Как же славно было сейчас приобрести друзей!
Но за неделю восторги Алека ни на шаг не приблизили его к пониманию образа своего героя. И это его удивляло. Все остальное в сериале было так складно прописано, герои так убедительны и интересны. И — очень понятны. Даже леди Варлей, мать-наперсница (роли в этом амплуа обычно самые бледные и невыразительные) имела «зацепку», оживляющую образ. Она ненавидела надвигающуюся старость — это красной нитью проходило через весь сериал. А вот Алек не мог, как ни старался, подобрать ключ к своему герою.
У Лидгейта была всего одна сюжетная линия. В первый год жизни сериала Амелия, девушка из прекрасной семьи, красавица, к тому же невероятно богатая — любила сэра Перегрина, картежника без гроша за душой. Именно он позднее стал отцом ребенка леди Джорджианны. Опекуны Амелии, лорд и леди Варлей, пытаясь уберечь от этого повесы ее состояние, спешно организовали помолвку с герцогом Лидгейтом. Герцог, в отличие от Перегрина, был богат и не нуждался в деньгах невесты. Ему расхваливали Амелию как очень рассудительную и образованную молодую леди. Управлять герцогством непросто, и те, кто близко к сердцу принимал интересы дела, считали, что герцог, в силу особенностей характера, нуждается во влиятельной жене.
Итак, Лидгейт не слишком умен и холоден. Манеры его излишне официальны. Вот и все. Больше Алек ничего не знал. Прошла неделя, потом еще одна. Казалось, все довольны тем, как он работает. Кроме него самого.
Когда возникает подобная проблема, актер должен обратиться к режиссеру. В «Спальне моей госпожи» таковых было двое — Теренс Мэлард и Гил Норуэй. Они работали по очереди — каждый снимал по три серии на одной неделе и две на другой. Схожесть их взглядов — впрочем, как и их внеслужебные отношения (а они были прочной и дружной гомосексуальной четой) — обеспечивала «Спальне моей госпожи» успех и неповторимый аромат хорошей стилизации.
Но оба отличались меланхоличностью и некоторой замкнутостью. Они гораздо больше интересовались процессом съемок, нежели особенностями характеров персонажей. И если даже Алек заговаривал с ними о Лидгейте, его нраве или о том, что двигало им в тех или иных обстоятельствах, они отделывались невнятным бормотанием по поводу углов съемки и кинематографических планов. Так что помощи от них ждать не приходилось.
— А почему бы тебе не поговорить с Дженни? — предложил ему Рэй. — Все-таки именно она пишет твою роль.
— Да она, скорее всего, не захочет.
По опыту Алек знал, что сценаристы избегают общения с актерами. Обычно они объясняют это тем, что не хотят, чтобы у них в ушах звучали голоса актеров — им, видите ли, надо слышать только своих героев. Звучало правдоподобно. Алек верил этому весь свой первый месяц работы над мыльными операми. Теперь-то он знал правду: сценаристы избегали актеров потому, что «если дать им палец — всю руку отхватят». Ведь актеры — чуть ли не самые эгоцентричные существа на свете. Они замучают собеседника бесконечными разглагольствованиями о том, что касается только их самих.
— Нет-нет, — замотал головой Рэй. — Дженни не такая. Просто последнее время редко появлялась, потому что две недели готовилась к пресс-конференции, посвященной нашей «Спальне».
Это было обычным делом — сценарист и режиссер раза четыре в год проводили такие встречи с администрацией телевидения, чтобы обсудить планы на будущее и дальнейшее развитие событий в сериале.
— Но, как правило, ее двери всегда открыты. Она ничем не отличается от нас.
Этого Алек не одобрял. Негоже главному сценаристу ходить у актеров в приятелях. Сценарист должен работать для пользы дела, а не в угоду актерам. К тому же такое амикошонство затрудняет расставание с артистом, если сюжетная линия его персонажа подходит к концу. Но раз здесь в ходу политика открытых дверей, Алек не станет играть в благородство и воспользуется шансом. Пусть голова болит у Дженни Коттон — это ее личное дело.
На следующий день он поднялся на третий этаж. Его задержали газетные фотографы и отпустили лишь в шестом часу. Ассистент Дженни уже ушел, но дверь в ее кабинет была открыта. Она сидела за компьютером. Алек тихонько постучал, и она подняла глаза.
— Вот так сюрприз! — она легко вскочила со стула. — Входи!
— Мне сказали, что это удобно, — объяснил Алек. — Я имею в виду, врываться так запросто, без договоренности.
— Конечно, конечно, — она была жизнерадостна, как всегда. — На самом деле я провожу здесь гораздо больше времени. Эта пресс-конференция на прошлой неделе… Пришлось превратиться в человека-невидимку.
— И как успехи? — поинтересовался Алек. Подобные конференции иногда становились сплошным кошмаром. Ведь основная масса телевизионщиков разбиралась в делах сценарных, как заяц в геометрии.
— Пережила.
— А почему ты решила, что я спрашиваю о тебе? Для меня важнее, пережил ли это Лидгейт.
Ее смех был подобен звону серебряного колокольчика.
— И это как раз тогда, когда я начала верить, что ты не зациклен на себе, как все артисты.
— Уж и не знаю, с чего ты так решила. — Алек невольно улыбнулся. — Ты что же — вправду подумала, что я пришел потолковать с тобой о судьбах мира?
Она снова рассмеялась.
— А ты слышал, что на телевидении от тебя просто обалдели? Лидгейт, завидующий Робину, — это и впрямь здорово, а ведь идея-то твоя. Мне бы и в голову такое не пришло.
Алек довольно критически относился к своей игре, но с этим не без удовольствия согласился. Действительно, отличная мысль. Ведь Лидгейт унаследовал все цацки: титул, деньги, замок Лидгейт и Лидгейтское аббатство… Но герой Рэя жизнерадостнее и моложе, отважнее и удачливее в любовных интригах. О его военной карьере речь напрямую не шла, но ясно было, что он успел отличиться и на поле брани. Конечно, сэр Робин слегка самоуверен, но ведь он молод, и жизнь пока только испытывает его на прочность. Разумеется, герцог завидует. И Алек тоже. Он сыграл бы младшего Лидгейта куда с большим удовольствием, чем старшего.
— Спасибо, — оценил он комплимент Дженни. — Но я все же не совсем понимаю, что делаю. Я еще не вполне раскусил этого парня, старшего Лидгейта.
— Как и все мы, — подхватила Дженни. — Мы, сценаристы, терпеть не можем писать для него текст. Не за что зацепиться.
Дженни занималась тем, что разрабатывала основу сюжета, а также писала «разбивки» — детальные, сцена за сценой, планы каждой серии. На основе «разбивок» пятеро других сценаристов писали окончательные тексты. Кстати, все они прежде сочиняли любовные романы — исторические, времен Регентства.
— Но он нужен нам, чтобы бедняжка Амелия не имела шанса стать счастливой, — продолжала Дженни, — ведь зрители обожают ее и слезами обливаются.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
Но за неделю восторги Алека ни на шаг не приблизили его к пониманию образа своего героя. И это его удивляло. Все остальное в сериале было так складно прописано, герои так убедительны и интересны. И — очень понятны. Даже леди Варлей, мать-наперсница (роли в этом амплуа обычно самые бледные и невыразительные) имела «зацепку», оживляющую образ. Она ненавидела надвигающуюся старость — это красной нитью проходило через весь сериал. А вот Алек не мог, как ни старался, подобрать ключ к своему герою.
У Лидгейта была всего одна сюжетная линия. В первый год жизни сериала Амелия, девушка из прекрасной семьи, красавица, к тому же невероятно богатая — любила сэра Перегрина, картежника без гроша за душой. Именно он позднее стал отцом ребенка леди Джорджианны. Опекуны Амелии, лорд и леди Варлей, пытаясь уберечь от этого повесы ее состояние, спешно организовали помолвку с герцогом Лидгейтом. Герцог, в отличие от Перегрина, был богат и не нуждался в деньгах невесты. Ему расхваливали Амелию как очень рассудительную и образованную молодую леди. Управлять герцогством непросто, и те, кто близко к сердцу принимал интересы дела, считали, что герцог, в силу особенностей характера, нуждается во влиятельной жене.
Итак, Лидгейт не слишком умен и холоден. Манеры его излишне официальны. Вот и все. Больше Алек ничего не знал. Прошла неделя, потом еще одна. Казалось, все довольны тем, как он работает. Кроме него самого.
Когда возникает подобная проблема, актер должен обратиться к режиссеру. В «Спальне моей госпожи» таковых было двое — Теренс Мэлард и Гил Норуэй. Они работали по очереди — каждый снимал по три серии на одной неделе и две на другой. Схожесть их взглядов — впрочем, как и их внеслужебные отношения (а они были прочной и дружной гомосексуальной четой) — обеспечивала «Спальне моей госпожи» успех и неповторимый аромат хорошей стилизации.
Но оба отличались меланхоличностью и некоторой замкнутостью. Они гораздо больше интересовались процессом съемок, нежели особенностями характеров персонажей. И если даже Алек заговаривал с ними о Лидгейте, его нраве или о том, что двигало им в тех или иных обстоятельствах, они отделывались невнятным бормотанием по поводу углов съемки и кинематографических планов. Так что помощи от них ждать не приходилось.
— А почему бы тебе не поговорить с Дженни? — предложил ему Рэй. — Все-таки именно она пишет твою роль.
— Да она, скорее всего, не захочет.
По опыту Алек знал, что сценаристы избегают общения с актерами. Обычно они объясняют это тем, что не хотят, чтобы у них в ушах звучали голоса актеров — им, видите ли, надо слышать только своих героев. Звучало правдоподобно. Алек верил этому весь свой первый месяц работы над мыльными операми. Теперь-то он знал правду: сценаристы избегали актеров потому, что «если дать им палец — всю руку отхватят». Ведь актеры — чуть ли не самые эгоцентричные существа на свете. Они замучают собеседника бесконечными разглагольствованиями о том, что касается только их самих.
— Нет-нет, — замотал головой Рэй. — Дженни не такая. Просто последнее время редко появлялась, потому что две недели готовилась к пресс-конференции, посвященной нашей «Спальне».
Это было обычным делом — сценарист и режиссер раза четыре в год проводили такие встречи с администрацией телевидения, чтобы обсудить планы на будущее и дальнейшее развитие событий в сериале.
— Но, как правило, ее двери всегда открыты. Она ничем не отличается от нас.
Этого Алек не одобрял. Негоже главному сценаристу ходить у актеров в приятелях. Сценарист должен работать для пользы дела, а не в угоду актерам. К тому же такое амикошонство затрудняет расставание с артистом, если сюжетная линия его персонажа подходит к концу. Но раз здесь в ходу политика открытых дверей, Алек не станет играть в благородство и воспользуется шансом. Пусть голова болит у Дженни Коттон — это ее личное дело.
На следующий день он поднялся на третий этаж. Его задержали газетные фотографы и отпустили лишь в шестом часу. Ассистент Дженни уже ушел, но дверь в ее кабинет была открыта. Она сидела за компьютером. Алек тихонько постучал, и она подняла глаза.
— Вот так сюрприз! — она легко вскочила со стула. — Входи!
— Мне сказали, что это удобно, — объяснил Алек. — Я имею в виду, врываться так запросто, без договоренности.
— Конечно, конечно, — она была жизнерадостна, как всегда. — На самом деле я провожу здесь гораздо больше времени. Эта пресс-конференция на прошлой неделе… Пришлось превратиться в человека-невидимку.
— И как успехи? — поинтересовался Алек. Подобные конференции иногда становились сплошным кошмаром. Ведь основная масса телевизионщиков разбиралась в делах сценарных, как заяц в геометрии.
— Пережила.
— А почему ты решила, что я спрашиваю о тебе? Для меня важнее, пережил ли это Лидгейт.
Ее смех был подобен звону серебряного колокольчика.
— И это как раз тогда, когда я начала верить, что ты не зациклен на себе, как все артисты.
— Уж и не знаю, с чего ты так решила. — Алек невольно улыбнулся. — Ты что же — вправду подумала, что я пришел потолковать с тобой о судьбах мира?
Она снова рассмеялась.
— А ты слышал, что на телевидении от тебя просто обалдели? Лидгейт, завидующий Робину, — это и впрямь здорово, а ведь идея-то твоя. Мне бы и в голову такое не пришло.
Алек довольно критически относился к своей игре, но с этим не без удовольствия согласился. Действительно, отличная мысль. Ведь Лидгейт унаследовал все цацки: титул, деньги, замок Лидгейт и Лидгейтское аббатство… Но герой Рэя жизнерадостнее и моложе, отважнее и удачливее в любовных интригах. О его военной карьере речь напрямую не шла, но ясно было, что он успел отличиться и на поле брани. Конечно, сэр Робин слегка самоуверен, но ведь он молод, и жизнь пока только испытывает его на прочность. Разумеется, герцог завидует. И Алек тоже. Он сыграл бы младшего Лидгейта куда с большим удовольствием, чем старшего.
— Спасибо, — оценил он комплимент Дженни. — Но я все же не совсем понимаю, что делаю. Я еще не вполне раскусил этого парня, старшего Лидгейта.
— Как и все мы, — подхватила Дженни. — Мы, сценаристы, терпеть не можем писать для него текст. Не за что зацепиться.
Дженни занималась тем, что разрабатывала основу сюжета, а также писала «разбивки» — детальные, сцена за сценой, планы каждой серии. На основе «разбивок» пятеро других сценаристов писали окончательные тексты. Кстати, все они прежде сочиняли любовные романы — исторические, времен Регентства.
— Но он нужен нам, чтобы бедняжка Амелия не имела шанса стать счастливой, — продолжала Дженни, — ведь зрители обожают ее и слезами обливаются.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72