ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Со своего места на диванчике Зои услышала странный звук. Сначала она подумала, что это гром вдалеке, надвигающаяся буря; она прекратила есть кашу с орехами и изюмом и прислушалась. Софи сидела на другом конце диванчика, миска с кашей стояла у нее на коленях, ее опухшая нога была поднята на деревянный ящик; она тоже слышала этот звук. Софи резко подняла голову и повернулась лицом к окну. Лишь Марти, которая стояла, прислонившись к косяку двери между двумя комнатами хижины, казалось, не слышала этого звука. Она была поглощена едой порезанных персиков из банки; до этого она отказалась есть предложенную Зои кашу, так как у них было только сухое молоко.
Это был не гром, а какой-то самолет. Зои слышала до этого, как несколько самолетов пролетали над ее головой за все время, пока она жила в хижине, но это был другой звук. Этот самолет был совсем недалеко и приближался. Она опять посмотрела на Марти, которая теперь замерла с ложкой персиков на пути ко рту, ее глаза были широко открыты и полны страха.
– Это вертолет!
Софи бросила миску с кашей на пол, вскочила и поскакала на одной ноге к входной двери хижины.
Марти моментально подпрыгнула к ней, уронив при этом банку с персиками и разлив сироп на щербатый деревянный пол.
– Ты не можешь туда выйти! – схватила она Софи за руку.
– Ай! – взвизгнула Софи.
– Это ее обожженная рука, – сказала Зои, и Марти отпустила левую руку Софи, но тут же схватила ее за правую.
Софи пыталась вырваться:
– Моя мама знает, как управлять вертолетом. Может быть, это она!
Шум вертолета был достаточно громким теперь, и у Зои побежали мурашки по спине. Сквозь окно без стекол она могла видеть, как листья деревьев неистово колышутся под пролетающим вертолетом. Оставили ли они что-нибудь на поляне, что может их выдать, задала она себе вопрос. Марти была права, что касается костра, и слава Богу, она убрала синий толь с крыши.
– Ты не можешь туда выйти, – повторила Марти Софи крепко держа ее руку. – Ты что, не понимаешь?
Софи сильно ударила ее по голени здоровой ногой.
– Черт!
Марти отстранилась от девочки, но только на мгновение, поскольку Софи опять направилась к двери.
Зои встала, она была готова сама остановить Софи, но Марти схватила девочку за плечи и развернула ее лицом к себе.
– Ах; ты маленькая сучка, – прошипела она. – Ты моей жизнью играешься!
Софи, казалось, не слышала ее. Она посмотрела на окно.
– Он улетает! – сказала она, пытаясь высвободиться. – Пустите меня. Мама!…
Она освободилась от хватки Марти и выбежала за дверь до того, как они успели ее остановить, но она опоздала. Шум вертолета становился едва различимым вдалеке, и вскоре Зои слышала лишь крики Софи, которая звала свою маму, но даже они были слабыми, стихающими и душераздирающими. Она знала, что малышка в слезах. Зои встала и подошла к двери.
– Мама, не иди к ней, – сказала Марти. – Из-за нее мы обе могли отправиться в тюрьму до конца наших дней.
Зои повернулась к своей дочери:
– Ты очень жесткая женщина, Марти. Я никогда не осознавала этого.
– Мне пришлось ею быть, – сказала Марти. – Я выросла без защиты родителей.
Зои вздрогнула от ее слов, но прежде чем она смогла ответить, Софи, прыгая, вернулась в хижину, повязка на ее ноге была в красных пятнах.
– Твоя ступня опять кровоточит, дорогая, – сказала Зои. – Присядь и позволь мне заняться ею.
Софи молча упала на софу, опять положив ногу на деревянный ящик. Ее щеки и нос были красными от плача, и она отвернулась от них обеих.
Зои встала на колени перед деревянным ящиком и начала разматывать повязку. Она поморщилась от боли в спине. Сколько еще ночей она сможет спать на бугорчатом, самодельном матрасе?
– Марти, дай мне, пожалуйста, перекись водорода, – попросила она дочь. – Она в спальне, в коробке у моей кровати.
Ступня Софи выглядела хуже, чем днем раньше. Хотела бы она, чтобы антибиотики начали действовать.
Марти вернулась с бутылочкой перекиси водорода и пригоршней ватных шариков. Она встала над Зои, пристально посмотрев на ногу Софи.
– Выбежав туда вот так, ты сделала только хуже своей ноге, малышка, – сказала она Софи.
Софи повернула голову, чтобы посмотреть на нее.
– Ты такая злая, – сказала она.
– Она на самом деле не злая, дорогая. – Зои протерла ногу Софи промоченными перекисью ватными шариками. – Она просто испугана.
– Ты убила бедную черепаху, а потом даже не ела ее, – сказала Софи.
Прошлой ночью они оставили черепаху на поляне. Этим утром ее уже не было, и Зои предположила, что до нее добрались собаки.
Марти села на другой конец софы и щелкнула зажигалкой. У нее больше не было сигарет, и игра с пурпурной зажигалкой быстро стала ее новой привычкой.
– Послушай, Софи, – сказала она. – Ты понимаешь, что здесь происходит?
Софи посмотрела на нее с подозрением.
– Что ты имеешь в виду? – спросила она.
– Я хочу сказать, если они найдут тебя, они найдут меня, и тогда я должна буду вернуться в тюрьму. Когда-нибудь мы сможем уйти отсюда, и тогда, возможно, ты сможешь идти куда захочешь, но это в далеком будущем.
Софи пристально смотрела на свою ногу, пока Зои обматывала ее новой марлей.
– Почему ты была в тюрьме? – спросила она.
Зои оторвала кусочек хирургического бинта и взглянула на дочь, желая знать, как она ответит.
– Думают, что я убила кое-кого, – сказала Марти.
– А ты убила? – Софи взглянула на нее на этот раз.
– Нет. Но все доказательства против меня. Так что предполагается, что я должна быть в тюрьме до конца своей жизни. – Она вздохнула. – Ты знаешь, каково это быть в тюрьме?
– Не совсем.
– В общем, – сказала Марти, – представь себе, что ты попала в ловушку и никогда и ни за что не сможешь оттуда выбраться. И люди там причиняют тебе боль. Надзиратели, которые находятся там, чтобы ты оттуда не убежала, причиняют тебе боль постоянно. Другие заключенные тоже причиняют тебе боль. Все друг друга ненавидят. Ты не можешь выбирать, что тебе кушать, а вся еда – отходы.
Она опять зажгла зажигалку и уставилась на пламя.
– Ты не можешь никуда уйти, – сказала она. – Ты должна делать все то, что они тебе говорят, или окажешься в изоляторе, заперта сама с собой, днем и ночью, без света и… о Боже, ты просто сходишь с ума.
Софи искоса взглянула на Марти, потом опять на свою ногу.
– Я думаю, я знаю немного, что собой представляет тюрьма, – сказала она. – Некоторые знакомые мне дети говорят, что диализ похож на пребывание в тюрьме. – Она пожала плечами. – Я полагаю, так и есть, в каком-то смысле. Каждую ночь, перед приемом Гербалины, моя мама подсоединяла меня к аппарату, стоящему у моей кровати. Она использовала трубку в моем животе, и я лежала, подсоединенная к аппарату всю ночь. Трудно было переворачиваться и трудно вставать, чтобы сходить в туалет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90