Энни дала себе всего несколько недель, чтобы привыкнуть к новому ритму жизни, прежде чем предпринять самый трудный шаг. Она знала – придется обратиться к Рою Дирену и убедить его принять ее в свою группу – все равно лучшего преподавателя ей не найти. Без него или другого, почти столь же известного учителя, Энни никогда не сможет стать настоящей актрисой.
Сначала даже звуки пронзительного раздраженного голоса в телефонной трубке выводили Энни из равновесия. Но она вынудила себя настаивать до тех пор, пока не вырвала согласие у Роя. Энни, конечно, не могла не чувствовать, что его антипатия к ней усиливается с каждым звонком.
И вот теперь Рой сидел в складном кресле перед Энни, безжалостно впиваясь в нее ледяными глазами.
Так вот он, ее главный шанс, воплощенный в этом враждебно настроенном, занятом своими мыслями человеке.
Непреклонный резкий внутренний голос прошептал:
«Теперь или никогда».
Но Энни приготовилась отвечать.
Глаза ее потеряли всякое выражение. Она словно увидела надвигающуюся черноту, летящую мимо нее вверх с невообразимой быстротой. И сама Энни одновременно, с той же скоростью проваливалась вниз, во что-то темное и неизвестное, смыкающееся над головой, словно океанские глубины.
Волна дурноты подкатила к горлу, поползла по рукам к пальцам, выплеснулась на страницу книги. Когда она завладела губами Энни, вытеснила воздух из легких, девушка начала читать спокойно, без заранее отрепетированного выражения.
Рой Дирен, подняв брови, уставился на нее.
– Повторите с самого начала, – попросил он.
Энни вновь опустила глаза. Она знала, эти убийственные слова принадлежат ей не больше, чем воздух, которым она дышала, но почему-то слова лились свободно, легко, словно сама смерть, которую она, Энни, облекала в форму и в плоть.
Она по-прежнему читала ровно, спокойно, не пытаясь добавить к стихам эмоциональную окраску или мотивацию. Каждое слово было пронизано владеющим Энни чувством головокружительного полета в неизведанное.
Рой Дирен остановил ее.
– Собственно говоря, она ласкает Ипполита, – объяснил он. – Именно ласкает там, то самое местечко между ног, только не рукой, а словами. Но сама Федра не сознает этого, потому что не желает признаться себе, как изголодалась по пасынку! Попытайтесь передать именно это.
Энни снова прочла те же строчки. Рой улыбнулся и покачал головой, прежде чем она успела закончить.
– Хорошо, – признал он и, поднявшись, протянул ей иссохшую руку, чтобы помочь встать. Книга упала на кофейный столик.
– Двадцать пять долларов за каждый урок, – предупредил Рой. – Занятия три раза в неделю с шести и до того часа, когда мы уже не сможем выносить друг друга. Вам это подходит?
Услышав, сколько придется платить, Энни ужаснулась. Остальные занятия и так стоили достаточно дорого, и банковский счет с каждым месяцем катастрофически усыхал, несмотря на то, что квартира обходилась довольно дешево.
– Могу предложить кое-что получше, – продолжал он. – Заплатите, когда сможете. Потом сочтемся.
Лицо Энни просветлело. Тревога медленно исчезла. Ее приняли!
– Но помните, – предупредил Рой, – перед вами долгий, трудный путь. У вас нет техники. Совсем нет. Ни внутреннего контроля, ни согласованности действий, ни чувства ритма. Либо вы разовьете это в себе, либо никогда не станете актрисой. Никаких ложных надежд, хорошо?
Энни покорно улыбнулась.
– И еще одно. Безработица в нашей профессии достигает девяносто пяти процентов или выше. Так продолжается уже довольно давно, и в обозримом будущем положение не изменится. Если надеетесь разбогатеть таким способом, забудьте об этом.
Вместо ответа Энни, сияя глазами, протянула руку.
– Огромное спасибо, мистер Дирен. Обещаю, вы не пожалеете, что приняли меня.
– Посмотрим, – суховато улыбнулся Рой.
Каким он казался маленьким, напряженным, внутренне сосредоточенным!
– Жду вас в понедельник вечером.
Энни вышла на Тридцать седьмую улицу. Дождь тяжело бил по плечам, но ей и в голову не пришло открыть зонтик.
Наконец-то она стала полноправным членом «Студии 37», студенткой Роя Дирена.
Энни направилась к станции подземки, не обращая внимания на пешеходов. Радость и удивление девушки смешивались с другим странным чувством, в котором она почти боялась признаться даже себе.
Она знала еще до того, как подошла к заветной двери, что Рой Дирен примет ее.
Глава V
Нью-Йорк, 1968 год, 2 февраля
– Вы должны найти себя через своего героя.
Рой Дирен нервно шагал взад и вперед по деревянному полу: суховатое тело сжато, словно стальная пружина, в голосе прорывается еле скрытое напряжение.
– Не верьте актерам, – продолжал он, – которые считают, что вы должны привносить в роль черты собственного характера, воспоминания, эмоции, опыт и тому подобное. Нет.
Он обвел группу суровым взглядом.
– Забудьте о себе. Каждый раз вы убиваете что-то в себе ради очередной роли. И если вы делаете это достаточно хорошо, персонаж что-то даст вам. И это что-то поможет жить дальше, хотя и ненадолго.
Неожиданно повернувшись, он устремил насмешливый взгляд на Энни, стоявшую со сценарием в руках около молодой студентки, и указал на нее пальцем.
– Взгляните, – вот актриса, считающая, что ей больше нечему учиться. Персонажи ее роли – для нее не больше, чем новое пальто, которое она собирается купить, или пара удобных туфель, в которых она обходит магазины на Пятой авеню. – По комнате пронесся смущенный смех. Студенты, испуганные сарказмом Роя, явно жалели Энни. – Я скажу вам, что думаю, – продолжал Рой. – Думаю, наша милочка Энни хочет добиться большого успеха в бизнесе. Может, даже стать секс-символом. Желает, чтобы люди любили ее, восхищались! И ожидает, чтобы Джульетта и Офелия, и все другие героини соответствовали ей, подходили бы как новые платья, позволяли выглядеть еще лучше. Что она может дать этим персонажам, ведь они всего-навсего – витрина ее собственного «я».
– Довольно!
Рой в изумлении обернулся. Энни глядела на него огромными решительными глазами и совсем не казалась рассерженной, что делало ее замечание еще более раздражающим.
– Я бы хотела еще раз пройти это место, если можно, – заявила она.
Рой молча махнул своим экземпляром пьесы в сторону Ника Марсиано, энергичного молодого актера, игравшего эту сцену вместе с Энни, давая сигнал начать все сначала.
Ник повернулся к Энни, подал ей реплику. Они играли полную внутреннего напряжения сцену из пьесы Теннесси Уильямса «Кошка на раскаленной крыше». Энни играла роль Мэгги, девушки, захваченной горькими разочарованиями, сексуальными и душевными.
Атмосфера в комнате была словно заряжена электричеством. Ник заметил, что глаза Энни словно заволокло дымкой и, неловко поеживаясь, выжидал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194