Однако довольно, я нагнал на тебя тоску. Не все так мрачно, Надья. Не все так мрачно. Если бы ты знала, как я наслаждаюсь нынешним заказом — книгами из библиотеки Мальтийского госпиталя, отданными мне на рецензию перед аукционом. В прекрасной сохранности, одна к одной!
Чувствую себя герметиком, владеющим Изумрудной Скрижалью. Или нет, еще лучше — душой умершего, прикорнувшей на таблице с именами предков. Я нашел в них письмо, подписанное неким монахом-бенедиктинцем Иоанном, келарем монастыря Витториоза, он отправил его кому-то из своих близких друзей или учеников.
В письмо вложены отрывки рукописи, написанной тем же почерком, и кладоискательский рисунок.
Согласись, это чистой воды саспенс, почти как голливудском сценарии!
Текст написан на довольно хорошей латыни, и можно предположить, что адресат Иоанна (я его называю Иоанном Мальтийским), то есть парень, который заложил письмо между страниц фармацевтического справочника, работал врачом в госпитале Сакра Инфермерия.
Спешу тебе похвастаться, что сделал черновой перевод отдельных фрагментов письма. Привожу их здесь с некоторыми своими комментариями. Не могу без комментариев, ты ведь знаешь.
Дорогой брат,
чувствуя приближение смерти, спешу сообщить тебе о тех обстоятельствах моего пребывания в монастыре Витториоза, которые до сего времени мне приходилось хранить в глубокой тайне.
Принятые обеты, а теперь еще и слабое здоровье не позволяют мне покинуть стены монастыря, поэтому я прибегаю к услугам чернил и бумаги, что является не слишком надежным, но единственным способом передать тебе то, что я обязан передать.
Надеюсь, письмо попадет к тебе в руки в целости и сохранности и ты надежно сбережешь ту тайну, ради которой по велению старших братьев я покинул свое законное место у Святого Престола Иннокентия XII и принял монашество.
Какова завязка? Понятно, что Иоанн Мальтийский (звучит неплохо, верно?) принадлежал какому-то религиозному ордену или братству.
Причем в одном месте он использует слово fraternitas, то есть братство, а ниже встречается слово ordo, то есть орден.
Впрочем, это не так важно.
Витториоза — бенедиктинский монастырь, соответственно Иоанн был бенедиктинцем, а его адресат был, скорее всего, госпитальером.
Но что же это за тайный орден, членами которого могли быть и бенедиктинцы и госпитальеры? Взаимоотношения орденов в эту эпоху (упоминание в тексте имени папы римского Иннокентия XII Антонио Пиньятелли говорит о том, что текст составлен между 1691 и 1700 годами) — вещь достаточно запутанная.
Не исключаю, например, что и госпитальеры и бенедиктинцы могли одновременно принадлежать, скажем, ордену барнабитов.
С другой стороны, известны также случаи монашеского шпионажа, когда по заданию какого-то братства человек внедряется в другое братство.
Хлопотное это занятие — ловля человеков.
Барнабитов, кстати сказать, всегда интересовала чужая жизнь.
Конечно, они не были такими назойливыми, как доминиканцы, и делали все гораздо тоньше, но стремление все исправить и всех построить им тоже свойственно. Хотя, если речь идет и о каком-то другом ордене, что с того?
Но довольно об этом, ты, верно, утомилась.
Отправляюсь на Arbeitsplatz, поить своей кровью гигантского комара по имени Welcome Trust.
Не забывайся там, синьора awocata. Жаркий и мокрый климат располагает к безобразиям.
МОРАС
декабрь, 7
лукас! я здесь, на мальте, но прийти пока не могу
мои друзья по каюте устроили шутку в честь прибытия принцессы в порт
милые добрые игроки в трик-трак, едоки хумуса
мне пришлось уходить последнему, после всех пассажиров, есть такая повинность, выпадающая новеньким, в переводе с немецкого называется драить напоследок
на судне оставалось человек двадцать, не больше
когда я вернулся из душа, моих вещей в каюте не было: паспорт, бумаги и папка с рисунками лежали на койке, а дорожная сумка с одеждой исчезла
и синяя роба для уборки, и униформа с полосками на вешалке — все исчезло
в шкафу висело красное платье в пионах, с глубоким вырезом
под ним — растоптанные мужские сандалии, на размер меньше моего
лукас, они взяли даже трусы
когда я выходил в этом платье, столкнулся у трапа с ирландкой
don ' t you dare to come back — сказала она, улыбаясь так широко, что карие веснушки чуть не посыпались с лица на грудь
мне страшно захотелось задрать мою широкую красную юбку и показать ей свое отвращение, но я просто отвернулся и пошел вниз
пишу тебе в интернет-кафе, я все еще в порту, хозяин кафе смотрит на меня задумчиво, это первый мальтиец, которого я вижу, а я думал, что ты будешь первым
почему ты меня не встретил?
То : Liliane Edna Levah,
5, cours de la Somme, 33800 Bordeaux
From: Eugene Levah, Golden Tulip Rossini
Dragonara Road, St Julians STJ 06, Malta
9, Dйcembre
Лилиан, ты молчишь.
А я все чаще думаю о тебе, особенно когда остаюсь один, в отеле теперь тихо, мертвый сезон — все как будто затаились и ждут Рождества.
Помнишь наше последнее Рождество — в Кастелане, когда мы застряли по дороге из Лиона в Ниццу?
Ты тогда выглянула в окно гостиницы и закричала — высоко и пронзительно — точно лиса, попавшая в капкан.
Наша машина — единственная на темной вымершей стоянке — лежала на мокром снегу животом, колеса увели местные воришки, не прошло и трех часов.
Пришлось нам обойтись без зимнего моря, но я не жалел: одни в номере пустого отеля — помнишь эти крошечные закутки, которые они гордо именовали номерами? — на огромной старинной кровати с тысячью мелких подушечек из пожелтевшего кружева… мы задернули толстые бархатные шторы с кистями, заказали вина… хозяин принес нам пино гри и домашнего сыру, а потом ушел домой, оставив всю гостиницу на нас — разве такое могло случиться в Бордо или Париже?
Мы всю ночь слушали радио в темной комнате, где мигали тусклые огоньки деревянного приемника с круглыми ручками… ты сказала, что чувствуешь себя королевой в горном замке, чьи подданные ускакали на охоту, а с тобой осталась только служанка.
И эта служанка был я, Лилиан, но я не возражал. Поверишь ли, я бы и теперь не возражал, несмотря на твои выходки с Корвином и с тем русским парнем в Биарицце. Эжен Лева недостаточно хорош для тебя, он начал это понимать — от этого ему мерещатся дневные призраки, идущие за ним по пятам.
Folie a deux, где второй — одиночество. Зря я сюда уехал, я сделал это со злости, вернее — от гнева, тогда это был еще настоящий гнев!
Мне казалось, что возвращаться из галереи в пустую квартиру с видом на дурацкие ворота Кайо — черт бы побрал этого Шарля Восьмого! — закрывать жалюзи и сидеть с бутылкой Chateau La Collone — кто-то же должен выпить твой бесконечный помероль! — будет невыносимо, тем более что в галерее тоже пусто и совершенно нечем занять руки.
Да, пока не забыл:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
Чувствую себя герметиком, владеющим Изумрудной Скрижалью. Или нет, еще лучше — душой умершего, прикорнувшей на таблице с именами предков. Я нашел в них письмо, подписанное неким монахом-бенедиктинцем Иоанном, келарем монастыря Витториоза, он отправил его кому-то из своих близких друзей или учеников.
В письмо вложены отрывки рукописи, написанной тем же почерком, и кладоискательский рисунок.
Согласись, это чистой воды саспенс, почти как голливудском сценарии!
Текст написан на довольно хорошей латыни, и можно предположить, что адресат Иоанна (я его называю Иоанном Мальтийским), то есть парень, который заложил письмо между страниц фармацевтического справочника, работал врачом в госпитале Сакра Инфермерия.
Спешу тебе похвастаться, что сделал черновой перевод отдельных фрагментов письма. Привожу их здесь с некоторыми своими комментариями. Не могу без комментариев, ты ведь знаешь.
Дорогой брат,
чувствуя приближение смерти, спешу сообщить тебе о тех обстоятельствах моего пребывания в монастыре Витториоза, которые до сего времени мне приходилось хранить в глубокой тайне.
Принятые обеты, а теперь еще и слабое здоровье не позволяют мне покинуть стены монастыря, поэтому я прибегаю к услугам чернил и бумаги, что является не слишком надежным, но единственным способом передать тебе то, что я обязан передать.
Надеюсь, письмо попадет к тебе в руки в целости и сохранности и ты надежно сбережешь ту тайну, ради которой по велению старших братьев я покинул свое законное место у Святого Престола Иннокентия XII и принял монашество.
Какова завязка? Понятно, что Иоанн Мальтийский (звучит неплохо, верно?) принадлежал какому-то религиозному ордену или братству.
Причем в одном месте он использует слово fraternitas, то есть братство, а ниже встречается слово ordo, то есть орден.
Впрочем, это не так важно.
Витториоза — бенедиктинский монастырь, соответственно Иоанн был бенедиктинцем, а его адресат был, скорее всего, госпитальером.
Но что же это за тайный орден, членами которого могли быть и бенедиктинцы и госпитальеры? Взаимоотношения орденов в эту эпоху (упоминание в тексте имени папы римского Иннокентия XII Антонио Пиньятелли говорит о том, что текст составлен между 1691 и 1700 годами) — вещь достаточно запутанная.
Не исключаю, например, что и госпитальеры и бенедиктинцы могли одновременно принадлежать, скажем, ордену барнабитов.
С другой стороны, известны также случаи монашеского шпионажа, когда по заданию какого-то братства человек внедряется в другое братство.
Хлопотное это занятие — ловля человеков.
Барнабитов, кстати сказать, всегда интересовала чужая жизнь.
Конечно, они не были такими назойливыми, как доминиканцы, и делали все гораздо тоньше, но стремление все исправить и всех построить им тоже свойственно. Хотя, если речь идет и о каком-то другом ордене, что с того?
Но довольно об этом, ты, верно, утомилась.
Отправляюсь на Arbeitsplatz, поить своей кровью гигантского комара по имени Welcome Trust.
Не забывайся там, синьора awocata. Жаркий и мокрый климат располагает к безобразиям.
МОРАС
декабрь, 7
лукас! я здесь, на мальте, но прийти пока не могу
мои друзья по каюте устроили шутку в честь прибытия принцессы в порт
милые добрые игроки в трик-трак, едоки хумуса
мне пришлось уходить последнему, после всех пассажиров, есть такая повинность, выпадающая новеньким, в переводе с немецкого называется драить напоследок
на судне оставалось человек двадцать, не больше
когда я вернулся из душа, моих вещей в каюте не было: паспорт, бумаги и папка с рисунками лежали на койке, а дорожная сумка с одеждой исчезла
и синяя роба для уборки, и униформа с полосками на вешалке — все исчезло
в шкафу висело красное платье в пионах, с глубоким вырезом
под ним — растоптанные мужские сандалии, на размер меньше моего
лукас, они взяли даже трусы
когда я выходил в этом платье, столкнулся у трапа с ирландкой
don ' t you dare to come back — сказала она, улыбаясь так широко, что карие веснушки чуть не посыпались с лица на грудь
мне страшно захотелось задрать мою широкую красную юбку и показать ей свое отвращение, но я просто отвернулся и пошел вниз
пишу тебе в интернет-кафе, я все еще в порту, хозяин кафе смотрит на меня задумчиво, это первый мальтиец, которого я вижу, а я думал, что ты будешь первым
почему ты меня не встретил?
То : Liliane Edna Levah,
5, cours de la Somme, 33800 Bordeaux
From: Eugene Levah, Golden Tulip Rossini
Dragonara Road, St Julians STJ 06, Malta
9, Dйcembre
Лилиан, ты молчишь.
А я все чаще думаю о тебе, особенно когда остаюсь один, в отеле теперь тихо, мертвый сезон — все как будто затаились и ждут Рождества.
Помнишь наше последнее Рождество — в Кастелане, когда мы застряли по дороге из Лиона в Ниццу?
Ты тогда выглянула в окно гостиницы и закричала — высоко и пронзительно — точно лиса, попавшая в капкан.
Наша машина — единственная на темной вымершей стоянке — лежала на мокром снегу животом, колеса увели местные воришки, не прошло и трех часов.
Пришлось нам обойтись без зимнего моря, но я не жалел: одни в номере пустого отеля — помнишь эти крошечные закутки, которые они гордо именовали номерами? — на огромной старинной кровати с тысячью мелких подушечек из пожелтевшего кружева… мы задернули толстые бархатные шторы с кистями, заказали вина… хозяин принес нам пино гри и домашнего сыру, а потом ушел домой, оставив всю гостиницу на нас — разве такое могло случиться в Бордо или Париже?
Мы всю ночь слушали радио в темной комнате, где мигали тусклые огоньки деревянного приемника с круглыми ручками… ты сказала, что чувствуешь себя королевой в горном замке, чьи подданные ускакали на охоту, а с тобой осталась только служанка.
И эта служанка был я, Лилиан, но я не возражал. Поверишь ли, я бы и теперь не возражал, несмотря на твои выходки с Корвином и с тем русским парнем в Биарицце. Эжен Лева недостаточно хорош для тебя, он начал это понимать — от этого ему мерещатся дневные призраки, идущие за ним по пятам.
Folie a deux, где второй — одиночество. Зря я сюда уехал, я сделал это со злости, вернее — от гнева, тогда это был еще настоящий гнев!
Мне казалось, что возвращаться из галереи в пустую квартиру с видом на дурацкие ворота Кайо — черт бы побрал этого Шарля Восьмого! — закрывать жалюзи и сидеть с бутылкой Chateau La Collone — кто-то же должен выпить твой бесконечный помероль! — будет невыносимо, тем более что в галерее тоже пусто и совершенно нечем занять руки.
Да, пока не забыл:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83