«Вот так и напишу — вкусно, да?» И она кивнула с деланным восхищением. Она так прочно вошла в роль, что ее даже от всегда ненавистного пафоса не мутило. И она не улыбнулась ни разу, слушая выспренние бредни — забыв о том, что она на самом деле абсолютно бездушна и главная ее забота — это она сама. Главная и единственная — так уж вышло.
Судя по его словам, там действительно нечто супер должно было выйти. По накалу страстей и эмоций — почище любого «Титаника», так он сказал. «Титаник» она не смотрела, естественно, — слезные мелодрамы были ей ненавистны, в них ничего не было от реальности. Но его фраза прозвучала многообещающе.
Вот об этом она и думала, когда шла домой. Поэтому и не заметила этого типа — то есть не сразу заметила. Потому что уж слишком непривычно это было — идти по улице в такую рань, да еще и думать.
Вообще вся ее жизнь из-за этой чертовой истории изменилась. Она, как правило, ложилась поздно, и вставала не раньше одиннадцати, и дни проводила бездумно, красясь, одеваясь, гуляя по магазинам и бутикам, встречаясь с кем-нибудь, слушая музыку, листая яркие журналы, не вчитываясь особенно в текст. А тут все время мысли были в голове. И даже когда гуляла, не глядела по сторонам как обычно, не улыбалась про себя, представляя, как смотрится со стороны и какое впечатление производит на окружающих, не отмечала взглядом засмотревшихся на нее мужчин, не предвкушала приятный вечер и, возможно, не менее приятную ночь с кем-нибудь из них.
Нет, теперь она постоянно думала. В основном, конечно, о приятном. О том, как фантастически смотрится ее фото в газете, и как классно она выглядела на экране, и что лучше бы надеть в следующий раз перед съемкой — а она не сомневалась, что съемки еще будут обязательно, — и какую фотографию отдать в газету для следующей статьи и в другие газеты, которые ею наверняка уже заинтересовались, просто как найти ее, не знают. Но и не совсем приятные мысли тоже, увы, проскальзывали. И все вместе напрочь забивали ее не привыкшую думать голову.
Так что она не заметила этого типа — и чуть не врезалась в него. Хотя он-то наверняка давно ее заметил.
Как только она появилась в поле его зрения. И стоял у ее подъезда и смотрел, как она приближается, определяя, она это или нет.
— Ну ты даешь — людей-то сшибать! — Парень, на которого она подняла глаза — высокий, худой, в черном костюме с черной рубашкой и узких темных очках, — ухмылялся. — Не, я не против — классная девчонка, врезайся сколько хошь, мне по кайфу. А кого другого верняк бы сшибла — только так, на раз-два-три.
— О, простите. — Она сняла очки, улыбаясь ему в ответ, изображая смущение. — Одинокой девушке так непросто живется, у нее столько мыслей…
Она чисто по привычке с ним кокетничала — так сказать, стереотип поведения. Правда, одет он был неплохо, в Версаче, судя по пуговицам, и стоял около большого черного джипа — но все равно был не в ее вкусе. Слишком худой, слишком высокий. И слишком молодой вдобавок — этот минус для нее был важнее всех остальных. Но привычка — великое дело, и потому она не торопилась огибать его, загораживающего ей дорогу к подъезду. Выдавая выверенный временем и опытом набор слов про одинокую девушку, которой нелегко, — немногочисленных слов, но вполне достаточных для того, чтобы дать собеседнику всю необходимую информацию, получив и переварив которую он мог сделать при желании первый шаг. Но этот шагнул совсем не туда.
— Слушай, это не тебя по телевизору показывали — ну что ты взрыв видела? Не, точно ты — один в один. Угадал?
— О, это так приятно, когда тебя узнают… Парень осклабился, вдруг хватая ее за локоть, подталкивая к джипу.
— Но…
— Поехали прокатимся — за жизнь поговорим, покушаем… — Он оглянулся быстро по сторонам, словно ему важно было убедиться, что дворик перед домом по-прежнему пуст. — Ну и вообще…
— О, мне очень приятно, конечно… — Она и вправду оценила, что он обратил на нее внимание, — она это всегда оценивала, хотя таких было много, и большинство обративших на нее внимание ее не интересовали. — Но я не могу сейчас. Мне так жаль, но я очень занята и… Оставьте мне свой телефон — я позвоню обязательно…
Задняя дверь джипа приоткрылась — кто-то изнутри это сделал, — и этот снова подтолкнул ее к машине. Он сильно ее держал, она бы все равно не вырвалась — да она и не вырывалась, она не сомневалась, что он оказался здесь случайно. И слишком плохо воспитан, нагл и самоуверен — и потому выражает свою симпатию и желание столь бесцеремонным способом. И еще она не сомневалась, что легко от него отделается — вот-вот, через секунду буквально, — она умела обращаться с такими.
— Поймите — мне очень приятно, и я рада буду встретиться с таким привлекательным мужчиной, но не сейчас. У меня дела, срочные. И я неподобающе одета, и вообще…
Это было вранье — она не могла выйти на улицу плохо накрашенной. Даже если речь шла о раннем вставании, десятиминутной прогулке за газетой и возвращении домой. И плохо одетой выйти тоже не могла — в ее небольшом, но тщательно подобранном гардеробе не было неподобающей, не соответствующей ее образу одежды. Никаких джинсов, никаких маек, даже для дома. Все кожаное или под кожу, черное или черно-белое, и обувь вся на высоком каблуке, немногочисленная, но дорогая. Так что она всегда соответствовала. И сейчас была в коротком черном виниловом платье и черных тканевых полусапожках с серебряными полосками на затупленных носках.
Но в любом случае он ее не слушал. Неожиданно и как-то очень поспешно, без разговоров и рассуждений, втолкнув в джип и залезая следом. Не слишком вежливо ее пододвигая, чтобы самому там поместиться.
— Поехали, Лех?
Тот, кто сидел за рулем — она видела только коротко стриженную голову, — кивнул, и джип тронулся с места. Не рванул — а именно тронулся. Они явно не боялись, что кто-то что-то заметит, — и этот, который впихнул ее в машину, не особо озирался по сторонам, один раз, кажется, оглянулся. И поэтому она не испугалась случившегося — хотя и обернулась растерянно на оставшийся позади дом. Ей не то что не приходило в голову, кто он и зачем тут, — даже мысль об изнасиловании ее не посетила. Может, потому, что ее это как-то не пугало особо, — она убеждена была, что изнасиловать женщину против ее желания нельзя. И в общем, воспринимала происходящее как нечто странное и лишнее — но не дающее повода для тревоги.
— Слышь, короче, ты не тушуйся, Марина! — Высокий снова усмехнулся, но она отметила, что он знает ее имя и что тон стал равнодушным и даже чуть пренебрежительным, а на улице он с ней по-другому разговаривал. — Да, я — Вова, а это вон Леха, мы пацаны нормальные, тушеваться нечего. Дело у нас к тебе серьезное, Марина. Послушали мы тебя по телевизору — ну и решили, что помочь ты нам можешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104
Судя по его словам, там действительно нечто супер должно было выйти. По накалу страстей и эмоций — почище любого «Титаника», так он сказал. «Титаник» она не смотрела, естественно, — слезные мелодрамы были ей ненавистны, в них ничего не было от реальности. Но его фраза прозвучала многообещающе.
Вот об этом она и думала, когда шла домой. Поэтому и не заметила этого типа — то есть не сразу заметила. Потому что уж слишком непривычно это было — идти по улице в такую рань, да еще и думать.
Вообще вся ее жизнь из-за этой чертовой истории изменилась. Она, как правило, ложилась поздно, и вставала не раньше одиннадцати, и дни проводила бездумно, красясь, одеваясь, гуляя по магазинам и бутикам, встречаясь с кем-нибудь, слушая музыку, листая яркие журналы, не вчитываясь особенно в текст. А тут все время мысли были в голове. И даже когда гуляла, не глядела по сторонам как обычно, не улыбалась про себя, представляя, как смотрится со стороны и какое впечатление производит на окружающих, не отмечала взглядом засмотревшихся на нее мужчин, не предвкушала приятный вечер и, возможно, не менее приятную ночь с кем-нибудь из них.
Нет, теперь она постоянно думала. В основном, конечно, о приятном. О том, как фантастически смотрится ее фото в газете, и как классно она выглядела на экране, и что лучше бы надеть в следующий раз перед съемкой — а она не сомневалась, что съемки еще будут обязательно, — и какую фотографию отдать в газету для следующей статьи и в другие газеты, которые ею наверняка уже заинтересовались, просто как найти ее, не знают. Но и не совсем приятные мысли тоже, увы, проскальзывали. И все вместе напрочь забивали ее не привыкшую думать голову.
Так что она не заметила этого типа — и чуть не врезалась в него. Хотя он-то наверняка давно ее заметил.
Как только она появилась в поле его зрения. И стоял у ее подъезда и смотрел, как она приближается, определяя, она это или нет.
— Ну ты даешь — людей-то сшибать! — Парень, на которого она подняла глаза — высокий, худой, в черном костюме с черной рубашкой и узких темных очках, — ухмылялся. — Не, я не против — классная девчонка, врезайся сколько хошь, мне по кайфу. А кого другого верняк бы сшибла — только так, на раз-два-три.
— О, простите. — Она сняла очки, улыбаясь ему в ответ, изображая смущение. — Одинокой девушке так непросто живется, у нее столько мыслей…
Она чисто по привычке с ним кокетничала — так сказать, стереотип поведения. Правда, одет он был неплохо, в Версаче, судя по пуговицам, и стоял около большого черного джипа — но все равно был не в ее вкусе. Слишком худой, слишком высокий. И слишком молодой вдобавок — этот минус для нее был важнее всех остальных. Но привычка — великое дело, и потому она не торопилась огибать его, загораживающего ей дорогу к подъезду. Выдавая выверенный временем и опытом набор слов про одинокую девушку, которой нелегко, — немногочисленных слов, но вполне достаточных для того, чтобы дать собеседнику всю необходимую информацию, получив и переварив которую он мог сделать при желании первый шаг. Но этот шагнул совсем не туда.
— Слушай, это не тебя по телевизору показывали — ну что ты взрыв видела? Не, точно ты — один в один. Угадал?
— О, это так приятно, когда тебя узнают… Парень осклабился, вдруг хватая ее за локоть, подталкивая к джипу.
— Но…
— Поехали прокатимся — за жизнь поговорим, покушаем… — Он оглянулся быстро по сторонам, словно ему важно было убедиться, что дворик перед домом по-прежнему пуст. — Ну и вообще…
— О, мне очень приятно, конечно… — Она и вправду оценила, что он обратил на нее внимание, — она это всегда оценивала, хотя таких было много, и большинство обративших на нее внимание ее не интересовали. — Но я не могу сейчас. Мне так жаль, но я очень занята и… Оставьте мне свой телефон — я позвоню обязательно…
Задняя дверь джипа приоткрылась — кто-то изнутри это сделал, — и этот снова подтолкнул ее к машине. Он сильно ее держал, она бы все равно не вырвалась — да она и не вырывалась, она не сомневалась, что он оказался здесь случайно. И слишком плохо воспитан, нагл и самоуверен — и потому выражает свою симпатию и желание столь бесцеремонным способом. И еще она не сомневалась, что легко от него отделается — вот-вот, через секунду буквально, — она умела обращаться с такими.
— Поймите — мне очень приятно, и я рада буду встретиться с таким привлекательным мужчиной, но не сейчас. У меня дела, срочные. И я неподобающе одета, и вообще…
Это было вранье — она не могла выйти на улицу плохо накрашенной. Даже если речь шла о раннем вставании, десятиминутной прогулке за газетой и возвращении домой. И плохо одетой выйти тоже не могла — в ее небольшом, но тщательно подобранном гардеробе не было неподобающей, не соответствующей ее образу одежды. Никаких джинсов, никаких маек, даже для дома. Все кожаное или под кожу, черное или черно-белое, и обувь вся на высоком каблуке, немногочисленная, но дорогая. Так что она всегда соответствовала. И сейчас была в коротком черном виниловом платье и черных тканевых полусапожках с серебряными полосками на затупленных носках.
Но в любом случае он ее не слушал. Неожиданно и как-то очень поспешно, без разговоров и рассуждений, втолкнув в джип и залезая следом. Не слишком вежливо ее пододвигая, чтобы самому там поместиться.
— Поехали, Лех?
Тот, кто сидел за рулем — она видела только коротко стриженную голову, — кивнул, и джип тронулся с места. Не рванул — а именно тронулся. Они явно не боялись, что кто-то что-то заметит, — и этот, который впихнул ее в машину, не особо озирался по сторонам, один раз, кажется, оглянулся. И поэтому она не испугалась случившегося — хотя и обернулась растерянно на оставшийся позади дом. Ей не то что не приходило в голову, кто он и зачем тут, — даже мысль об изнасиловании ее не посетила. Может, потому, что ее это как-то не пугало особо, — она убеждена была, что изнасиловать женщину против ее желания нельзя. И в общем, воспринимала происходящее как нечто странное и лишнее — но не дающее повода для тревоги.
— Слышь, короче, ты не тушуйся, Марина! — Высокий снова усмехнулся, но она отметила, что он знает ее имя и что тон стал равнодушным и даже чуть пренебрежительным, а на улице он с ней по-другому разговаривал. — Да, я — Вова, а это вон Леха, мы пацаны нормальные, тушеваться нечего. Дело у нас к тебе серьезное, Марина. Послушали мы тебя по телевизору — ну и решили, что помочь ты нам можешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104