Рената замахнулась – чисто рефлекторно – и…
Зайчик подалась назад, но не больше чем на сантиметр; это было не отступление, а только намек на отступление. Прикрыв лицо рукой, она приоткрыла рот, вытянув верхнюю губу, и взглянула на Ренату своими желтушными глазами, будто напоминая: я так переживаю!
Рената опустила руку и молча вышла.
В кухне, слава Богу, никто не спал. Кессель встал в половине девятого и пошел на кухню варить кофе.
Через некоторое время появилась Рената.
– Ты что шумишь?! – осведомилась она громким шепотом.
– Я знаю, зачем бабуле ушные затычки, – сообщил Кессель.
– Как зачем, ведь у нее сон такой чуткий.
– Ничего подобного. Я полагаю, тебе не приходилось спать в одной комнате с дедулей Вюнзе? Вот видишь. А я проспал с ним целую ночь. Никогда бы не подумал, что такой маленький человек может храпеть так громко.
– Она не из-за этого затыкает уши. Все-таки они спят в разных комнатах.
– Такой храп можно услышать через целые анфилады комнат.
– Тебе всего одну ночь пришлось проспать с ним вместе, а ты уже злишься.
– Так кто же скажет обо всем бабуле?
Рената нахмурилась:
– Тебе обязательно нужно испортить всем воскресное утро?
– Но, по-моему, все собрались только ради этого?
– Для бабули это будет ударом.
– Потому что ей не хочется быть прабабушкой?
– Как только я представлю себе… Мне уже делается плохо. Как тогда, когда я… – она не договорила.
– Когда ты – что?
– Ничего.
– Нет уж, договаривай… Когда ты была беременна?
– Да, – сказала Рената. – Когда я сказала ей, что у нас с Курти будет ребенок – не Зайчик, а первый…
– Это что же, у вас кроме Зайчика есть еще ребенок?
– В том-то и дело, что нет.
– Ах, вот оно что…
– Да! Именно потому, что для бабули это оказалось ударом. Ты даже представить себе не можешь, что с ней было.
– Она не желала быть бабушкой.
– Ну, впрямую она этого, конечно, не говорила. Зато наговорила много чего другого. И что Курти надо сначала защититься, и… Словом, много чего.
– И ты сделала аборт? Ради бабули Вюнзе?
Рената жалобно моргнула.
– К тому же это тогда вообще было запрещено. Я имею в виду аборты. Это было очень сложно.
– И все из-за бабули!
– Она тогда еще не была бабулей. Но во второй раз, когда я была беременна Зайчиком…
Кесселю невольно подумалось: вот тогда как раз лучше было бы… Нет, остановил он себя, нельзя думать такие вещи. Даже о Жабе.
– …Я им ничего не сказала. Я сказала только потом, когда… Когда уже нельзя было ничего сделать. Бабуля чуть не умерла. Курти, кстати, тоже. Но я очень хотела ребенка, – Рената задумалась – Хотя именно из-за этого я… Курти тогда повел себя так, что это стало началом нашего разрыва.
– Так кто же скажет бабуле сегодня? Что она станет прабабушкой?
– Боже мой, боже мой! – вздохнула Рената.
– А все-таки?
– Кажется, они просыпаются, – сказала Рената и вышла.
Первым к завтраку явился дедуля Вюнзе. Через какое-то время поднялись Курти и Гундула. Это было неплохо, потому что все вместе в кухне все равно бы не поместились.
Потом появилась Жаба. Высокомерно отвергнув «Несквик», она потребовала кефира с клубничным джемом. Кефир ей дали, а джем нашелся только малиновый. Жаба осталась крайне недовольна матерью и не скрывала этого.
В свою очередь раздраженная Рената хотела было шмякнуть джем перед ее носом, но та снова подняла руку: я так переживаю! И Рената покорилась.
– Курти и я, – сообщила Рената Кесселю, пока остальные были заняты едой, – решили поговорить с бабулей вечером, чтобы не портить никому настроение. Гундула тоже считает, что так будет лучше.
– Я думал, что к вечеру они уже уедут, – удивился Кессель.
– Я тоже так думала, – ответила Рената, – но, как видишь…
После завтрака пошли будить бабулю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128