никаких пьянок, избиений — это все неправда, если друзья собираются, никто такого не запрещает, просто собирались на квартире… — Он хотел сказать «на квартире Леопольда Михайловича». Но адвокат строго-настрого предупреждал: имя Леопольда не упоминать, равно как ни словом, ни намеком не упоминать о следствии по делу о картинах. Дело это решили замять, объяснил адвокат, и наверняка тем, кто передал материалы на Арона в суд, выгодно об этом умолчать. Выгодно это и Арону — иначе судья все может направить на доследование, и чем оно закончится — неизвестно. Поэтому задача — ничем не ссылаться на имена и события, связанные с той сложной историей.
— …собирались на квартире, где я жил, и ни о чем э-э… предосудительном не говорилось. А работать — я разве намеревался отказываться? Я буду работать.
Прошу суд снять с меня обвинение в тунеядстве, в уклонении от общественно-полезного труда, в антиобщественном поведении, так как это обвинение не соответствует действительным фактам.
Он опустился на стул.
В зале шумели. Секретарша стояла за спиной судьи и что-то показывала в своих записях, судья ей отвечала, тыча авторучкой в бумаги. Адвокат в упор смотрел на Арона — с великим интересом, но не без насмешки. Отец продолжал легонько кивать и раскачиваться. Потом все поплыло, и Арону пришлось прикрыть веки.
Теперь он может отдохнуть.
Зеленоватое темное поле в закрытых глазах пещрилось красными, желтыми пятнами, они расползались, мерцали, меж ними на белом неровном овале обгорало, как будто сделанное из зажженных спичек 14 — Арон только что эту цифру видел на подлокотнике кресла перед собой, четырнадцать значит сонет, a-b-b-a, a-b-b-a, c-d-c, d-c-d, но не обязательно, в терцетах может быть и по-другому, c-c-d, c-c-d, в Сонете о сонете — «Суровый Дант не презирал сонета», — кажется, c-c-d, e-e-d, Дант — ад-анд-Данте — анданте — играют на игрище — чистилище — рай, почему очередность он выбрал такую, что первое — ад, дальше, выше — чистилище, а на горе (Арарат) — рай, слово с оттенком собеса — рай-гор-отдел, восхождение, да, от подземного АД сквозь ЧИСТИЛИЩЕ в РАЙ, — очищение и возвышение духа, ах, — наивное средневековье, очиститься — значило ВВЕРХ, но теперь все не так, не годится такая игра, и суровому Данту сегодня бы, чтобы очиститься, нужно спуститься — ВНИЗ, в АД, о! — прекрасно, прекрасно, тебя вел Вергилий, а ты — ты мог бы меня, только ВНИЗ, и я в соответствии с духом эпохи очищусь, если сподобит, тогда это будет иная комедия, с формой обратной: сначала, конечно же, РАЙ, а следом ЧИСТИЛИЩЕ и, в заключение, и в заключении! — ДА — будет — АД…
— …двух девочек, еще совсем маленьких. Как же это вы могли?
— Меня? Извините. Не расслышал..?
— Вот вы сказали, что чтобы сочинять стихи, вы захотели жить в одиночестве, как же, я спрашиваю, вы оставили семью, двух маленьких девочек, ради такого… Из-за сочинительства вашего? — Это говорила с ласковой укоризной женщина-заседательница.
Арон вставал, пытаясь хоть как-то обдумать…
— Вы не оставили семью, — негромко сказал адвокат, глядя в пространство.
— Я не оставил семью, — повторил попугаем Арон. — То есть как? Ну да. Временно.
И он снова стал садиться, думая уже о том, о чем же он думал перед тем, как обдумать — ах, да — ад — Дант — ан — дант…
— Свидетельница Финкельмайер Фрида Исаковна!
Фриду выпустили сбоку. У нее была подкушена неровно нижняя губа, — чтоб не дрожала, и от этого лицо, круглощекое, пухлое, перекосило будто мышечным параличом.
— Распишитесь в том, что вас предупредили об ответственности по статье уголовного кодекса… Нет, вот здесь… Так. Защита?
— Скажите, пожалуйста, — обратился к Фриде адвокат, —вы работаете, не правда ли?
— Да, — кивнула Фрида.
— Громче! Вас должны слышать, — сказала судья.
— Да, работаю. В детском саду.
— Отлично, работаете, — удовлетворенно констатировал адвокат, как врач, который узнал, что больной хорошо себя чувствует. — И бюджет ваш из чего складывается?
— Деньги?.. Значит, Арон… то есть муж. Его деньги. Мой оклад потом. Дедушка еще… у него пенсия маленькая, и он немного подрабатывает. — Испуганно она добавила: — Нет, это ему просто хочется — работать, можно обойтись, это немного, но ему нравится — пусть работает.
— Хорошо, понятно. Вот насчет денег мужа: он давал деньги, когда работал, так? А сейчас — когда ушел с работы — он вносит в семью..?
— А как же! — подхватила Фрида. — Он вносит, мы договорились, сколько он будет давать, то есть вносить, он столько и вносит.
— Вы договорились, сколько он будет вносить, он столько и вносит, — раздельно повторил адвокат. — И есть ли у вас к мужу материальные претензии?
— К мужу претензий… материальных претензий, — поправилась она по-ученически, — у меня нет.
— А какие — есть? — спросила судья.
В зале кто-то хохотнул. Возник шумочек.
— Я имею в виду — вы довольны его поведением в быту —как отца, как мужа, главы семьи? — пояснила судья.
Фрида опустила глаза и совсем уже была близка к тому, чтоб расплакаться.
— Да… до… вольна… — чуть слышно выговорила она.
— Чем же вы довольны? — неожиданно подал голос крупный человек, сидевший за таким же столиком, каким был огорожен Арон, но напротив него, по правую руку от судейских. Арон успел уже припомнить, что увесистый этот мужик обитал в министерстве на должности то ли хозяйственной, то ли по кадрам. — Чем вы довольны? Муж, значит, бросает работу, бросает семью, уходит от вас, — где живет, с кем живет? — а вы почему-то довольны?
— Прошу суд принять мой протест! — решительно сказал адвокат. — Вопрос задается в недопустимой форме и не направлен на выяснение фактов. Кроме того, я, защитник, хотел бы продолжить!
— Ну уж сразу и протест! — насмешливо сказала судья. Была она, сразу видать, хваткой женщиной. — Продолжайте, мы слушаем.
— Итак, — снова заговорил адвокат, — претензий к мужу нет, в том числе, подчеркнем, материальных. Вопрос такой: вам известно, из каких средств муж дает вам деньги?
— Мне известно. Он получил деньги за то, что переводил стихи. Он мне сказал, что получил деньги, и на сколько хватит, он пока не будет работать. Это правда, на эти деньги мы живем.
— Известны ли вам другие источники, из которых бы ваш муж мог получать деньги, чтобы давать на расходы вам и тратить на себя?
— Нет. Неизвестно.
— Скажите, ваш муж пьет водку? Он пьющий?
— Ой, что вы!..
— Понятно. Ваш муж — непьющий. Есть ли у него, может быть, вы раньше замечали или теперь знаете за ним, — какие-нибудь пристрастия — например, он играет в карты, или в тотализатор на ипподроме, — словом, на что бы он мог тратить крупные суммы денег?
— Этого нет, нисколько ничего такого нет! — возбужденно сказала Фрида. — Он… он, знаете? Он как… крот, сидит и пишет — только это и было одно…
— Вы знали, что он пишет стихи, что он ими увлечен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146
— …собирались на квартире, где я жил, и ни о чем э-э… предосудительном не говорилось. А работать — я разве намеревался отказываться? Я буду работать.
Прошу суд снять с меня обвинение в тунеядстве, в уклонении от общественно-полезного труда, в антиобщественном поведении, так как это обвинение не соответствует действительным фактам.
Он опустился на стул.
В зале шумели. Секретарша стояла за спиной судьи и что-то показывала в своих записях, судья ей отвечала, тыча авторучкой в бумаги. Адвокат в упор смотрел на Арона — с великим интересом, но не без насмешки. Отец продолжал легонько кивать и раскачиваться. Потом все поплыло, и Арону пришлось прикрыть веки.
Теперь он может отдохнуть.
Зеленоватое темное поле в закрытых глазах пещрилось красными, желтыми пятнами, они расползались, мерцали, меж ними на белом неровном овале обгорало, как будто сделанное из зажженных спичек 14 — Арон только что эту цифру видел на подлокотнике кресла перед собой, четырнадцать значит сонет, a-b-b-a, a-b-b-a, c-d-c, d-c-d, но не обязательно, в терцетах может быть и по-другому, c-c-d, c-c-d, в Сонете о сонете — «Суровый Дант не презирал сонета», — кажется, c-c-d, e-e-d, Дант — ад-анд-Данте — анданте — играют на игрище — чистилище — рай, почему очередность он выбрал такую, что первое — ад, дальше, выше — чистилище, а на горе (Арарат) — рай, слово с оттенком собеса — рай-гор-отдел, восхождение, да, от подземного АД сквозь ЧИСТИЛИЩЕ в РАЙ, — очищение и возвышение духа, ах, — наивное средневековье, очиститься — значило ВВЕРХ, но теперь все не так, не годится такая игра, и суровому Данту сегодня бы, чтобы очиститься, нужно спуститься — ВНИЗ, в АД, о! — прекрасно, прекрасно, тебя вел Вергилий, а ты — ты мог бы меня, только ВНИЗ, и я в соответствии с духом эпохи очищусь, если сподобит, тогда это будет иная комедия, с формой обратной: сначала, конечно же, РАЙ, а следом ЧИСТИЛИЩЕ и, в заключение, и в заключении! — ДА — будет — АД…
— …двух девочек, еще совсем маленьких. Как же это вы могли?
— Меня? Извините. Не расслышал..?
— Вот вы сказали, что чтобы сочинять стихи, вы захотели жить в одиночестве, как же, я спрашиваю, вы оставили семью, двух маленьких девочек, ради такого… Из-за сочинительства вашего? — Это говорила с ласковой укоризной женщина-заседательница.
Арон вставал, пытаясь хоть как-то обдумать…
— Вы не оставили семью, — негромко сказал адвокат, глядя в пространство.
— Я не оставил семью, — повторил попугаем Арон. — То есть как? Ну да. Временно.
И он снова стал садиться, думая уже о том, о чем же он думал перед тем, как обдумать — ах, да — ад — Дант — ан — дант…
— Свидетельница Финкельмайер Фрида Исаковна!
Фриду выпустили сбоку. У нее была подкушена неровно нижняя губа, — чтоб не дрожала, и от этого лицо, круглощекое, пухлое, перекосило будто мышечным параличом.
— Распишитесь в том, что вас предупредили об ответственности по статье уголовного кодекса… Нет, вот здесь… Так. Защита?
— Скажите, пожалуйста, — обратился к Фриде адвокат, —вы работаете, не правда ли?
— Да, — кивнула Фрида.
— Громче! Вас должны слышать, — сказала судья.
— Да, работаю. В детском саду.
— Отлично, работаете, — удовлетворенно констатировал адвокат, как врач, который узнал, что больной хорошо себя чувствует. — И бюджет ваш из чего складывается?
— Деньги?.. Значит, Арон… то есть муж. Его деньги. Мой оклад потом. Дедушка еще… у него пенсия маленькая, и он немного подрабатывает. — Испуганно она добавила: — Нет, это ему просто хочется — работать, можно обойтись, это немного, но ему нравится — пусть работает.
— Хорошо, понятно. Вот насчет денег мужа: он давал деньги, когда работал, так? А сейчас — когда ушел с работы — он вносит в семью..?
— А как же! — подхватила Фрида. — Он вносит, мы договорились, сколько он будет давать, то есть вносить, он столько и вносит.
— Вы договорились, сколько он будет вносить, он столько и вносит, — раздельно повторил адвокат. — И есть ли у вас к мужу материальные претензии?
— К мужу претензий… материальных претензий, — поправилась она по-ученически, — у меня нет.
— А какие — есть? — спросила судья.
В зале кто-то хохотнул. Возник шумочек.
— Я имею в виду — вы довольны его поведением в быту —как отца, как мужа, главы семьи? — пояснила судья.
Фрида опустила глаза и совсем уже была близка к тому, чтоб расплакаться.
— Да… до… вольна… — чуть слышно выговорила она.
— Чем же вы довольны? — неожиданно подал голос крупный человек, сидевший за таким же столиком, каким был огорожен Арон, но напротив него, по правую руку от судейских. Арон успел уже припомнить, что увесистый этот мужик обитал в министерстве на должности то ли хозяйственной, то ли по кадрам. — Чем вы довольны? Муж, значит, бросает работу, бросает семью, уходит от вас, — где живет, с кем живет? — а вы почему-то довольны?
— Прошу суд принять мой протест! — решительно сказал адвокат. — Вопрос задается в недопустимой форме и не направлен на выяснение фактов. Кроме того, я, защитник, хотел бы продолжить!
— Ну уж сразу и протест! — насмешливо сказала судья. Была она, сразу видать, хваткой женщиной. — Продолжайте, мы слушаем.
— Итак, — снова заговорил адвокат, — претензий к мужу нет, в том числе, подчеркнем, материальных. Вопрос такой: вам известно, из каких средств муж дает вам деньги?
— Мне известно. Он получил деньги за то, что переводил стихи. Он мне сказал, что получил деньги, и на сколько хватит, он пока не будет работать. Это правда, на эти деньги мы живем.
— Известны ли вам другие источники, из которых бы ваш муж мог получать деньги, чтобы давать на расходы вам и тратить на себя?
— Нет. Неизвестно.
— Скажите, ваш муж пьет водку? Он пьющий?
— Ой, что вы!..
— Понятно. Ваш муж — непьющий. Есть ли у него, может быть, вы раньше замечали или теперь знаете за ним, — какие-нибудь пристрастия — например, он играет в карты, или в тотализатор на ипподроме, — словом, на что бы он мог тратить крупные суммы денег?
— Этого нет, нисколько ничего такого нет! — возбужденно сказала Фрида. — Он… он, знаете? Он как… крот, сидит и пишет — только это и было одно…
— Вы знали, что он пишет стихи, что он ими увлечен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146