Бруно, правда, честно пытался вести за собой барона, а под конец даже тащил его на себе – что для Бруно с его огромной силой было несложно, потому что барон при всей своей долговязости был худ, как щепка, – однако барон все-таки потерял его. Произошло это в забегаловке под названием «Хрустальный грот». «Бруно пьет так, – признался Гюльденберг, – что угнаться за ним не в состоянии даже коренной прибалт моего года разлива, а это, смею вас уверить, разлив далеко не худший». В этом самом «Хрустальном гроте», рассказывал барон, Бруно усадил его на скамейку, и он, видимо, задремал, а когда очнулся, Бруно там уже не было. Причем, скорее всего, Бруно даже не нарочно бросил барона, а просто забыл его там. Был час ночи. Уже одно то, что Бруно вообще помнил о бароне так долго, было с его стороны подвигом.
После этого искать Бруно, конечно, не имело смысла.
– Когда шеф успокоится, я скажу ему: в следующий раз попробуйте сами угнаться за Бруно.
Хуже всех, однако, пришлось Луитпольду. Он бегал по кабакам, разыскивая Бруно. Курцман пригрозил, что уволит Луитпольда. если тот не найдет Бруно до десяти, и старый служака принял это всерьез.
В десять минут одиннадцатого Бруно и Луитпольд предстали пред начальнические очи. Ругаться уже не было времени. Бруно принялся упаковывать в спецчемодан рацию. Он находился в некоем трансе, то есть в своем обычном утреннем состоянии. Без двадцати пяти одиннадцать Бруно и Луитпольд сволокли тяжелый чемодан во двор, к машине. Везти Бруно на вокзал должен был Кессель.
– Поезжайте-ка с ними и вы, – велел Курцман Гюльденбергу, – надеюсь, вы сумеете хотя бы затолкать его в поезд.
Когда чемодан был наконец уложен в багажник, а Кессель, Гюльденберг и Луитпольд уже сидели в машине, Бруно вдруг замер, едва занеся ногу на подножку. Судя по его лицу, он напряженно прислушивался к процессам, происходившим внутри его огромного организма.
– Только этого нам и не хватало, – простонал Гюльденберг.
Но тут уж ничего нельзя было поделать. Бруно снова отправился наверх, но в этот раз он по крайней мере постарался не задерживаться. Без пятнадцати одиннадцать он наконец прочно и окончательно уселся в машину, так что рессоры отчаянно заскрипели под его весом. Гюльденберг еще захлопывал дверцу, перегнувшись через Бруно, а Кессель уже выруливал на дорогу.
Кессель дважды проехал на желтый свет и один раз на красный, на перекрестке. На Стахусе он свернул налево там, где не было левого поворота. Засвистел полицейский.
– Не обращайте внимания, – сказал Гюльденберг, – у нас номер фальшивый.
У вокзала Кессель остановил машину прямо под знаком «Стоянка запрещена». Было десять пятьдесят восемь. Кессель и Гюльденберг выволокли из машины чемодан, а Луитпольд – Бруно. Они бегом понеслись к поезду, в котором уже закрывали двери.
– Его надо посадить в зальцбургский вагон! – прокричал барон, задыхаясь от быстрого бега. – Иначе он проедет до самого Берхтесгадена. Бруно плохо ориентируется в дороге!
Зальцбургские вагоны начинались, конечно, у самого паровоза.
Перронное радио уже прокаркало отправление.
Наконец они добежали до вагона с табличкой «Зальцбург».
Кессель распахнул дверь, и первым делом они с бароном втолкнули туда чемодан. Бруно не было. Минутная стрелка на вокзальных часах уже собирала силы перед прыжком к отметке «04», когда Кессель увидел Луитпольда, тащившего за собой Бруно. Углядев в каком-то киоске на перроне пиво, Бруно успел прикупить две бутылки.
Поезд уже тронулся, когда они втроем запихнули Бруно вслед за чемоданом и закрыли за ним дверь.
– А билет-то у него есть? – вспомнил Кессель.
– Есть, – кивнул фон Гюльденберг – я ему в карман засунул. Отдуваясь, они пошли к машине. На ветровом стекле уже красовался штрафной листок.
– Выкиньте его к черту – посоветовал Гюльденберг, – Машина казенная. Пуллах все уладит.
Вскоре после того августовского разговора с д-ром Шнапслером, – в котором тот хотя и отговаривал Кесселя от поступления на службу в БНД, причем делал это совершенно открыто и, как теперь все более убеждался Кессель, вполне искренне, однако сумел лишь сильнее заинтриговать его, а в конце предупредил, чтобы тот никому не рассказывал об их разговоре, какое бы решение ни принял, – Кессель в ответ на вопрос Ренаты: «А чего хотела от тебя эта странная фирма, 'Зибеншейн» или как ее там?» – сказал лишь: «Ничего».
– Из-за «ничего» они не стали бы писать тебе письма. И тем более приглашать в ресторан.
– Хотят, чтобы я делал для них рекламу. Составлял тексты и все такое.
Кессель тогда еще не знал, что это не ложь, а легенда, ему объяснили это позже, на курсах. Таким образом, в тот момент Кессель, сам того не зная, уже имел все, что полагается иметь секретному агенту: кличку, легенду и две тысячи марок, полученные от Центра.
– Ну, и что же? – продолжала допытываться Рената.
– Я еще подумаю.
Дальше этот разговор не продолжался, потому что Кессель предпринял ту самую злополучную попытку вздремнуть, которая была столь безжалостно пресечена Жабой.
Позже разговор о фирме «Зибеншу» тоже не возобновлялся. Сам Кессель ничего не рассказывал, а Рената, скорее всего, просто забыла. Так все и шло до 15 сентября, когда принесли перевод на очередные две тысячи марок. Рената устраивала Жабу в школу и взяла на два дня отгулы, а поэтому была дома, когда пришел почтальон. Она даже сама расписалась на квитанции и получила деньги, потому что Кессель в половине десятого утра еще лежал в постели.
Отправителем значилась фирма «Зибеншу».
– Фирма «Зибеншу» перевела тебе деньги, – сообщила Рената – Целых две тысячи марок. Денег у них, наверное, куры не клюют. Когда же ты успел столько наработать?
– Две тысячи марок?
– Может быть, это аванс?
– Может быть, – сказал Кессель.
– Я так и знала. Ты как всегда ничего не напишешь, и этот аванс потом придется возвращать.
– Не придется.
– У тебя что. с ними договор, с этой фирмой?
– Да, вроде как договор.
– И все-таки я не понимаю, какую работу ты можешь делать для подобной фирмы. Чем ты сумел их приворожить?
– Значит, сумел – уже несколько раздраженно ответил Кессель. – Иначе бы фирма «Зибеншу» не стала бы платить мне такие деньги.
Рената заметила раздражение Кесселя и обиделась. Она собралась и ушла, пока Кессель еще не встал. Одевшись, Кессель первым делом сходил в универмаг и купил себе к завтраку бутылку шампанского. Не маленькую, «самолетную», а настоящую большую, и не какого-нибудь простого, а «Кессельского марочного» за двадцать две марки.
В следующий понедельник – Кессель был дома один, Рената была на работе в книжном магазине, а Жаба – в школе, – ему позвонил д-р Шнапслер, в первый раз после их августовской встречи: он спрашивал, найдется ли у Кесселя время завтра вечером, с ним хочет поговорить какая-то «большая шишка из Центра» (он выразился именно так).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128