И с чего он только взял, что у меня получится? Я перед ней так же беззащитна, как и бедолага официант. Ладно, раз уж взялась…
Я осмотрительно продвинула пешку на две клетки вперед:
– Крис, похоже, заинтересовался курсами.
Не очень удачное начало. Наши интересы мама всегда воспринимала в штыки.
– Заинтересовался? – презрительно процедила она. – Он начал сдавать позиции, Джульет, вот и все.
Теперь остается или упереться, или пасть.
– Ну, не знаю, – осторожно продолжила я. – Мне показалось, он даже воодушевлен.
– Тебе-то откуда знать? – фыркнула она.
– Мы с ним много общаемся. Он даже пригласил меня к себе, чтобы рассказать о курсах поподробнее.
– Надеюсь, тебе хватило ума его отговорить.
– Вполне достаточно, что его отговаривает Сисси. Ей эта затея с курсами очень не по душе.
Это было гениально и к тому же сущая правда! Сисси и Крис лаются с тех пор, как он решился пойти на курсы. Пока Крис бренчал на гитаре, Сисси легко мирилась с тем, что он жил на пособие. Она считала, что ее бойфренду куда больше подходит роль музыканта, чем программиста, пусть даже с тугим кошельком. И теперь, если мама решит упереться, то окажется в одной команде с Сисси. А мама презирала Сисси всей душой. Вряд ли ей вообще угодил бы кто-то из ныне живущих, но Сисси была воплощением порока.
Последовала долгая пауза. Я наслаждалась каждой секундой. Сравнение с партией в шахматы было не очень удачным. Наша беседа куда больше напоминала бойцовский поединок. Я только что заработала очки, а мама, пошатываясь, отошла в свой угол.
В новом раунде мама избрала весьма остроумную тактику: упоминать о Сисси как можно меньше. Это было частью ее долгосрочного стратегического плана не упоминать о ней вообще и ни при каких обстоятельствах.
– Ну, раз уж ты так много общаешься с Крисом, – начала она, – и он к тебе прислушивается…
Какое снисхождение!
– … то почему бы тебе не раскрыть ему глаза? Мама устремила на меня мрачный взгляд, и я тут же увяла.
– Ты сделаешь это лучше любого! – продолжала она. – Ты ведь наверняка знаешь массу успешных музыкантов, которые долгие, очень долгие годы карабкались к славе! Где это видано, чтобы успех пришел в одночасье? Убеди Криса, что если он будет настойчив, то непременно добьется своего.
Отлично. Крис с одной стороны, мама – с другой, а я шавкой прыгаю посередке и тявкаю, словно мы играем в собачки. Джулс, а скажи маме, что я разбил окно… Джульет, пусть брат положит эту штуку и подойдет ко мне… Сколько себя помню, я всегда служила посредником. Барт, похоже, прекрасно разобрался в ситуации.
Тем временем принесли главное блюдо, и я набросилась на паратху, опять же, как шавка, только на сей раз страшно голодная. В тот вечер мне как никогда нужно было чем-нибудь заглушить уныние, и тарелка с калорийным блюдом оказалась наипервейшим из доступных средств. Мама не скрывала своего осуждения. Когда дело касается меня, она превращается в ярую сторонницу диеты.
– Но это займет каких-то шесть недель, мам, – заговорила я, прикончив последний кусок слоеного теста и вытирая жирные руки о салфетку. – Крис сможет выиграть время и отвязаться от этих зануд из социальной помощи. Пусть себе учится.
Мне показалось, что этот прием – указать на незначительность события – должен сработать. Будем загружать ее потихоньку.
– Неизвестно, куда заведет его этот путь, – неопределенно ответила она, уминая куриные окорочка по-бомбейски.
– Господи! – внезапно выкрикнула я. От психологического напряжения у меня в голове что-то щелкнуло, и я перестала себя контролировать. Нет ошибки страшнее и преступления более тяжкого, чем брякнуть маме, что ты думаешь. – И почему все так носятся с Крисом? Почему все думают, что он обязательно станет программистом, как только закончит эти чертовы курсы? Почему все, что с ним происходит, имеет просто вселенское значение? Почему обо мне никто и вполовину так не беспокоится?
– А с чего я должна была за тебя беспокоиться? – обрубила мама. – Я знала, что ты сама всего добьешься.
– Прекрасно. Спасибо за поддержку.
Наши глаза метали друг в друга молнии, когда брат догадался вернуться из сортира. Он так долго там торчал, что, должно быть, успел выкурить всю пачку сигарет. Плюхнувшись на стул, он жизнерадостно осведомился: «Ну, как вы тут?» – еще не успев сообразить, что буря уже бушует вовсю. Когда датчики Криса среагировали на грозовой фронт, он пробормотал, что ужасно голоден, и накинулся на ближайшую тарелку, даже не взглянув, что в ней. Мы все сосредоточенно жевали. Вернее, это мы с Крисом усиленно работали челюстями, уставившись в тарелки, – точно ожидали маминого одобрения, если все съедим. Мама испускала один тяжкий вздох за другим и крутила в пальцах вилку, старательно демонстрируя свое недовольство. Когда она попросила у официанта очередной стакан воды, Крис воспользовался этим и украдкой послал мне полный упрека взгляд. Да, я его подвела. Этот обед просто катастрофа! И виноватой в том я считала себя – наперекор всякой логике.
И разумеется, мне пришлось заплатить за всех. Впрочем, как всегда. Мать приняла это как должное, а Крис торопливо пробурчал подобие благодарности. Возможно, будь он программистом, то и заплатил бы за нас – для разнообразия. И взял на себя ответственность за настроение матери. И я попросила бы его похлопотать за меня перед мамочкой, а сама шмыгнула в туалет и покуривала бы там, пока он вкручивал маме мозги. А затем с упреком посматривала на него, когда он, увы, провалил бы задание. Однако даже такая картинка не смогла меня позабавить. Все бремя земных страданий лежало у меня на плечах. Вернее, бремя родственных уз. Мне казалось, что я тащу их обоих на плечах, и даже после того, как мы расползлись по своим углам, плечи ломило и пригибало к земле. Крис перевалил на меня свои проблемы, а мама винила меня за выкрутасы собственного взбалмошного характера. Так было всегда, сколько я себя помню, и успело мне осточертеть. У меня даже спина ныла, а в животе бурлило от всего, что я в него напихала в попытке занять чем-нибудь рот, чтобы не брякнуть лишнего.
Я помассировала плечи. Ни хрена не помогло. И вдруг откуда ни возьмись всплыла острая тоска по Барту. Будь он сегодня с нами, обязательно нашел бы, как отвлечь маму от мрачных мыслей. Барту удавалось не воспринимать ее всерьез, но самое поразительное – мама ему была за это благодарна, тогда как нас за такое отношение в одну секунду размазала бы по стенке. А потом я могла бы попросить его помассировать мне плечи. И мы могли бы заняться сексом, хотя в тот момент мне не хватало скорее нежности.
Слезы были тут как тут.
Сосредоточившись на том, чтобы не разразиться истеричными рыданиями прямо в такси, я подумала, не зарулить ли в «Плевок», но это не лезло ни в какие ворота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Я осмотрительно продвинула пешку на две клетки вперед:
– Крис, похоже, заинтересовался курсами.
Не очень удачное начало. Наши интересы мама всегда воспринимала в штыки.
– Заинтересовался? – презрительно процедила она. – Он начал сдавать позиции, Джульет, вот и все.
Теперь остается или упереться, или пасть.
– Ну, не знаю, – осторожно продолжила я. – Мне показалось, он даже воодушевлен.
– Тебе-то откуда знать? – фыркнула она.
– Мы с ним много общаемся. Он даже пригласил меня к себе, чтобы рассказать о курсах поподробнее.
– Надеюсь, тебе хватило ума его отговорить.
– Вполне достаточно, что его отговаривает Сисси. Ей эта затея с курсами очень не по душе.
Это было гениально и к тому же сущая правда! Сисси и Крис лаются с тех пор, как он решился пойти на курсы. Пока Крис бренчал на гитаре, Сисси легко мирилась с тем, что он жил на пособие. Она считала, что ее бойфренду куда больше подходит роль музыканта, чем программиста, пусть даже с тугим кошельком. И теперь, если мама решит упереться, то окажется в одной команде с Сисси. А мама презирала Сисси всей душой. Вряд ли ей вообще угодил бы кто-то из ныне живущих, но Сисси была воплощением порока.
Последовала долгая пауза. Я наслаждалась каждой секундой. Сравнение с партией в шахматы было не очень удачным. Наша беседа куда больше напоминала бойцовский поединок. Я только что заработала очки, а мама, пошатываясь, отошла в свой угол.
В новом раунде мама избрала весьма остроумную тактику: упоминать о Сисси как можно меньше. Это было частью ее долгосрочного стратегического плана не упоминать о ней вообще и ни при каких обстоятельствах.
– Ну, раз уж ты так много общаешься с Крисом, – начала она, – и он к тебе прислушивается…
Какое снисхождение!
– … то почему бы тебе не раскрыть ему глаза? Мама устремила на меня мрачный взгляд, и я тут же увяла.
– Ты сделаешь это лучше любого! – продолжала она. – Ты ведь наверняка знаешь массу успешных музыкантов, которые долгие, очень долгие годы карабкались к славе! Где это видано, чтобы успех пришел в одночасье? Убеди Криса, что если он будет настойчив, то непременно добьется своего.
Отлично. Крис с одной стороны, мама – с другой, а я шавкой прыгаю посередке и тявкаю, словно мы играем в собачки. Джулс, а скажи маме, что я разбил окно… Джульет, пусть брат положит эту штуку и подойдет ко мне… Сколько себя помню, я всегда служила посредником. Барт, похоже, прекрасно разобрался в ситуации.
Тем временем принесли главное блюдо, и я набросилась на паратху, опять же, как шавка, только на сей раз страшно голодная. В тот вечер мне как никогда нужно было чем-нибудь заглушить уныние, и тарелка с калорийным блюдом оказалась наипервейшим из доступных средств. Мама не скрывала своего осуждения. Когда дело касается меня, она превращается в ярую сторонницу диеты.
– Но это займет каких-то шесть недель, мам, – заговорила я, прикончив последний кусок слоеного теста и вытирая жирные руки о салфетку. – Крис сможет выиграть время и отвязаться от этих зануд из социальной помощи. Пусть себе учится.
Мне показалось, что этот прием – указать на незначительность события – должен сработать. Будем загружать ее потихоньку.
– Неизвестно, куда заведет его этот путь, – неопределенно ответила она, уминая куриные окорочка по-бомбейски.
– Господи! – внезапно выкрикнула я. От психологического напряжения у меня в голове что-то щелкнуло, и я перестала себя контролировать. Нет ошибки страшнее и преступления более тяжкого, чем брякнуть маме, что ты думаешь. – И почему все так носятся с Крисом? Почему все думают, что он обязательно станет программистом, как только закончит эти чертовы курсы? Почему все, что с ним происходит, имеет просто вселенское значение? Почему обо мне никто и вполовину так не беспокоится?
– А с чего я должна была за тебя беспокоиться? – обрубила мама. – Я знала, что ты сама всего добьешься.
– Прекрасно. Спасибо за поддержку.
Наши глаза метали друг в друга молнии, когда брат догадался вернуться из сортира. Он так долго там торчал, что, должно быть, успел выкурить всю пачку сигарет. Плюхнувшись на стул, он жизнерадостно осведомился: «Ну, как вы тут?» – еще не успев сообразить, что буря уже бушует вовсю. Когда датчики Криса среагировали на грозовой фронт, он пробормотал, что ужасно голоден, и накинулся на ближайшую тарелку, даже не взглянув, что в ней. Мы все сосредоточенно жевали. Вернее, это мы с Крисом усиленно работали челюстями, уставившись в тарелки, – точно ожидали маминого одобрения, если все съедим. Мама испускала один тяжкий вздох за другим и крутила в пальцах вилку, старательно демонстрируя свое недовольство. Когда она попросила у официанта очередной стакан воды, Крис воспользовался этим и украдкой послал мне полный упрека взгляд. Да, я его подвела. Этот обед просто катастрофа! И виноватой в том я считала себя – наперекор всякой логике.
И разумеется, мне пришлось заплатить за всех. Впрочем, как всегда. Мать приняла это как должное, а Крис торопливо пробурчал подобие благодарности. Возможно, будь он программистом, то и заплатил бы за нас – для разнообразия. И взял на себя ответственность за настроение матери. И я попросила бы его похлопотать за меня перед мамочкой, а сама шмыгнула в туалет и покуривала бы там, пока он вкручивал маме мозги. А затем с упреком посматривала на него, когда он, увы, провалил бы задание. Однако даже такая картинка не смогла меня позабавить. Все бремя земных страданий лежало у меня на плечах. Вернее, бремя родственных уз. Мне казалось, что я тащу их обоих на плечах, и даже после того, как мы расползлись по своим углам, плечи ломило и пригибало к земле. Крис перевалил на меня свои проблемы, а мама винила меня за выкрутасы собственного взбалмошного характера. Так было всегда, сколько я себя помню, и успело мне осточертеть. У меня даже спина ныла, а в животе бурлило от всего, что я в него напихала в попытке занять чем-нибудь рот, чтобы не брякнуть лишнего.
Я помассировала плечи. Ни хрена не помогло. И вдруг откуда ни возьмись всплыла острая тоска по Барту. Будь он сегодня с нами, обязательно нашел бы, как отвлечь маму от мрачных мыслей. Барту удавалось не воспринимать ее всерьез, но самое поразительное – мама ему была за это благодарна, тогда как нас за такое отношение в одну секунду размазала бы по стенке. А потом я могла бы попросить его помассировать мне плечи. И мы могли бы заняться сексом, хотя в тот момент мне не хватало скорее нежности.
Слезы были тут как тут.
Сосредоточившись на том, чтобы не разразиться истеричными рыданиями прямо в такси, я подумала, не зарулить ли в «Плевок», но это не лезло ни в какие ворота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92