ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

— Но ведь вы психиатр, а не дерматолог, — кое-как собравшись с духом, все же нашла Ольга силы на протест, осознавая, что выглядело это по меньшей мере смешно. Этот ее протест безнадежно запоздал — она уже стояла перед врачом полностью обнаженной, прикрывая грудь скрещенными руками.
— Да нет, голубушка, смею вас уверить, что тут вы ошибаетесь, — возразил Дмитрий Иванович, не отрывая хищного взгляда от изящной фигуры молодой женщины, который жег ее кожу подобно огню. — Во-первых, я врач широкого профиля, о чем у меня имеется множество различных, подтверждающих этот факт свидетельств, а потом ведь, мне и как психиатру необходимо убедиться, что… — Врач не договорил, в чем именно ему предстояло еще убедиться, так как объясняя ей свои права, он одновременно, цепко придерживая за талию, подвел голую женщину к стерильному столу и сейчас же отдал очередной приказ, которого она втайне опасалась, одновременно понимая, что этого ей, кажется, никак не избежать, и в то же время отчаянно надеясь на то, что в своих предположениях ошиблась и моля, чтобы того, чего она так страшится, не случилось:
— Ложитесь!
Пока Ольга собиралась с духом, пытаясь придумать, что бы все-таки возразить нагоняющему на нее страх мужчине, который рассматривал ее уже откровенно, не скрываясь, и делал это с явственным вожделением, она внезапно почувствовала, что крепкая рука стиснула ее талию теперь уже до боли, грубо развернула, и через секунду она уже возлежала грудью на операционном столе. Извиваясь всем телом, пытаясь выскользнуть и заранее зная, что это, как и в прежних случаях, не удастся, Ольга ощутила, как одна рука, оторвавшись от ее спины, уже по-хозяйски раздвигает ей ягодицы, нащупывает анальное отверстие, делая больно… В последний момент она еще нашла в себе силы негромко вскрикнуть:
— Не хочу!.. Нет… — И в очередной раз ощутила, что ее задний проход терзает упрямо прорывающаяся в самую глубину горячая мужская плоть. — Не надо… — Через какое-то время она потеряла сознание…
Лежа в полубреду в просторной кровати своей одноместной палаты, Оля безуспешно пыталась припомнить, какой по счету день продолжается весь этот кошмар. Освободиться, убежать отсюда, как-либо избежать столь страшной, выпавшей на ее долю участи она уже не надеялась. Ведь здесь уже не было доброго старика Филипыча. Не было? Но ведь он же недавно ее навещал… И вытворял с ней не менее омерзительные вещи, чем другие. Так значит, он все-таки не погиб? Оля не знала — она уже ничего не знала… В один из недолгих моментов просветления, которые случались с ней все реже, женщина поняла, что обречена. Она не знала, кем и как подстроено все с ней происходящее, может даже теми самыми зелеными человечками, о которых когда-то упоминал Дмитрий Иванович, но то что она подобно жалкой букашке попала в какой-то грубый, жестокий механизм, который непременно перемелет ее своими безжалостными жерновами, сомневаться не приходилось. Есть она давно не то что бы отказалась — она просто не в состоянии была принимать какую-либо пищу. В итоге Дмитрию Ивановичу приходилось через трубку вводить ей в желудок питательный раствор, чтобы сохранить ее в должной кондиции — это поняла она во время очередного насильственного кормления… «Не-е-ет.
Это не дело, красавица! — решительно заявил тогда врач, внимательно оглядев ее изможденное тело. — Ты уже сбросила килограмма два-три, не меньше, это безобразие пора прекращать!
Иначе совсем скоро ты перестанешь мне нравиться…» И просто-напросто увеличил дозу концентрированного питательного раствора. Зародившаяся было надежда похудеть, чтобы потерять притягательность для насилующего ее мужчины, растаяла подобно дыму в небе, перечеркнутая зловещим резиновым шлангом, насильно вводимым ей внутрь…
Так какой же сегодня все-таки день? Пятый? Седьмой?.. — безуспешно пыталась догадаться Оля, но сама же себе отвечала:
— Какая разница, ведь все равно, ее мучения будут продолжаться до бесконечности. Доктора сменит кто-нибудь еще, а того кто-то еще и еще. А она… В какой-то момент она почти решилась на попытку уйти из этого кошмара, но не нашла в комнате ничего подходящего для этой страшной цели — предусмотрительный Дмитрий Иванович заранее изъял из палаты все колющие и режущие предметы. Веревки она не нашла также, а каким еще способом можно осуществить пришедшее в голову, девушка себе совершенно не представляла. Ведь до этих страшных событий у нее и мыслей о подобном никогда не возникало, как бы тяжело в жизни ей не приходилось. Ну зачем было молодой цветущей женщине интересоваться подобными вещами?
Не зная как совершить задуманное, она впала было в отчаяние, но тут неожиданно вспомнила о своем мужчине — своем любимом Чиже. Где-то он сейчас? Где ее милый Чижик? И вспоминает ли он свою Оленьку добрым словом? Ведь она уехала, даже с ним не попрощавшись… Дура, она, дура… Ей так хотелось бы увидеть его всего только один раз. И после этого можно со спокойной душой… Один только раз, и больше ей ничего-ничего не надо… Но именно в этот момент она и поняла окончательно, что хочет жить и еще надеется, что когда-нибудь Саша будет держать ее в своих крепких, но таких нежных объятиях, что все равно, даже если б и нашлась веревка или бритва, она не решилась бы ими воспользоваться. Нет, ей не хотелось совершать над собой насилие, ведь она еще так молода и так хочет жить… Разве это противоестественно — просто хотеть жить? Ведь она никого никогда не обижала, и за всю свою короткую жизнь никому не причинила зла. Ей и нужна-то была самая малость — чтобы ее оставили в покое и просто дали жить… И еще увидеть своего любимого парня. Ведь ей так хотелось выйти за него замуж и нарожать детей — об этом она, увы, окончательно поняла только теперь, здесь, когда неведомые, тешащиеся с ней негодяи перечеркнули все, не оставив ей ни малейшего шанса на спасение… Где же ты, Сашенька? Где же ты, мой любимый, любимый Чижик?..
Когда девушка услышала звук открывающейся двери, она даже привскочила в несбыточной надежде — а вдруг это… Оля села на край кровати, опустила ноги на теплый пол и вгляделась в неясный, неспешно приближающийся к ней мужской силуэт. Она не стеснялась сейчас своей наготы — ведь кому, как не любимому мужчине, еще полагается на нее смотреть? Ему и одному только ему…
— Сейчас, Оленька, сейчас мы с тобой займемся тем же, что и вчера… — проворковал гость, приблизившись вплотную и остановившись напротив сидящей на кровати женщины.
— Я не хочу. Не хочу… с вами, — слабо запротестовала она, наконец узнав в мужчине ненавистного ей Дмитрия Ивановича. — Прошу вас, оставьте меня в покое.
— Ну что же ты, глупышка, отказываешься? Ведь все равно, тебе это только снится, — ласково произнес Желябов и, расставив ноги, властно привлек к своему паху наполнившееся выражением отчаяния женское лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222