А при виде платьев, туфель и сумок, что пылились в шкафу, я неизменно впадала в отчаяние. И тем не менее маниакально продолжала скупать это добро.
Я всегда мечтала о собственном «фирменном стиле» – как у одной девицы в колледже, которая таскала красное замшевое пальто, будто позаимствованное из начала семидесятых. К сожалению, мой выбор шмоток больше напоминал беспорядочную пальбу душевнобольного из автомата и как нельзя лучше соответствовал моим метаниям в выборе партнера. Мэл и здесь дала мне сто очков вперед. Ее стиль за все эти годы не изменился, а лишь стал более рафинированным. У нее уже тогда было изысканное боб-каре, острые ноготки и шпильки. С годами она лишь отточила свой облик, доведя его до совершенства. Я же за это время просто отсеяла то, что мне не идет, да соорудила на голове более-менее пристойный причесон. Но все равно я крутилась как флюгер, стоило повеять ветерку новой моды. В отличие от Мэл, мне недоставало уверенности, что и напрягало больше всего.
Основным вопросом бытия для меня остается: что надеть? А это означает, что либо я – пустое место, либо жертва капитализма и глобализации, которые что есть сил потворствуют прихотям потребителя. Второй вариант нравится мне больше.
Когда я приехала в ресторан, Джил и Филип уже обжимались в кабинке из узких деревянных планок, напоминающей вьетнамскую лачугу. Их тела извивались с такой интенсивностью, как будто в трусах шуровали полчища муравьев, которыми так и кишело вьетнамское сооружение. Необходимость моего присутствия вызывала сомнения. Я замерла у столика в ожидании, что меня кто-нибудь заметит.
– Джулс!
Джиллиан нарисовала на лице лучезарную улыбку от уха до уха. Вынув руки – умолчу откуда, – она привлекла меня к себе и поцеловала.
– Фил, это моя лучшая подруга Джульет.
Джил улыбалась так, словно прошла через пластическую операцию. При этом хирург отхватил лишнего, растянув ее лицо в неестественный оскал (как мне кажется, к тому же хирургу наведалась Джули Эндрюс, перед тем как сняться в «Звуках музыки»). Я, наоборот, еле сдерживалась, чтобы не пуститься в нотации на манер старой перечницы.
Как только я уселась, Филип подозвал официанта, чтобы я заказала себе выпивку. Что ж, два очка он заработал. Джил, припав к его плечу, восторженно взирала на своего кумира снизу вверх и улыбалась-улыбалась-улыбалась – точно первая леди страны в окружении акул пера. Конечно, для нее все было внове: и любовь, и секс, не говоря уже о разводе, но все-таки она перегибает палку, если думает, что чем сильнее прижмется к Филипу, тем прочнее он к ней прилипнет.
– Ну, как дела? – спросила она, просияв совсем уж непристойно.
– Да все так же. Строю Лайама двадцать четыре часа в сутки. Он в последнее время спорит по всякой ерунде, нарочно, чтобы меня достать. Сил моих больше нет.
– По-моему, он жутко волнуется, – сказала Джил.
– Думаешь?
Как только Джил согласилась готовить на презентации, я тут же попросила ее созвониться с Лайамом и обговорить блюда, ведь каждое нужно приготовить в огромном количестве. Лайам уже сообщил мне, что профессионализм Джил сразил его наповал. Теперь же я хотела услышать мнение Джил о Лайаме.
– Ну, он любит пускать пыль в глаза. А в целом очень милый. Он и в жизни такой красавчик, как на обложке книги?
– Не совсем, – ответила я. – Просто он очень фотогеничен. Но все и так на него западают.
– Все? – многозначительно спросила Джил, глядя на меня.
– Брось, Джил. Лайам – мой клиент. Ему двадцать шесть, он испорченный мальчишка с прогрессирующим словесным поносом, ускоренным метаболизмом и гиперсексуальностью.
– Что ж, ты всегда можешь найти утешение у своего красавчика-ассистента.
Джил частенько поминала Льюиса – никаких сомнений, он и ее охмурил.
Филип молчал, даже не соизволил поинтересоваться, о чем речь. Либо Джил успела ему все обо мне сообщить, либо он презирает бабью трескотню. Я тут же склонилась в пользу последнего. Вполне возможно, что не вполне объективно. У Филипа вычитается четыре очка.
Однако после того как официант принял у нас заказ, Филип принялся вежливо расспрашивать о моей работе. Это был классический светский треп, который происходит чисто рефлекторно, когда людской волной тебя выкидывает на остров рядом с каким-то типом, ты заводишь с ним пустую болтовню минут на десять (как того требуют приличия) и тут же снова кидаешься в людской водоворот. Стоило Филипу открыть рот, и я знала наперед все, о чем он спросит. Вполне могла бы заткнуть уши, закрыть глаза и с тем же успехом участвовать в беседе. За всю цивилизацию человечество не придумало ничего оригинальнее банальных вопросов, каждый из которых логически вытекает из предыдущего. И разумеется, мистер Любопытный вовсе не интересуется ответами, подкидывая вам вопросы только для того, чтобы вращать лопасти светской беседы. Конечно, я сколько угодно могла критиковать Филипа, но и сама ведь скоро заведу неизбежное «Неужели? Так чем вы занимаетесь?», а его физиономия по привычке изобразит наигранную любезность, демонстрируя богатый опыт по части светских процедур.
Джил словно и не замечала ни нашей натянутости, ни того, что нас с Филипом воротит друг от друга. Она мечтательно глазела на нас – точнее, в основном на Филипа, – и стоило тому улыбнуться, Джил едва не трескалась от счастья. Впрочем, улыбался Филип не часто – он вовсе не находил меня остроумной особой. Когда я отпускала шуточки, которые у нормальных людей вызывают по меньшей мере улыбку, его физиономия оставалась невыразительно-равнодушной, и паузы, которые я оставляла специально для смеха, заполняла неловкая тишина.
Джил до жути напоминала влюбленную простушку с обложки женского романа. Для полного сходства не хватало лишь вентилятора, который бы романтично развевал ее волосы, и декольте, загадочным образом съехавшего на середину груди. На обложках вышеупомянутых романчиков героиня с поразительной настойчивостью в немом обожании пялится на героя, а он в свою очередь норовит пригвоздить искушенным взглядом читательницу, как бы желая еще раз доказать, что предпочитает карьеристок двадцать первого века их грудастым, падким до обмороков предшественницам.
Нет, меня просто воротило от этого Филипа. Его счет на данный момент составлял минус двадцать с чем-то, и список моих претензий к нему рос как на дрожжах. С точки зрения банальной логики Филип, разумеется, не виноват в том, что мой китайский супец горячее, чем костры ада, а в носу свербит от острого красного перца. Но если бы Филип не торчал тут, я бы хоть могла облегчить душу крепким словцом, высморкаться и громко пожаловаться на суп, который ударяет по мозгам сорокаградусным перцовым раствором, о чем посетителей неплохо бы предупреждать наклейками на каждой тарелке с изображением черепа и скрещенных костей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Я всегда мечтала о собственном «фирменном стиле» – как у одной девицы в колледже, которая таскала красное замшевое пальто, будто позаимствованное из начала семидесятых. К сожалению, мой выбор шмоток больше напоминал беспорядочную пальбу душевнобольного из автомата и как нельзя лучше соответствовал моим метаниям в выборе партнера. Мэл и здесь дала мне сто очков вперед. Ее стиль за все эти годы не изменился, а лишь стал более рафинированным. У нее уже тогда было изысканное боб-каре, острые ноготки и шпильки. С годами она лишь отточила свой облик, доведя его до совершенства. Я же за это время просто отсеяла то, что мне не идет, да соорудила на голове более-менее пристойный причесон. Но все равно я крутилась как флюгер, стоило повеять ветерку новой моды. В отличие от Мэл, мне недоставало уверенности, что и напрягало больше всего.
Основным вопросом бытия для меня остается: что надеть? А это означает, что либо я – пустое место, либо жертва капитализма и глобализации, которые что есть сил потворствуют прихотям потребителя. Второй вариант нравится мне больше.
Когда я приехала в ресторан, Джил и Филип уже обжимались в кабинке из узких деревянных планок, напоминающей вьетнамскую лачугу. Их тела извивались с такой интенсивностью, как будто в трусах шуровали полчища муравьев, которыми так и кишело вьетнамское сооружение. Необходимость моего присутствия вызывала сомнения. Я замерла у столика в ожидании, что меня кто-нибудь заметит.
– Джулс!
Джиллиан нарисовала на лице лучезарную улыбку от уха до уха. Вынув руки – умолчу откуда, – она привлекла меня к себе и поцеловала.
– Фил, это моя лучшая подруга Джульет.
Джил улыбалась так, словно прошла через пластическую операцию. При этом хирург отхватил лишнего, растянув ее лицо в неестественный оскал (как мне кажется, к тому же хирургу наведалась Джули Эндрюс, перед тем как сняться в «Звуках музыки»). Я, наоборот, еле сдерживалась, чтобы не пуститься в нотации на манер старой перечницы.
Как только я уселась, Филип подозвал официанта, чтобы я заказала себе выпивку. Что ж, два очка он заработал. Джил, припав к его плечу, восторженно взирала на своего кумира снизу вверх и улыбалась-улыбалась-улыбалась – точно первая леди страны в окружении акул пера. Конечно, для нее все было внове: и любовь, и секс, не говоря уже о разводе, но все-таки она перегибает палку, если думает, что чем сильнее прижмется к Филипу, тем прочнее он к ней прилипнет.
– Ну, как дела? – спросила она, просияв совсем уж непристойно.
– Да все так же. Строю Лайама двадцать четыре часа в сутки. Он в последнее время спорит по всякой ерунде, нарочно, чтобы меня достать. Сил моих больше нет.
– По-моему, он жутко волнуется, – сказала Джил.
– Думаешь?
Как только Джил согласилась готовить на презентации, я тут же попросила ее созвониться с Лайамом и обговорить блюда, ведь каждое нужно приготовить в огромном количестве. Лайам уже сообщил мне, что профессионализм Джил сразил его наповал. Теперь же я хотела услышать мнение Джил о Лайаме.
– Ну, он любит пускать пыль в глаза. А в целом очень милый. Он и в жизни такой красавчик, как на обложке книги?
– Не совсем, – ответила я. – Просто он очень фотогеничен. Но все и так на него западают.
– Все? – многозначительно спросила Джил, глядя на меня.
– Брось, Джил. Лайам – мой клиент. Ему двадцать шесть, он испорченный мальчишка с прогрессирующим словесным поносом, ускоренным метаболизмом и гиперсексуальностью.
– Что ж, ты всегда можешь найти утешение у своего красавчика-ассистента.
Джил частенько поминала Льюиса – никаких сомнений, он и ее охмурил.
Филип молчал, даже не соизволил поинтересоваться, о чем речь. Либо Джил успела ему все обо мне сообщить, либо он презирает бабью трескотню. Я тут же склонилась в пользу последнего. Вполне возможно, что не вполне объективно. У Филипа вычитается четыре очка.
Однако после того как официант принял у нас заказ, Филип принялся вежливо расспрашивать о моей работе. Это был классический светский треп, который происходит чисто рефлекторно, когда людской волной тебя выкидывает на остров рядом с каким-то типом, ты заводишь с ним пустую болтовню минут на десять (как того требуют приличия) и тут же снова кидаешься в людской водоворот. Стоило Филипу открыть рот, и я знала наперед все, о чем он спросит. Вполне могла бы заткнуть уши, закрыть глаза и с тем же успехом участвовать в беседе. За всю цивилизацию человечество не придумало ничего оригинальнее банальных вопросов, каждый из которых логически вытекает из предыдущего. И разумеется, мистер Любопытный вовсе не интересуется ответами, подкидывая вам вопросы только для того, чтобы вращать лопасти светской беседы. Конечно, я сколько угодно могла критиковать Филипа, но и сама ведь скоро заведу неизбежное «Неужели? Так чем вы занимаетесь?», а его физиономия по привычке изобразит наигранную любезность, демонстрируя богатый опыт по части светских процедур.
Джил словно и не замечала ни нашей натянутости, ни того, что нас с Филипом воротит друг от друга. Она мечтательно глазела на нас – точнее, в основном на Филипа, – и стоило тому улыбнуться, Джил едва не трескалась от счастья. Впрочем, улыбался Филип не часто – он вовсе не находил меня остроумной особой. Когда я отпускала шуточки, которые у нормальных людей вызывают по меньшей мере улыбку, его физиономия оставалась невыразительно-равнодушной, и паузы, которые я оставляла специально для смеха, заполняла неловкая тишина.
Джил до жути напоминала влюбленную простушку с обложки женского романа. Для полного сходства не хватало лишь вентилятора, который бы романтично развевал ее волосы, и декольте, загадочным образом съехавшего на середину груди. На обложках вышеупомянутых романчиков героиня с поразительной настойчивостью в немом обожании пялится на героя, а он в свою очередь норовит пригвоздить искушенным взглядом читательницу, как бы желая еще раз доказать, что предпочитает карьеристок двадцать первого века их грудастым, падким до обмороков предшественницам.
Нет, меня просто воротило от этого Филипа. Его счет на данный момент составлял минус двадцать с чем-то, и список моих претензий к нему рос как на дрожжах. С точки зрения банальной логики Филип, разумеется, не виноват в том, что мой китайский супец горячее, чем костры ада, а в носу свербит от острого красного перца. Но если бы Филип не торчал тут, я бы хоть могла облегчить душу крепким словцом, высморкаться и громко пожаловаться на суп, который ударяет по мозгам сорокаградусным перцовым раствором, о чем посетителей неплохо бы предупреждать наклейками на каждой тарелке с изображением черепа и скрещенных костей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92