Отек немного спал, рана не казалась уже такой воспаленной и чувствительной, и Зои почувствовала огромное облегчение.
– Она намного лучше, Софи, – сказала она. Софи подняла голову, чтобы самой посмотреть на ногу. – Антибиотики действуют.
Софи опять уронила голову на подушку.
– Если бы только они могли починить все остальное, – вздохнула она.
– Я знаю, милая, – сказала Зои, вставая. – Я тоже этого хотела бы.
Она села на камень у ручья, держа ведро и сеть наготове, и ждала, когда проплывет одна из тех темно-чешуйчатых рыб. Обычно их было очень много. Но сегодня, когда они были нужны ей как никогда, казалось, что они вдруг испарились из ручья. Тем не менее отсутствие рыбы предоставило ей много времени для размышления.
Она подумала о нежелании Марти разжигать огонь. Эти два слова, Марти и огонь, вызывали у нее какое-то беспокойство, и она боялась, что знала, почему так происходит. Многие годы эти слова были неразделимо связаны в ее голове, несмотря на то что она прикладывала все усилия, чтобы разорвать эту мысленную связь между ними. Сколько Марти было лет, когда возник пожар? Одиннадцать? Может, только десять?
Зои и Макса вызвали из Нью-Йорка, где они снимали фильм, поскольку в доме в Малибу произошел пожар. Комната няни была разрушена, сгорела, и сначала все подумали, что молодая женщина заснула с зажженной сигаретой в руке. Но после того как пожарные инспекторы более тщательно поискали причину пожара, они определили, что дом намеренно кто-то поджег посреди ночи. Причиной пожара была намоченная в бензине и затем воспламенившаяся тряпка, которая была спрятана в углу комнаты. А пропитанная бензином тряпка просто так не появилась бы в комнате няни, если только кто-то не положил ее туда.
Макс постарался направить дело в сторону того, что няня сама это сделала. Она была в депрессии, доказывал он. К тому же она время от времени выпивала.
Лежа на больничной койке, с обожженными руками, няня уверяла, что не имеет никакого отношения к пожару, но Зои и Макс проигнорировали ее протесты и сделали из ее увольнения публичное шоу. Об этом инциденте несколько дней кричали все газеты, и Зои сомневалась, что бедной женщине удастся когда-либо найти работу. Но в тот момент существовала крайняя необходимость не позволить свету прожекторов упасть на человека, которого пожарные инспекторы считали настоящим виновным, – Марти.
Впрочем, Марти отрицала, что имела какое-то отношение к пожару, и реальных доказательств ее причастности к этому не было, так что Зои легко было не доверять теориям пожарных инспекторов. О Боже, как хорошо у нее получалось тогда ничего не замечать! Не спрашивайте, не рассказывайте. Это можно было назвать правилом семьи Гарсон-Полинг. Ни она, ни Макс не хотели спрашивать Марти, сделала ли она что-то плохое и почему она это сделала, поскольку тогда им пришлось бы разбираться с ответами. Гораздо легче было пустить все на самотек. Так они и сделали.
Когда Марти рассматривали как кандидата для учебы в интернате, заместитель директора долго разговаривала с Зои.
– Марти писалась в кровати? – спросила замдиректора.
– Да, до двенадцати лет, – призналась Зои.
Макс лупил Марти за писанье в постели, которое считал результатом простого неповиновения с ее стороны.
– Ага, – протянула замдиректора, чиркнув что-то в своих записях, и Зои подумала, что ей лучше с этого момента следить за тем, как она отвечает на вопросы.
– Марти нравилось играть с огнем? – задала следующий вопрос замдиректора. – Ей нравилось зажигать спички? Пламя ее зачаровывало?
– Нет, – ответила Зои.
Она полностью выбросила из головы пожар в комнате няни. Удивительно, как у нее это легко получалось.
– Какая-нибудь жестокость по отношению к животным? – продолжала допытываться замдиректора.
Зои подумала о котенке, но ведь никогда не было никаких доказательств того, что именно Марти была виновна в смерти маленького пушистого комочка.
– Нет, – сказала она. – Почему вы задаете мне такие странные вопросы?
– О, мы всем родителям задаем эти вопросы, – объяснила замдиректора. – Понимаете, существует три вида поведения, которое предсказывает возможное ненормальное или жестокое поведение в будущей жизни, – сказала она. – Писанье в кровати в позднем детстве, поджоги и жестокость с животными. Так что это то, что мы хотим исключить, как нечто само собой разумеющееся, когда опрашиваем кандидата на учебу в этой школе. К счастью, у нас такое редко случается. Обычно это бывает у детей, о которых не заботились или с которыми плохо обращались.
– А, – сказала Зои.
Ей удалось закончить беседу и выйти на улицу, прежде чем ее стало сильно тошнить.
Прошло какое-то время, пока Зои осознала, что одна из темных рыб была как раз перед ней и, можно сказать, насмехалась над Зои, плавая среди камней. Протянув сеть, она с легкостью зачерпнула ее и бросила в ведро. Еще одна рыбина, такая же, как первая, практически заплыла в ее сеть, а за ней еще одна. Там, должно быть, делая стая, подумала Зои, и поймала еще несколько, пока не решила, что у нее уже достаточно рыбы, чтобы приготовить хороший обед для них троих.
И она приготовит его на костре. Она рассмотрит лицо Марти сквозь пламя костра. Если бы только она могла переделать детство своей дочери! Она посвятила бы ей все свое время, отдала бы всю свою любовь, все, чего она застуживала и чего у нее не было. Но она не могла вернуться в прошлое и прожить все заново. У нее, было только настоящее, и она сделает все, что в ее силах, чтобы уберечь Марти от возвращения в тюрьму. Марти нужна была помощь, но это была не та помощь, которую может дать ей тюрьма.
Софи сидела на ступеньке крыльца, когда Зои вернулась с берега ручья. Она выглядела немного лучшее чем утром, впрочем, так казалось, наверное, из-за того, что она сидела, поэтому ее лицо не выглядело таким отекшим.
– Я поймала наш обед, – сказала Зои. – Позволь мне взять нож в домике, и я почищу рыбу тут, с тобой.
– Зои, – Софи посмотрела на нее, – я хочу домой.
Зои поставила ведро на землю и села рядом с ней на ступеньку.
– Я знаю, что ты хочешь домой, милая, – сказала она. – Хотела бы я знать, что можно сделать, чтобы это произошло.
– Я хочу увидеть свою маму, – сказала Софи.
Зои посмотрела через плечо.
– Где Марти? – шепотом спросила она.
– Внутри. Читает.
Зои взглянула на открытое окно гостиной, затем вернулась мысленно к Софи, пытаясь найти правильные слова, которые помогут малышке понять, в каком затруднительном положении она оказалась.
– Твоя мама очень хорошо о тебе заботилась, не правда ли? – спросила она наконец.
Софи кивнула.
– Да.
– И мне тоже нужно очень хорошо позаботиться о своей дочке, – объяснила она. – Мне страшно, Софи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
– Она намного лучше, Софи, – сказала она. Софи подняла голову, чтобы самой посмотреть на ногу. – Антибиотики действуют.
Софи опять уронила голову на подушку.
– Если бы только они могли починить все остальное, – вздохнула она.
– Я знаю, милая, – сказала Зои, вставая. – Я тоже этого хотела бы.
Она села на камень у ручья, держа ведро и сеть наготове, и ждала, когда проплывет одна из тех темно-чешуйчатых рыб. Обычно их было очень много. Но сегодня, когда они были нужны ей как никогда, казалось, что они вдруг испарились из ручья. Тем не менее отсутствие рыбы предоставило ей много времени для размышления.
Она подумала о нежелании Марти разжигать огонь. Эти два слова, Марти и огонь, вызывали у нее какое-то беспокойство, и она боялась, что знала, почему так происходит. Многие годы эти слова были неразделимо связаны в ее голове, несмотря на то что она прикладывала все усилия, чтобы разорвать эту мысленную связь между ними. Сколько Марти было лет, когда возник пожар? Одиннадцать? Может, только десять?
Зои и Макса вызвали из Нью-Йорка, где они снимали фильм, поскольку в доме в Малибу произошел пожар. Комната няни была разрушена, сгорела, и сначала все подумали, что молодая женщина заснула с зажженной сигаретой в руке. Но после того как пожарные инспекторы более тщательно поискали причину пожара, они определили, что дом намеренно кто-то поджег посреди ночи. Причиной пожара была намоченная в бензине и затем воспламенившаяся тряпка, которая была спрятана в углу комнаты. А пропитанная бензином тряпка просто так не появилась бы в комнате няни, если только кто-то не положил ее туда.
Макс постарался направить дело в сторону того, что няня сама это сделала. Она была в депрессии, доказывал он. К тому же она время от времени выпивала.
Лежа на больничной койке, с обожженными руками, няня уверяла, что не имеет никакого отношения к пожару, но Зои и Макс проигнорировали ее протесты и сделали из ее увольнения публичное шоу. Об этом инциденте несколько дней кричали все газеты, и Зои сомневалась, что бедной женщине удастся когда-либо найти работу. Но в тот момент существовала крайняя необходимость не позволить свету прожекторов упасть на человека, которого пожарные инспекторы считали настоящим виновным, – Марти.
Впрочем, Марти отрицала, что имела какое-то отношение к пожару, и реальных доказательств ее причастности к этому не было, так что Зои легко было не доверять теориям пожарных инспекторов. О Боже, как хорошо у нее получалось тогда ничего не замечать! Не спрашивайте, не рассказывайте. Это можно было назвать правилом семьи Гарсон-Полинг. Ни она, ни Макс не хотели спрашивать Марти, сделала ли она что-то плохое и почему она это сделала, поскольку тогда им пришлось бы разбираться с ответами. Гораздо легче было пустить все на самотек. Так они и сделали.
Когда Марти рассматривали как кандидата для учебы в интернате, заместитель директора долго разговаривала с Зои.
– Марти писалась в кровати? – спросила замдиректора.
– Да, до двенадцати лет, – призналась Зои.
Макс лупил Марти за писанье в постели, которое считал результатом простого неповиновения с ее стороны.
– Ага, – протянула замдиректора, чиркнув что-то в своих записях, и Зои подумала, что ей лучше с этого момента следить за тем, как она отвечает на вопросы.
– Марти нравилось играть с огнем? – задала следующий вопрос замдиректора. – Ей нравилось зажигать спички? Пламя ее зачаровывало?
– Нет, – ответила Зои.
Она полностью выбросила из головы пожар в комнате няни. Удивительно, как у нее это легко получалось.
– Какая-нибудь жестокость по отношению к животным? – продолжала допытываться замдиректора.
Зои подумала о котенке, но ведь никогда не было никаких доказательств того, что именно Марти была виновна в смерти маленького пушистого комочка.
– Нет, – сказала она. – Почему вы задаете мне такие странные вопросы?
– О, мы всем родителям задаем эти вопросы, – объяснила замдиректора. – Понимаете, существует три вида поведения, которое предсказывает возможное ненормальное или жестокое поведение в будущей жизни, – сказала она. – Писанье в кровати в позднем детстве, поджоги и жестокость с животными. Так что это то, что мы хотим исключить, как нечто само собой разумеющееся, когда опрашиваем кандидата на учебу в этой школе. К счастью, у нас такое редко случается. Обычно это бывает у детей, о которых не заботились или с которыми плохо обращались.
– А, – сказала Зои.
Ей удалось закончить беседу и выйти на улицу, прежде чем ее стало сильно тошнить.
Прошло какое-то время, пока Зои осознала, что одна из темных рыб была как раз перед ней и, можно сказать, насмехалась над Зои, плавая среди камней. Протянув сеть, она с легкостью зачерпнула ее и бросила в ведро. Еще одна рыбина, такая же, как первая, практически заплыла в ее сеть, а за ней еще одна. Там, должно быть, делая стая, подумала Зои, и поймала еще несколько, пока не решила, что у нее уже достаточно рыбы, чтобы приготовить хороший обед для них троих.
И она приготовит его на костре. Она рассмотрит лицо Марти сквозь пламя костра. Если бы только она могла переделать детство своей дочери! Она посвятила бы ей все свое время, отдала бы всю свою любовь, все, чего она застуживала и чего у нее не было. Но она не могла вернуться в прошлое и прожить все заново. У нее, было только настоящее, и она сделает все, что в ее силах, чтобы уберечь Марти от возвращения в тюрьму. Марти нужна была помощь, но это была не та помощь, которую может дать ей тюрьма.
Софи сидела на ступеньке крыльца, когда Зои вернулась с берега ручья. Она выглядела немного лучшее чем утром, впрочем, так казалось, наверное, из-за того, что она сидела, поэтому ее лицо не выглядело таким отекшим.
– Я поймала наш обед, – сказала Зои. – Позволь мне взять нож в домике, и я почищу рыбу тут, с тобой.
– Зои, – Софи посмотрела на нее, – я хочу домой.
Зои поставила ведро на землю и села рядом с ней на ступеньку.
– Я знаю, что ты хочешь домой, милая, – сказала она. – Хотела бы я знать, что можно сделать, чтобы это произошло.
– Я хочу увидеть свою маму, – сказала Софи.
Зои посмотрела через плечо.
– Где Марти? – шепотом спросила она.
– Внутри. Читает.
Зои взглянула на открытое окно гостиной, затем вернулась мысленно к Софи, пытаясь найти правильные слова, которые помогут малышке понять, в каком затруднительном положении она оказалась.
– Твоя мама очень хорошо о тебе заботилась, не правда ли? – спросила она наконец.
Софи кивнула.
– Да.
– И мне тоже нужно очень хорошо позаботиться о своей дочке, – объяснила она. – Мне страшно, Софи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90